И тут меня взяла такая злость и обида... Я ведь хотел... Чего? Я и не надеялся ни на что и просто испытывал к нему чувства. Меня отвергли на пустом месте. Я сейчас даже боли не чувствовал, только злость на всех... Я не был виноват в том, что случилось. Да и что такого в любви к парню?! Разве бывает плохая любовь?! Я искренне не понимал, как можно так слепо следовать общественному мнению?! Ведь я его друг, а он и не попробовал меня понять... Унизил, оскорбил.
– Будешь? – я вздрогнул, оглядываясь. Билл протягивал мне сигарету.
– Больно нужно! – я оттолкнул ладонью его руку, коснувшись кисти. Не хочу никого видеть...
Я и не помнил, когда мне было настолько хреново, что я уходил гулять по городу в одиночестве. Друзья всегда были рядом со мной. Боня, Марк и Маркус сопровождали меня везде, и я считал, что я для них важен...
На улице начинало темнеть, когда я добрался до давно закрывшейся бензоколонки. Тут мы с друзьями, наверно, уже бывшими, часто веселились, притаскивая с собой кассетный магнитофон. Это было здорово, и в то время мне казалось, что нет ничего приятнее этих минут...
Я уселся на старую раму от автомобиля, которая стояла тут уже не один десяток лет. Эту дорогу закрыли года три назад, а спустя пару месяцев прекратила своё существование и эта автозаправка.
Как же мне одиноко сейчас. Хотелось курить, но сигареты остались дома. Мне бы побить кого-нибудь, ну, или что-нибудь. Внутри я злился, ненавидел, в тысячный раз возвращаясь в тот вечер, вспоминая поцелуй... Я ведь был неописуемо счастлив. Да, чёрт меня побери! Я был счастлив, когда целовал лучшего друга! Да, я урод! Но я не заслужил...
– Томми, клиента ждешь?!
– Или тебя уже поимели?
Откуда они тут взялись? Недалеко от меня стояли Маркус и Боня.
– Отвалите, чего вы вмешиваетесь? – оскалился я. – Мы с Марком сами разберемся!
– Не вмешивай Марка в это извращение! – Боня прожигала меня взглядом. – Он не такой! И ты должен понять, что ты больной и тебе нужно лечение!
– Откуда тебе знать?! – я повысил голос. – В этом нет ничего больного! Я просто люблю его!
– Это извращение над любовью! – продолжала она. – Трахать другого мужика в задницу - мерзко!
– Нет, вот ты ответь честно, Том, ты серьёзно любишь мужиков?! – Маркус наслаждался этим. Я всегда знал, что у него был жестокий характер и он получал удовольствие от мучений других людей.
Я молчал. Смелости не хватило признаться.
– Ответь нам, Том, – я и не знал, что Боня настоящий гомофоб, – ты ведь нормальный парень и примешь одно верное решение, да? И мы просто забудем об этом, – Только сейчас я увидел в ее руке деревянную биту. – Ты ведь нормальный парень и то, что случилось, было ошибкой, да? Ты больше не будешь делать так, да?
Я понимал, что могу соврать, что могу уйти от разговора, но внутри меня полыхала ярость, я ненавидел этих двоих!!!
– Мне плевать на вас и ваши предрассудки! Я не вижу ничего плохого в том, чтобы любить человека одного со мной пола...
– А Марк так просил нас поговорить с тобой, говорил, что ты просто совершил ошибку, что ты не такой, – Маркус поморщился. – Он весь сегоднешний день заступался за тебя, винил во всем алкоголь и говорил, что это был простой эксперимент... Он очень надеялся на то, что ты нормальный... Кажется, и он, и мы жестоко обломались...
Они ещё что-то говорили, а я не слышал, осозновая, что все кончено. Потом меня толкнули на землю, я это понял, когда ощутил ужасный прилив боли к лицу... Собственные друзья в этот самый момент пинали меня, стараясь выбить из меня «всю гейскую дурь».
Я дошёл до дома кое-как, молясь, чтобы по пути не встретить больших приключений. Конечно, отделали меня не сильно, я всё-таки отбивался.
Я курил во дворе, вслушиваясь в ночную тишину, глядя на окна домов. В нашем корпусе свет горел только в пяти квартирах и одна из них – соседская. У меня из носа уже не текла кровь, а кулаки неприятно щипало. Я чувствовал солоноватый привкус на губах и хотел бы разрыдаться от бессилия и непонимания, но не смог. Я же мужчина, а мужчины не плачут...
– Что это?! – утром мама увидела мой опухший нос и синяк под левым глазом и была в шоке.
– Шёл в темноте, фонари ведь нигде не горят, врезался в фонарный столб, – и мама, быть может, и повелась бы на эту чушь. Только на кухне сидел ещё младший брат и папа. Последний посмотрел на мои руки и точно определил, что я подрался с кем-то.
Потом у меня состоялся серьёзный разговор с родителями, которые посадили меня под домашний арест до конца каникул. И я был даже этому рад. Да, мне 20 лет и меня до сих пор сажали под домашний арест, да, это было именно так. У меня не было сил даже на то, чтобы злиться.
Провалялся в кровати целый день, мысленно избивая всех троих друзей. Я пока не был в силах называть их бывшими, но это скоро должно было произойти. Было трудно думать плохо о людях, которые долгое время считались близкими. И я совсем не понимал Марка...
Вышел покурить, пришлось вернуться в квартиру, когда понял, что забыл зажигалку. Я чертыхнулся, переплевался весь, но за огоньком сходил. Прикурив, уселся на ступеньки лестницы, чтобы хоть немного расслабиться.
– И поэтому тебе нельзя завести собаку? – этот голос я узнал сразу.
– Ну, ещё потому, что у мамы любимое животное – кошка, а у папы за всю жизнь был только один хомяк, который умер у него на второй день, – брат поднимался по лестнице в сопровождении нашего нового соседа. И как они умудрились познакомиться?!
– Понятно, всего тебе хорошего, – Билл провёл ладонью по его волосам, взъерошив их. Нудный родственник скрылся за дверью квартиры, а мужчина обернулся, заметив меня.
– Все ещё в плохом настроении?
– Какое тебе дело? – снова начал грубить я. Этот мужчина заставлял меня чувствовать себя странно, я злился от того, что не мог понять своих ощущений.
– Просто интересуюсь, – пожал плечами, доставая из кармана пачку сигарет. – Твой брат сказал, что тебя избили...
– А так по мне не видно, – я усмехнулся, ведь вся моя рожа была украшена синяками да царапинами.
– Твои друзья?
– Нет... - отвернулся, потому что не любил врать.
– Нет в этой жизни ничего, из-за чего стоило бы так переживать...
– Откуда тебе знать?
– А откуда тебе знать, что это не так? – он прикурил, медленно подходя ко мне, присел рядом.
Я не знал, как ответить на вопрос этого человека. Для меня вообще было странно разговаривать с ним. И раздражение только росло оттого, что он отвечал вопросом на вопрос. Я украдкой поглядывал на его руки, одна из которых лежала на колене, а пальцами второй он сжимал фильтр сигареты. Узкие запястья и длинные пальцы показались мне красивыми и какими-то особенными, что ли. А левая рука была украшена татуировкой от запястья до кончиков пальцев. Я её плохо разглядел, решив, что нельзя так долго пялиться на него.
– Это из-за того парня, который тебя тут поцеловал? Марк, кажется.
– Скорее, просто из-за самой ситуации... – я затушил сигарету о лесенку и оставил её в пепельнице.
– Из-за поцелуя с парнем?
– А в этой ситуации есть еще что-то странное?
– Не злись, Том. В жизни так случается: чтобы пойти дальше, нужно открыть новую дверь. Двери никогда не открываются просто так, а ключи к ним спрятаны. Для того, чтобы измениться, нужно выйти из зоны комфорта, преодолеть свои страхи и сомнения. Сегодня тебе тяжело и ты не понимаешь того, что происходит вокруг тебя. Ты потерял кого-то очень близкого, чтобы идти дальше... Тебе станет легче, когда пройдёт немного времени.
Я слушал его и понимал, что успокаиваюсь. Была какая-то правда в его словах, в его тихой речи. И я снова не знал, что ему сказать.
– Ничего не происходит просто так, будь готов к переменам в своей жизни...
– Как ты можешь об этом рассуждать, если не знаешь меня и ситуации...
– Любой сможет, тебя волнует другое – каким образом я догадался о твоей печали. Да?
– Ты психиатр или психолог, – буркнул я, – ничего удивительного в этом нет.
– Не совсем так, просто все люди что-то скрывают, но делают это по-разному. Ты держишь всё на поверхности, надеясь, что никто не узнает твоей тайны. Не так ли?
– Какой тайны? – я сложил руки на груди и прищурился, глядя на него.
– Тебе нравятся мальчики, Том, – усмехнулся, поднимаясь с лестницы. Я так и сидел, ожидая от него продолжения. И он продолжил, остановившись у своей двери, чтобы затушить окурок о пепельницу. – Ты смотришь на меня по-особенному... – изогнул бровь, скрываясь за дверью.
Я почувствовал странный прилив крови к лицу, мне стало жарко и немного стыдно. Но я ведь не думал никогда о нем в таком контексте? Не думал. И смотрел я на него просто потому, что он был новым человеком в моём окружении, а ещё он отличался от всех остальных.
Пока дошёл до реки, чуть не сдох. Солнце палило слишком сильно, песок под ногами был горячим, ступни исчезали в нем. Я подошёл к компании ребят, с которыми учился в одной группе. Мы трепались о всяком, искупались, мне нужно было возвращаться домой, ведь домашний арест никто не отменял. Я уже попрощался с парнями, когда к нам подошёл Маркус...
– Трюмпер, чего, новую жертву себе выбираешь? – я захотел исчезнуть. Он ведь не станет рассказывать всем?!
– Ладно, мне пора!
– Погоди, Том, – Оливер остановил меня, – чего это ты такой побитый?! – нашёл время, когда спрашивать, раньше не мог спросить? Страх липкими лапами сковывал меня, я чувствовал, что лучше уйти.
– А геи всегда битые ходят, – я же говорил, эта мразь не могла промолчать. Парни начали ржать, принимая реплику Маркуса за очередную шутку, только у меня уже сердце в пятки ушло.
– А если серьёзно? – Сэм закончил смеяться.
– Подрался, – как можно спокойнее произнёс я.
– Парни, вы прикалываетесь, что ли? – заткнись, заткнись, заткнись! – Наш Томми – гей, – ошибка природы.
– Не неси ерунды! Том, дай ему в глаз, чтоб меньше болтал.
На мгновение все замолчали, видимо осмысливая и переваривая полученную информацию.
– Он засосал нашего Марка в губы, когда мы играли в бутылочку, ну, это фигня, с кем не бывает. А потом зажал его в подъезде, чуть не изнасиловав.
– Придурок ты, Маркус! – зло выплюнул я, разворачиваясь, чтобы уйти.
Я слышал, что друзья звали меня, просили объяснить, но я снова сбежал, трусливо поджав хвост. Одна моя часть хотела доказывать обратное кулаками, а другая – исчезнуть. Сегодня победила трусость.
Жизнь стала однообразной и скучной, дни проходили медленно и неинтересно. Я несколько раз в день ходил на реку, стараясь избегать знакомых людей. Ведь понятно, какие теперь слухи ходили обо мне. Но в какой-то момент я понял, что устал думать об этом, представлять другое развитие того вечера и наших с Марком отношений... Я устал. Мать кричала, что я ничего не ел, младший брат старался бесить меня, только внутри меня что-то сломалось, и я не мог реагировать на его провокации. Я чувствовал себя разбитым и не знал, что делать дальше.
Через несколько дней начиналась учёба, а я даже тетрадей себе ещё не купил. Отец сказал, что я принимаю наркотики, у матери случилась истерика, младший попал под руку и был побит ремнем. Крики и скандалы в нашей квартире перестали быть редкостью. Родные видели моё состояние, но не пытались помочь или узнать, почему я такой. Они просто предполагали что-то до боли дурацкое. Пока в один прекрасный вечер мелкий не пришёл с прогулки и не рассказал родителям, какие истории ходили обо мне в нашем дворе...