Она и Алан (сборник)
Роман «Она и Аллан» публикуется на русском языке впервые.
Печатается по изданию: Г. Р. Хаггард. Нада. – СПб.: П. П. Сойкин, 1904
Знак информационной продукции 12+
Об авторе
В 1875 году, получив должность секретаря при английском губернаторе южноафриканской провинции Наталь, Хаггард начинает изучать быт и нравы зулусов, много путешествуя по стране. Туземцы с симпатией относились к любознательному англичанину, прозвав его «Инданда» («Человек высокого роста и доброго нрава»). Активная деятельность Хаггарда была отмечена правительством, и в 1878 году он получает пост управителя и регистратора Верховного суда в Трансваале.
Узнав, что его невеста Лили Джексон вышла замуж за преуспевающего банкира, Хаггард возвращается в Норфолк и женится на сестре своего друга Мариане Луизе Марджитсон. Но любовь к Лили не проходит. Всю жизнь он будет страдать от этого неразделенного чувства, воплощая мечту о Лили в ярких образах героинь своих книг: Клеопатре, Аише, прекрасной Маргарет, дочери Монтесумы.
Вместе с семьей Хаггард снова уезжает в Африку, решив заняться фермерским хозяйством. Но эта идея сменяется другой. Интересные наблюдения, записываемые в дневник, приводят Хаггарда к мысли о литературной карьере. Он с головой погружается в работу и в 1885 году, вернувшись в Англию, публикует свою первую книгу – краткую историю Трансвааля. Еще два года проходят в творческих поисках, пока однажды не состоялся знаменитый спор с братом, посчитавшим, что Генри не сможет создать роман в духе «Острова сокровищ». Заключив шуточное пари на 5 шиллингов, Хаггард всего за 6 недель пишет «Копи царя Соломона», книгу, после публикации которой он, что называется, проснулся знаменитым. Роман о приключениях африканского охотника Аллана Квотермейна (альтер эго самого писателя) имел поистине феноменальный успех у читателей, незамедлительно потребовавших продолжения. К образу этого героя Хаггард возвращался не раз.
В 1887 году писатель публикует свой второй великий роман – «Она», историю бессмертной белой богини Аиши, обитающей в дебрях Африки. Эта книга вызвала массу восторгов и подражаний, записав Хаггарда в число предтеч ныне популярного жанра фэнтези.
После поездки в Египет из-под пера Хаггарда выходят еще два выдающихся романа: «Клеопатра» и «Мечта мира». Первый является весьма оригинальной трактовкой истории последней великой царицы Верхнего и Нижнего Египта. Второй рассказывает о судьбе Одиссея.
Человек неуемной энергии, Хаггард был также известен как политический деятель и публицист. Он баллотировался в парламент, был участником и консультантом всевозможных правительственных комитетов и комиссий по делам колоний. Строгий викторианец и пылкий патриот, Хаггард всегда считал себя защитником нации и культуры. В 1912 году в награду за труды во благо Британской империи он был возведен в рыцарское звание. Скончался писатель 14 мая 1925 года в Лондоне.
Избранная библиография Г. Р. Хаггарда:
«Копи царя Соломона» (King Solomon's Mines, 1885)
«Аллан Квотермейн» (Allan Quatermain, 1887)
«Она» (She: A History of Adventure, 1887)
«Клеопатра» (Cleopatra, 1889)
«Мечта мира» (The World's Desire, 1890)
«Нада» (Nada the Lily, 1892)
«Дочь Монтесумы» (Montezuma's Daughter, 1893)
«Принцесса Баальбека» (The Brethren, 1904)
«Прекрасная Маргарет» (Fair Margaret, 1907)
«Она и Аллан» (She and Allan, 1921)
Нада
Введение
Несколько лет тому назад, как раз за год до зулусской войны, один европеец путешествовал по Наталю. Имя его не имеет значения, так как не играет никакой роли в этой истории.
Путник вез с собой два фургона с товаром и направлялся в Преторию. Погода стояла холодная, трава росла редко, а иногда ее и вовсе не было, что представляло немалое затруднение для прокорма волов и усложняло путешествие. Европейца соблазняла, однако, высокая ценность его груза в это время года, что могло восполнить его траты в случае потери скота. Он храбро продвигался вперед. Все шло хорошо до маленького города Стангера, на берегах реки Дугузы, где находился крааль Чаки, первого короля зулусов, приходившегося дядей Кетчвайо.
В первую же ночь после отбытия из Стангера погода значительно посвежела, густые серые облака заволокли небо и скрыли звезды.
«Да, если бы я не знал, что нахожусь в Натале, я сказал бы, что надвигается снежная буря, – подумал про себя европеец. – Я часто видел такое небо в Шотландии – оно всегда предвещало снег!»
Затем он вспомнил, что в Натале уже много лет не бывало снега, эта мысль отчасти успокоила его. Европеец выкурил трубку и лег спать под навесом одной из повозок. Среди ночи его разбудили ощущение сильного холода и слабое мычание волов, привязанных к повозкам. Он высунул голову из-под навеса и осмотрелся. Земля была покрыта густым слоем снега, в воздухе носились бесчисленные снежинки, разгоняемые холодным резким ветром. Путешественник вскочил, поспешно натягивая на себя теплую одежду, и стал будить кафров, спавших под прикрытием повозок. Не без труда удалось вывести их из оцепенения, которое уже начинало овладевать ими.
Кафры вылезли из-под повозок, дрожа от холода, закутанные в меховые одеяла.
– Живо, ребята! – обратился он к ним на зулусском наречии. – Живо! Что ж вы хотите, чтобы скот замерз от снега и ледяного ветра? Отвяжите волов и загоните их между повозками, они хоть немного защитят их!
С этими словами он зажег фонарь и соскочил с повозки в снег.
С большим трудом удалось наконец кафрам отвязать волов, закоченевшие пальцы плохо повиновались им, когда пришлось развязывать замерзшие веревки.
Повозки были выдвинуты в ряд, и в пространство между ними загнали всех тридцать шесть волов, которых и привязали с помощью веревок, накрест протянутых между колесами. Покончив с этим делом, европеец снова взобрался на свою холодную постель, а дрожавшие от холода туземцы, подкрепившись ужином, расположились во второй повозке, натянув на себя парусину от походной палатки. На некоторое время водворилась тишина. Изредка раздавалось лишь беспокойное мычание столпившихся быков.
«Если снег не перестанет, я потеряю свой скот: он не вынесет этого холода», – думал про себя европеец.
Не успел он мысленно выговорить эти слова, как послышались треск порванных веревок и громкий топот копыт. Европеец снова выглянул из повозки. Волы, сбившись в кучу, бросились бежать и скоро исчезли в темноте ночи, ища защиты от холода и снега.
Через минуту они совершенно исчезли из виду. Делать было нечего, оставалось лишь терпеливо ждать рассвета. Наступившее утро осветило местность, густо засыпанную снегом. Предпринятые поиски ни к чему не привели.
Волы быстро убежали, и следы их занесло свежевыпавшим снегом. Европеец призвал на совет кафров и спросил, что теперь делать. Один советовал одно, другой – другое, но все были согласны с тем, что надо дождаться, пока не растает снег, прежде чем что-либо предпринять.
– Или пока мы сами не замерзнем, дураки вы такие! – возразил угрюмо европеец. Он был сильно не в духе, что, впрочем, было вполне естественно. Европеец терял по меньшей мере четыреста фунтов стерлингов на одних пропавших волах. Наконец один из слуг выступил вперед – до этой минуты он упорно молчал, – погонщик первой повозки.
– Отец мой, – обратился он к европейцу, – вот что я скажу. Волы пропали, а следы их заметены снегом. Никто не знает, куда они побежали, живы ли они или представляют собой груду костей, но там, внизу, в краале, – указал он рукой на несколько шалашей, расположенных на склоне холма, – приблизительно в двух милях отсюда, живет колдун по имени Звите. Он стар, очень стар, но обладает знанием, и если кто может сказать вам, отец мой, где находятся пропавшие волы, то это он!
– Что за глупости! – ответил ему европеец. – Но так как в краале будет не холоднее, чем в этой повозке, пойдем туда и, пожалуй, спросим Звите. Принеси-ка бутылку джина и немного нюхательного табаку для подарков!
Час спустя европеец уже находился в шалаше старого Звите. Путешественник увидел перед собой очень старого человека, от него остались почти одни кости. Старик ослеп на оба глаза, и одна рука, а именно – левая, была мертвенно бледная и сморщенная.
– Чего ты хочешь от старого Звите, белый человек? – спросил старик тоненьким голосом. – Ведь ты не веришь мне? Не веришь в мое знание? Зачем же мне помогать тебе? А все же я исполню твое желание, хотя оно и противно вашим законам, а ты нехорошо поступаешь, обращаясь ко мне. Но я хочу доказать тебе, что не все ложь в нас, зулусских колдунах, и помогу тебе. Ты хочешь знать, отец мой, куда девались твои волы, прячась от холода? Не так ли?
– Совершенно верно! – ответил европеец. – У вас длинные уши!
– Да, отец мой. У меня длинные уши, хотя и говорят, что я стал глохнуть. У меня и глаза зоркие, хотя я и не вижу твоего лица. Дай мне послушать! Дай посмотреть!
Старик замолчал на несколько минут, мерно раскачиваясь взад и вперед, и наконец заговорил:
– У тебя ферма там, внизу, около Пайнтауна, не так ли? Ага! Я так и думал, а на расстоянии часа езды от твоей фермы живет бур. У него только четыре пальца на правой руке. На ферме этого бура есть роща, и в ней растут деревья мимозы. В этой самой роще ты найдешь своих волов – да, да, на расстоянии пяти дней пути отсюда ты найдешь всех своих волов. Я говорю – всех, отец мой, но на самом деле всех, кроме трех: большого черного африканского вола, маленького рыжего зулусского однорогого и пестрого волов. Этих трех ты не найдешь, они погибли в снегу. Пошли людей и тогда найдешь остальных. Нет, нет! Я не прошу награды! Я не делаю чудес за плату, к чему мне? Я и так богат!
Европеец стал смеяться, но в конце концов, такова уж в нас сила веры в сверхъестественное, он послал людей в указанное место. И что же? На одиннадцатый день пребывания европейца в краале Звите посланные вернулись и пригнали всех волов, за исключением трех. После этого европеец больше не смеялся. Эти одиннадцать дней он провел в одном из шалашей крааля старого Звите. Каждый день он приходил к нему и беседовал с ним. Часто такие беседы продолжались далеко за полночь. На третий день он спросил Звите, почему его левая рука такая белая и сморщенная и кто такие Умслопогаас и Нада, о которых он мельком упомянул несколько раз. Тогда старик поведал ему историю, изложенную в этой книге. День за днем старик рассказывал, пока не довел ее до конца. История эта не вся записана в этой книге, некоторые части ее могли быть забыты, другие пропущены. Автор не мог также передать всю выразительность зулусского наречия, не мог также создать точный образ рассказчика. На самом деле он не только рассказывал свою историю, но воспроизводил ее действиями.
Если приходилось говорить о смерти воина, он, ударяя палкой, показывал при этом, куда попал удар и как упал сраженный.
Если история затрагивала грустные факты, он стонал и даже иногда плакал. Старик говорил разными голосами, причем каждое из действующих лиц имело особый голос.
Этот старый, сморщенный человек, казалось, вновь переживал прошлое.
Прошлое само говорило со слушателем, повествуя о делах, давно забытых, о делах, никому более не известных.
Европеец записал рассказ старика Звите, как сумел, по возможности так, как излагал его старик. Сама же история Нады и тех, чьи жизни были тесно связаны с ней, произвела на него настолько сильное впечатление, что он пошел дальше и напечатал свои записки, для того чтобы и другие могли судить о ней. Теперь роль его кончена.
Пусть тот, кого называют Звите, но который на самом деле носит другое имя, начинает свой рассказ.
Глава 1. Пророчества юного Чаки
Вы просите меня, отец мой, рассказать про юношу Умслопогааса, прозванного впоследствии Булалио Убийца, который владел Виновником Стонов, топором с рукоятью из клыка носорога, и про его любовь к Наде – самой прелестной женщине племени зулусов?
История эта длинная, но вы пробудете здесь не одну ночь, и если я буду жив, то расскажу ее вам до конца.
Приготовьтесь, отец мой, услышать много грустного, даже теперь, когда я вспоминаю о Наде, слезы подступают к омертвелой роговой оболочке, которая скрывает солнечный свет от моих старых глаз!
Знаете ли вы, кто я, отец мой? Нет, наверное, не знаете. Вы думаете, что я старый колдун Звите. Так и люди думают уже много лет, но и это не мое настоящее имя. Мало кто знал его. Я хранил его затаенным в сердце, потому что, хотя я и живу теперь под защитой законов белого короля, а великая королева считается верховным вождем моего племени, но если бы кто узнал мое настоящее имя, то и теперь ассегай мог бы найти дорогу к этому сердцу!
Взгляните на эту руку, отец мой, нет, не на ту, которая иссушена огнем, посмотрите на мою правую руку. Вы видите ее, а я не вижу, потому что слеп, но я помню ее такой, какой она была когда-то. Ага!
Я вижу ее красной и сильной, красной, потому что она обагрена кровью двух королей.
Слушайте, отец мой, наклоните ухо ко мне ближе и слушайте. Меня зовут Мопо! Ага! Я чувствую, что вы вздрогнули, вздрогнули так, как дрогнул отряд Пчел, когда Мопо выступил перед ними и с ассегая в его руках кровь короля Чаки медленно капала на землю.
Да! Я тот самый Мопо, что убил короля Чаку. Мы убили его вместе с принцами Дингааном и Умхланганом, но рана, лишившая его жизни, была нанесена моей рукой. Не будь меня, никогда бы его не убили.
– Что вы говорите? Дингаан погиб при Танголе!
– Да, да, он погиб, но не там, он погиб на горе Призраков и лежит на груди каменной колдуньи, которая сидит там, на вершине, в ожидании конца мира. И я был на горе Призраков. В то время ноги мои двигались быстро, а жажда мести не давала мне покоя.
Я шел весь день и к ночи нашел его. Я да еще другой, и мы убили его. Ха! Ха! Ха! Зачем я вам все это говорю? Что это имеет общего с любовью Умслопогааса и Нады, по прозванию Лилия? А вот сейчас скажу вам. Я заколол Чаку из мести за мою сестру Балеку – мать Умслопогааса, и за то, что он умертвил моих жен и детей. Я и Умслопогаас убили Дингаана за Наду – мою дочь!
В этой истории встречаются великие имена, отец мой, эти имена известны многим. Когда импи дико выкрикивали их, идя на приступ, я чувствовал, как горы содрогались, я видел, как вода трепетала в своем русле. Где они теперь? Их нет, но белые люди записывают имена их в книги. Я – Мопо – открыл врата вечности носителям этих имен. Они вошли в них и больше не вернулись. Я обрезал нити, привязывавшие их к земле, и они сорвались. Ха! Ха! Они сорвались! Может быть, и теперь падают, а может быть, ползают по своим опустевшим жилищам в образе змей. Жаль, что я не могу узнать этих змей, чтобы раздавить их под своим каблуком.