Сын герцога Ричарда Айтверна, он являлся наследником одного из самых влиятельных иберленских семейств. Конечно, те же герцоги Эрдеры или Тарвелы тоже пользовались определенным влиянием, заседая в местном парламенте - но именно Айтверны владели силой магии, будучи первым и самым могущественным из иберленских Домов Крови, как назывались семьи, наследующие дар колдовства.
Три столетия назад все здешние земли принадлежали сидам - странной долгоживущей расе, похожей на людей своим обликом, но не имеющей с ними общих корней. Одним из самых влиятельных знатных родов этой расы был дом Айтвернов - дом, как их еще называли, Драконьих Владык.
Зажженный Древними великий огонь опалил землю - уничтожил города, рассеял народы, иссушил моря. Прежние нации оказались истреблены, языки - забыты. Гаэлы оказались одним из немногих старых племен, переживших столетия тьмы, пока твердыни тогдашних империй лежали в развалинах. Сиды вышли из своих холмов, где обитали прежде, почитаясь легендой. Заявили права на север, изгоняя с него людей. Исцелили его раны - но не смогли этой страны удержать.
Ибо после завершения Великой Тьмы люди вернулись из южных земель, заставив потесниться эльфов и заново заселяя территорию, что стала в итоге Иберленским королевством. Айтверны встали на сторону человечества, со всем радушием приняли смертных в своих владениях - и сделались в итоге первыми из вассалов тарнарихских королей. Правящий дом Карданов оказался связан с Айтернами узами дружбы, не раз скрепленной брачными союзами.
Когда иные из тогдашних повелителей фэйри выступили против юного Иберлена, желая уничтожить его - Айтверны поддержали Карданов, отогнав своих сородичей на далекий север, за Каскадные горы. В те годы род людской пребывал в дикости - но Айтверны первыми выразили желание возродить наследие давно погибшей Империи Света. Именно они созвали впервые совет чародеев и долгие годы возглавляли и направляли его. Именно они говорили, что долг Домов Крови - стать опорой, которая поможет подняться человечеству из хаоса и разорения последней тысячи лет.
И именно их, еще тогда, в Таэрверне, старый лорд Финниган обозначил сыновьям главными противниками семьи Фэринтайнов. "Ричард упрямый болван, - говорил лорд Финниган, упрямо хмурясь. - Он верит, что достаточно передать разработки наших ученых невежественным тупицам, называющим себя королями и графами, и на свете сразу наступят порядок и мир. Прежде такая наивность нередко оказывалась преступной и влекла за собой ужасающие последствия. Я не думаю, что смогу договориться с Ричардом, но в Совете он пользуется определенным влиянием. Попробуйте встретиться с кем-то из его окружения, найти с этими людьми общий язык, передать им мои доводы - возможно, это будет полезно. Ведь полезно бывает иметь союзников во вражеском стане". Лорд Финниган всегда предпочитал откровенность и прямоту, и наказ сыновьям дал ясный. Этот наказ Остин и постарался исполнить, оказавшись в Тарнарихе.
Сделать это оказалось совсем несложно. Единственный доживший до совершеннолетия прямой наследник Ричарда Айтверна, юный Патрик, вел активную светскую жизнь, и охотно свел знакомство со вторым сыном герцога Фэринтайна. Несколько раз молодые люди ходили вместе на конские бега, посещали картинную галерею, совершали променад по бульварам иберленской столицы, а сегодня, ни свет ни заря, Патрик и вовсе явился к Остину в гости. Юный Айтверн принялся пить и жаловаться на парламентские дрязги. Пользуясь случаем, Остин Фэринтайн с готовностью излагал ему взгляды своего отца, исполняя полученный от лорда Финнигана приказ - однако в голову постоянно лезла навязчивая мысль, что как он сам осторожно изучает Патрика Айтверна, норовя войти ему в доверие, так и Патрик Айтверн изучает его.
Наследник Драконьих Владык казался приветливым и открытым. Он доверительно делился своими наблюдениями о разных житейских происшествиях, непринужденно перескакивая с политики на поэзию и драматургию и обратно, и видел, казалось бы, в молодом Фэринтайне доброго товарища. Однако иногда, совсем редко, когда Фэринтайн становился вдруг рассеянным, хмельным или слегка задремавшим, взгляд Айтверна на долю секунды делался вдруг внимательным и цепким, неотрывно наблюдающим за ним. Один раз Остину даже почудилось, верно с перепою, что зрачки приятеля, отражая горящий в камине огонь, становятся узкими и вытянутыми, как кошачьи.
Или драконьи.
Фэринтайны - не люди. Породнились с людьми, живут как люди, старятся лишь на каких-то сорок лет позже людей, но все же не люди. Высокие сиды из Дома Единорога, выходцы из Волшебной Страны, они отличаются от простых смертных самой своей внутренней сутью. Но и Айтверны - тоже не люди. Даже среди наделенных магией Домов Крови Айтверны держатся особняком. Они происходят от драконов - так говорят сказки. Остин Фэринтайн совершенно не знал, что это означает на практике, происходить от дракона. В крылатого монстра ни Патрик, ни его отец оборачиваться явно не умели. Но нечто чуждое в них все равно чувствовалось.
Когда молодые люди забирались в ожидавшую их у входа в особняк карету, Патрик Айтверн пошатнулся на ступеньке и едва не упал, не поддержи его за локоть слуга. В этот момент ощущение исходящей от него чуждости уменьшилось. Но лишь ненамного.
- Кто утром пьет, тот к вечеру есть пьяный, - процитировал Остин строчку из монолога Клавдии в третьем акте "Феерии". Патрик в ответ лишь поморщился и принялся набивать трубку табаком.
Заморские товары, подобные этим странным толченым листьям, а также кофе и шоколаду, лишь недавно вошли в быт тарнарихской аристократии. Их привозили из далекого королевства Медос, лежавшего на западных рубежах бывшей Империи Света, по баснословным ценам. Против шоколада Остин ничего не имел, как и против горького кофейного напитка, оставлявшего по себе чувство приятной взбудораженности, а вот курение листьев табака казалось ему странной привычкой. Едкий дым забивался в ноздри и вызывал желание чихать. Патрик курил, однако, невозмутимо, временами поглядывая в окно.
Ехать до "Молнии", наиболее богемного городского театра, куда пускали лишь самую приличную публику, было недолго - минут пятнадцать от силы. За это время Остин вволю успел налюбоваться местными видами, уже даже немного наскучившими. Дома здесь строили, безусловно, красивые - с изящными фронтонами, с подпирающими портики колоннами, с прихотливой лепниной и тонкими баллюстрадами. В последние годы таэрвернский Верхний Город тоже начали украшать подобными зданиями - но до здешнего роскошества им было еще далеко. Каждый дворянин словно бы пытался перещеголять товарища, построив себе куда более роскошный дворец, чем имевшиеся у соседей по кварталу. В некоторых домах было и вовсе по четыре, по пять этажей. На улицах было людно и шумно - проносились экипажи, спешили прохожие. Самый большой город континента, Тарнарих по последней переписи насчитывал девятьсот тысяч жителей, а скольких приезжих, рабочих и бродяг, ютившихся в ночлежках нижних кварталов, эта перепись не учла?
За изысканной оберткой Тарнарих скрывал в себе зловонное нутро, и Остину было страшно представить, сколько бедняков работает впроголодь в здешних мастерских и фабриках ради того, чтоб высокие лорды содержали свои усадьбы в подобающей им роскоши. Конечно, в Эринланде аристократы тоже пользовались трудом верных им вассалов и арендаторов - но до такой степени изнеможения, как тут, их не доводили. Улицы окраин Тарнариха полнились измученными, исступленными людьми. "У цивилизации есть своя темная сторона", с усмешкой говорил лорд Финниган, и теперь Остин хорошо понимал правоту отца.
Когда карета проезжала из черного гранита сложенное здание сенатского дворца, пятном ночи темнеющее на фоне окрестных беломраморных особняков, Патрик высунулся из окна экипажа и выпустил прямо в сторону величественного фасада густое кольцо дыма.
- Лорд Айтверн, я слышал, эта смесь вредна для здоровья, - не удержался от замечания Остин. Сарказм помогла ему избавиться от невеселых мыслей. - Семейный лекарь предостерегал нас с братом против подобных пристрастий, - прибавил он с неодобрением.
Патрик поглядел на Фэринтайна рассеянно:
- А вино и бренди, что ты употребляешь каждый вечер, безусловно полезны?
- В разумных количествах.
- В разумных. Представь, я по обычаю своих предков выдыхаю огонь, - Айтверн отряхнул от пепла золотистой ниткой расшитые белые манжеты камзола. - Следовать же семейным традициям - разумно?
Остин предпочел промолчать. Он почувствовал внезапную усталость. Ему говорили, что Айтвернам свойственен ернический до невыносимости нрав, и этот мальчишка, кажется, в полной мере подтверждал россказни о своем семействе.
На мгновение молодому Фэринтайну стало невесело. Как ни крути, при Айтверне он исполнял роль не то соглядатая, не то шпиона - и не мог сказать, что подобное занятие так уж ему по душе.
- Не нужно заранее грустить, - улыбнулся Патрик, будто почуяв настроение друга. - Мы все же едем на комедию, не на драму.
Остин только и смог, что усмехнуться в ответ.
Украшенная фонтаном площадь перед "Молнией" уже полнилась собравшимся на популярный спектакль народом. От размалеванных гербами карет рябило в глазах, лорды и леди в роскошных костюмах и платьях, окруженные гвардейцами и лакеями, выбирались из экипажей, чтоб присоединиться к собравшемуся здесь блистательному обществу. Сверкали драгоценные камни на дорогих нарядах, опускались и взлетали веера, темнели причудливые маски, скрывая лица некоторых предпочитающих сохранить инкогнито особ.
При виде Патрика многие из явившихся в театр лордов менялись в лице, будто увидев кого-то, кого увидеть здесь и сейчас отнюдь не желали. Молодой Айтверн лишь усмехался. Учтиво целовал тонкие руки дамам, кланялся кавалерам. Его манеры оставались в высшей степени безукоризненными, лицо - приветливым, взгляд - ровным.
- Леди Деран? Какая чудесная встреча, вам идут лиловый и сиреневый. Придерживайтесь этих цветов и дальше, они будто скрадывают ваш степенный возраст. Лорд Рокстон? Чудесная трость, и волчья голова вырезана изумительно. Уверен, все ваши враги трясутся от страха - вернее, чем от мечей ваших воинов. Лорд Пэтчер? Вы уже почти не хромаете и не трясетесь после той подагры. Не иначе, выписанный из Мартхада лекарь знает свое дело весьма хорошо? - от каждого отпускаемого Патрика комплимента веяло насмешкой, подчас неприкрытой. Насколько Остин Фэринтайн привык считать себя наглецом, сейчас его спутник будто вознамерился его перещеголять.
"Патрик все же зол после вчерашних дебатов, - понял эринландец. - И зол настолько, что уже не имеет сил это скрывать. Если кто-то из присутствующих окажется достаточно смел, чтоб вызвать чародея Конклава на дуэль - щенок будет этому только рад". Фэринтайн порадовался, что сам явился в театр при мече - будет одолжить Патрику, если того все же вызовут на бой, а то носимый молодым Айтверном кинжал выглядел слишком уж несерьезно.
Поднявшись по ведущим в вестибюль "Молнии" широким ступеням, отпуская один за другим оскорбительные комплименты встречающимся по пути благородным дворянам, сын лорда Ричарда едва все же не сбился с шага, когда путь ему преградил прямо в дверях высокий сухопарый старик, держащий ладонь на рукояти кавалерийского клинка.
- Герцог Тарвел, - голос Патрика остался невозмутимо любезным, однако определенное напряжение в нем чувствовалось, - вот уж не ждал обнаружить в вас поклонника драматургии.
- Я, возможно, и не любитель всех этих фривольных сценок, - сообщил Железный Лорд Стеренхорда, один из самых влиятельных дворян Иберлена, сухо, - но раз уж к ним питают склонность мои друзья и соратники, было б неразумно не посмотреть, что за модное зрелище затмило им разум.
- Разумно, - Патрик изысканно поклонился, - кто не идет в ногу с новым веком, тот неизбежно будет им похоронен.
Джеральд Тарвел посмотрел на Айтверна внимательно и строго:
- Вы сторонник двусмысленных трюизмов, как о вас и говорят, юный сэр.
- Всего лишь слежу за языком, дабы тот не заржавел, - тон Патрика сделался слегка натянут. - Это ведь тоже в своем роде клинок, сэр.
- Возможно, - голос герцога Тарвела был холоднее, чем льды на вершинах Каскадных гор, - однако осмелюсь себе заметить, сударь, в мои молодые годы благородные господа предпочитали пользоваться настоящими мечами - теми, что висят у пояса, а не теми, что болтаются между зубов. При вас же я не вижу ни меча, ни сабли - только лишь дагу. Вы ей, небось, баранину режете на банкетах?
- Я вообще ношу с собой эту железку только приличия ради, - Патрик неожиданно расслабился, словно ощутил себя наконец в привычной себе стихии. - Вы уж простите великодушно, герцог Тарвел, сознаю, вам непросто будет принять подобное. Однако век меча и секиры минул - и минул, я надеюсь, безвозвратно. В дни вашей молодости судьбы мира решали сталь и огонь, требюшет и атака рыцарской конницы. Теперь миром правят хартии и альянсы, перо и чернила, соглашения и договоры. В этих делах я такой же умелый генерал, как вы были в своих. Вот только ваше время прошло, а мое - настает.
- Вы хорохоритесь, Айтверн.
- Нет. Это вы и ваши клевреты норовите меня запугать, а я отвечаю вам - запугать не выйдет. Полноте, сударь. Мне ли не знать приемы, какими ваша клика по старинной привычке пользуется? Что будет дальше, на пару моих гвардейцев в переулке нежданно нападут разбойники или свалится кирпич? Я вас умоляю, обойдемся без такой чепухи, - голос Патрика сделался тихим и свистящим, как змеиный шепот. - Я знаю, кто вы, а вы знаете, кто я. Довольно мне сказать одно только слово - и королевские инспектора явятся в ваш домен, разбирая, сколько податей вы не уплатили за прошлый и позапрошлый год, сколько судебных решений ваши бейлифы вынесли в обход государственных законов, сколько золота и серебра ваши приказчики не отдали в казну. Не заставляйте меня переходить от угроз к действиям, герцог.
Джеральд Тарвел смотрел на Патрика молча, наверно, с минуту. Тяжело вздыхал, топорща седые усы. Сжимал сильной рукой костяной эфес. Остин аж затаил дыхание, наблюдая, чем кончится перепалка. О Тарвеле он знал, что тот является одним из главных сенатских лоббистов Гильдии фабрикантов и Гильдии свободной торговли - и также едва ли не главным противником всевластия Конклава. Все последние десять дет Джеральд Тарвел неуклонно старался воспрепятствовать инициативам Ричарда Айтверна, а потом и его сына - и сторонников у него в этом деле нашлось немало. Промышленный переворот, начатый силами Конклава, и вовсе вызывал у Тарвела оскомину напополам с зубной болью. Он называл эту затею предательством интересов королевства, апеллируя к убыткам всех свободных мануфактурщиков и занимающихся мелкой торговлей джентри, которые неизбежно разорятся, если развертываемая сейчас в предместьях столицы сеть заводов станет массовой и охватит весь Иберлен.
Наглость, с которой Патрик держался, Фэринтайна удивила. Он не знал, в самом ли деле молодой Айтверн вхож к королю Грегору настолько, чтоб иметь возможность уверенно разбрасываться подобными угрозами - но держался сын лорда Ричарда уверенно, будто и не сомневался в весомости своих слов.
Наконец герцог Тарвел тяжело сказал:
- Я полагал, вы станете мне грозить своим богопротивным колдовством.
- Полноте, - ответил Патрик беспечно. - Грозить вам оружием, которого нет у вас, но которое есть у меня? Это было бы недостойно, а я все-таки, как и вы, рыцарь. К тому же, желай я применить чары, мне пришлось бы вас убить, а разве кто-то из нас желает чьей-то смерти, лорд Джеральд? Вы не присылали мне вызова на дуэль, да и я вам тоже не присылал. И к чему было бы лишать Стеренхорд столь достойного и уважаемого своими вассалами сеньора? Нет, позвольте, касаться в разговоре магии было бы омерзительно некрасиво. Вы - верный слуга нашего пресветлого короля и я его также верный слуга. У нас бывают разногласия, но это не повод опускаться до угроз смертоубийства, тем более смертоубийства при помощи инструмента такого низменного, как колдовство. Я ваши слова понял - и надеюсь, вы поняли мои.