Громовержец дрожащими пальцами дотрагивается до мокрых от крови волос брата и чувствует, как по щекам текут неконтролируемые слезы...
– Локи, братишка... – хрипло шепчет Тор, осторожно меняя положение безвольной руки трикстера, стараясь не задеть изуродованное обожженное запястье, – что они с тобой сделали...
Пальцы нащупывают артерию. Пульс слабый, едва прощупывается. Но он есть!
Бог Грома сдергивает с пояса походную флягу с водой, благодаря всех богов, что еще не успел переодеться, и чуть приподнимая голову младшего, пытается хотя бы немного смыть с его лица кровь. И с ужасом понимает, что на Лофте – кляп... Железный намордник, с антимагическими рунами. Из того же металла, что и наручники.
О Боги!
Тор, как только можно осторожно расстегивает защелки на затылке Бога Безумия.
Изо рта трикстера тут же выплескивается кровь, пачкая руки старшего. Губы мага разбиты настолько сильно, что рот кажется просто красным узким пятном...
И вдруг – Локи приходит в себя. Зеленые глаза, обрамленные синяками, широко распахиваются, а из горла мага вырывается тихий надорванный стон. И трикстер с какой-то холодной, усталой пустотой шепчет:
– Я не стану умолять...
Тор закусывает губы, болью прогоняя слезы, а потом выговаривает, осторожно подкладывая под голову младшего сложенный плащ:
– Локи, это я... Слышишь? Прости...
Маг дергается, пытаясь повернуть голову, чтобы увидеть старшего, но Бог Грома сам ложится рядом на залитый кровью пол так, чтобы его лицо оказалось напротив лица трикстера.
– Очередная издевка Всеотца? Который раз это уже? – хрипло спрашивает Локи и вздрагивает, надорвано выкашливая кровь, – и что ты сделаешь со мной сегодня? Будешь просто бить? Или трахнешь?
Тор вздрагивает и отчаянно шепчет:
– Брат, это, правда, я... Пожалуйста, Локи! – и с болью выговаривает, – прости, что это случилось с тобой.
По щекам текут слезы, но Бог Грома не замечает их.
А Локи с трудом кривит разбитый рот в улыбке, больше похожей на болезненную гримасу и с трудом поднимает левую руку, тянется к лицу старшего.
Звенит цепь... Холодные влажные пальцы ведут по его щеке, прикасаются к губам...
– Если все это не галлюцинация – я рад, что ты пришел, брат. Ты успел вовремя... Моя казнь назначена то ли на завтра, то ли на послезавтра... Они еще не решили...
Предложение слишком длинное и маг снова кашляет.
– Извини... – глухой голос срывается, – у меня сломано несколько ребер, а еще эта влажность...
Снова пронзает вина. Бог Грома поднимает руку брата и целует перебитые пальцы...
Трикстер едва слышно выдыхает и шепчет:
– Мне больно...
– Я сниму наручники, – Тор тянется к замкам, – ты сможешь вылечиться...
И Локи вдруг хрипло жутковато смеется, прикрывая тусклые глаза:
– Вылечиться... – эхом повторяет он, – нет, Тор... У меня больше нет магии. Один отнял все. Теперь я смертный... Просто человек, который проживет чуть дольше обычного. Но я благодарен... Жажды больше нет... Да и... Какая разница теперь? Меня казнят...
– Нет-нет-нет... – скороговоркой шепчет громовержец, борясь с желанием обнять младшего, как можно крепче, – я не позволю... Ты будешь жить!
– Я помню... ты говорил мне это... – разбитые губы трогает улыбка, – я даже поверил тогда...
– Локи... – Тор скользит взглядом по окровавленному телу младшего и, вздрагивая, тут же переводит глаза обратно на лицо брата, – я вытащу тебя отсюда, слышишь? Мы будем вместе.
– Рискнешь короной ради меня? – недоверчиво хрипит Лофт, явно пытаясь справиться с очередным приступом кашля, – Один не будет рад, если я выживу...
– Я убью его, – севшим от ненависти голосом выговаривает Бог Грома, – он будет мертв. Я обещаю, Локи. А потом, мы вернем тебе бессмертие.
Трикстер прикрывает глаза. Хрупкое тело бьет дрожь... Из носа течет тонкая струйка крови... А Тор стирает эти красные капли пальцем, сглатывает слезы и, ненавидя себя, выдавливает насквозь пропитанные ложью слова:
– Все будет хорошо...
Глава 19. "Браслет".
Бог Грома чуть приподнимает младшего и осторожно перекладывает на сухой участок пола, пытаясь причинить как можно меньше боли.
Но все же, искалеченная правая рука неловко задевает пол, и маг глухо стонет, заставляя Тора вздрогнуть.
Все тело трикстера – представляет собой одну сплошную кровоточащую рану. Особенно сильно повреждена спина. Борозды от плети не желают даже немного подсохнуть.
Тор закусывает губу, когда думает, что в нынешнем состоянии трикстера виноват только он один. Оставить Локи в таком состоянии, зная, что Один буквально ненавидит своего приемного сына...
– Что мне сделать, Локи? – просит громовержец, потому что дотрагиваться до брата просто страшно.
– Я хочу пить... – почти неслышно шепчет Бог Безумия, едва шевеля разбитыми губами. Отчетливо видно, насколько тяжело дается ему каждое слово
И Тор с неприятным ощущением ненависти к себе вспоминает, что так и не дал брату воды... Забыл.
Приподнимает голову трикстера и, стараясь не замечать болезненной гримасы исказившей бледное заострившееся лицо – подносит флягу ко рту младшего.
Похоже, жажда пересиливает боль, потому что Локи жадно приникает к горлышку, не обращая внимания на кровящие губы.
Бог Грома смотрит на закрытые глаза младшего, на измазанные кровью щеки, на синяки и ссадины... Мелькает мысль – что еще чуть-чуть, и случилось бы непоправимое.
Он облажался. В который раз.
И от этого понимания болезненно ноет в груди.
– Последние четыре дня я глотал только собственную кровь, – выговаривает маг, отрываясь, наконец, от воды, – прости, кажется, я выпил чересчур много...
– Ты можешь пить, сколько захочешь, – хрипло отвечает Тор, осторожно опуская брата на плащ, – прости, что не дал тебе воду сразу.
– Ничего... Тор, – в голосе трикстера почему-то появляется смущение, – у меня в бедре осколок стекла... Если тебе не трудно...
– Да, конечно, – перебивает младшего Бог Грома. Ему больно слышать надтреснутый голос брата.
Пальцы скользят по гладкой влажной коже... Ее покрывают кровоподтеки, ссадины, разрезы... Но прикосновения отдаются в паху почти болезненным тянущим возбуждением. И Тор замирает, пугаясь самого себя.
Боги!
Насколько же нужно быть извращенцем, чтобы...
– Это приятно... – шепчет вдруг трикстер,– спасибо.
Тор молча наклоняется и целует пахнущую кровью кожу.
И наконец, глаза находят осколок... Кажется, его втыкали не один раз. Рядом с основной раной – много длинных воспалившихся разрезов.
Кажется, кому-то доставляло удовольствие раз за разом вонзать узкую стекляшку в незащищенную кожу...
– Один из них... – будто читая мысли брата, тихо выговаривает Локи, предупреждая вопрос, – ему нравилось делать это, когда...
Маг осекается и замолкает, прикусывая губу. Зеленые глаза вспыхивают болью и отвращением. И Тора настигает страшная догадка.
Он внезапно понимает, что именно здесь происходило... Сразу все становится на свои места. И синяки, в виде отпечатков пальцев на боках трикстера, и длинные царапины... И то, что младший обнажен, и засохшая кровь на бедрах...
– Прости... – голос срывается, – ради всех богов, Локи... Я...
– Какая теперь разница? – через силу улыбается маг, – теперь, когда ты узнал...
– Кто это делал с тобой? Назови его имя! – выкрикивает Бог Грома, чувствуя, как в груди что-то больно лопается...
– Их было много... – бесцветно отзывается младший, – да, и... мне было слишком больно, чтобы запоминать лица, – и продолжает, не давая Тору вставить ни слова, – забавно, верно? Это... все. История идет по кругу. Наверное, это моя судьба – быть шлюхой...
– Не смей! – громовержец резко перебивает Бога Безумия, судорожно обхватывая его лицо ладонями, – не надо... Ты ведь знаешь, что это неправда!
А Локи просит вдруг, срывающимся голосом:
– Не презирай меня... Пожалуйста! Я просто... Я понимаю, что это тяжело... Но хотя бы не говори мне об этом! Иначе я не выдержу. Я просто не смогу так больше...
– Я никогда не буду презирать тебя, брат... – выговаривает Тор, – никогда, слышишь? Давай сейчас уберем этот осколок.
Перехватывает скользкое стекло и как можно резче выдергивает. Он по опыту знает, что такое лучше проделывать быстрее и неожиданней.
Трикстер дергается, хрипло выдыхая. Но больше никак не показывает свою боль.
– Вот и все... – Бог Грома мягко прикасается к тонким пальцам младшего, – теперь... Локи, мне нужно посмотреть, что они сделали...
– Не надо, – испуганно шепчет маг, отдергивая руку – Тор, это слишком... мерзко. Я не хочу, чтобы ты снова пачкался об меня...
Громовержца буквально передергивает от этой просьбы.
Как же нужно ненавидеть себя, чтобы сказать подобное?
– Локи, я... – Бог Грома гладит слипшиеся черные волосы младшего, стирает с виска грязь, – я буду осторожен, обещаю. Это нужно сделать, брат...
И осторожно касается мягкой кожи брата.
Мутной волной накатывают тяжелые воспоминания. И пустой взгляд трикстера, и его боль...
Едва пальцы проходятся по бархатистой ложбинке, раздвигая ягодицы – маг дергается, накрывая левой рукой ладонь старшего. Трикстер ощутимо дрожит.
– Все хорошо, – Тор успокаивающе поглаживает холодные пальцы, – я просто помогу...
– Прости – слабо выдыхает маг, – я просто... привык, что они...
– Я – не они, брат, – громовержец прикасается губами к подбородку трикстера, – позволь мне помочь.
Между ягодиц скопилась засохшая сперма вперемешку с кровью. Кошмарное зрелище дополняет разорванный, до сих пор кровоточащий анус...
– Я смою все... – хрипло выговаривает Бог Грома, – Локи, просто потерпи, хорошо?
И намочив водой из фляги тонкий носовой платок, начинает стирать грязь, чувствуя, как сжимает спазмом горло...
Бог Безумия просто лежит, не шевелясь. И только слабо вздрагивает, когда становится особенно больно...
Когда, наконец, основная часть смыта, громовержец откладывает платок и достает пузырек с походным антисептиком. Боль, если он попадает на рану – поистине адская, но...
– Брат, у меня есть обеззараживающее, правда – это то, что мы обычно берем в поход...
– Плевать... – резко отвечает маг, – главное, что есть. Давай... Пожалуйста.
И Тор, закусив губу, капает на разрывы прозрачную жидкость.
Бог Безумия судорожно дергается, всхлипывая. Хрупкое тело выгибается...
Громовержец опускает руку на плечо брата, прижимает к полу, чтобы тот больше не двигался и шепчет:
– Все... Это все. Больше не будет больно. Потерпи.
Трикстер расслабляется и тяжело дыша, выговаривает:
– Спасибо...
А Тор наклоняется к бледному лицу младшего намереваясь поцеловать тонкие губы, но отшатывается, вспоминая, что рот мага сейчас – почти как открытая рана.
И вдруг замечает на щеках брата прозрачные дорожки слез. Лофт беззвучно плачет, с трудом втягивая воздух, явно сдерживая всхлипы.
– До сих пор больно? – Бог Грома осторожно стирает влагу.
– Тебе настолько противно? – вместо ответа шепчет маг, – хотя... это очевидно... Прости.
И громовержец вдруг понимает, что сейчас наделал... То, как расценил его незаконченный поцелуй младший.
– Локи, я просто... подумал, что твои губы слишком сильно болят... – отчаянно говорит Тор, – я не хотел причинить тебе лишнюю боль! Поверь!
– Тогда поцелуй... – тихо просит трикстер, закрывая глаза, – если хочешь...
Тор запускает пальцы в густые волосы Локи и мягко прикасается к изуродованным тонким губам. Маг приоткрывает рот, приглашая... И Бог Грома проникает внутрь, гладит язык брата своим, проводит по ровной кромке зубов...
Поцелуй получается неуклюжим, с привкусом крови и слез... Но таким желанным, родным...
– Я люблю тебя, – в который раз повторяет Тор, зацеловывая мелкие ссадины на подбородке младшего, слизывая скатившиеся слезы... – прости, что подвел... Ты поверил мне, а я оставил тебя одного...
Горло перехватывает спазмом, и Бог Грома замолкает, судорожно прикусывая губу.
– Сейчас ты здесь, – тянет вверх уголок рта трикстер.
– Я отнесу тебя в комнату. Тебе нельзя оставаться здесь, – выговаривает Тор, – потерпишь?