– Этого делать не стоит... – Локи пытается двинуться и дергается в приступе кашля, красные капли пачкают лицо Бога Грома, – Один изгонит тебя... Или отберет силу...
– Я ведь сказал, что убью его, – выговаривает громовержец, убирая со лба младшего тонкую прядь, – и я сделаю это сегодня. Обещаю. И ты больше никогда не будешь страдать, брат.
И осторожно поднимает легкое тело младшего на руки.
Бог Безумия стонет, почти кричит, откидывая голову.
– Тише... – с болью шепчет Тор, – попробуй не думать об этом. Рассказывай мне что-нибудь. Что случилось, когда ты заключил сделку с Малхом? Тогда, когда я умер?
Дверь, на счастье, даже после хлопка, закрылась неплотно – поэтому открыть ее не составляет труда, и Бог Грома выходит в коридор. Охранники молчат, понимая, что что-либо говорить сейчас опасно. Но Тор не сомневается – они донесут. И очень скоро.
Главное, успеть до этого момента, отнести младшего в комнату.
А Локи вдруг хрипло шепчет:
– Он появился внезапно, тот йотун... Совершенно неожиданно. Я не успел даже подумать о происходящем, как он уже всадил свой кинжал тебе под левую лопатку... Там и теперь есть шрам. Ты... – трикстер коротко стонет и замолкает, потому что Тор ставит ногу на первую ступень и его рука чуть скользит по иссеченной спине мага.
– Говори! – почти выкрикивает Бог Грома, – просто рассказывай, слышишь?
– Я убил эту тварь... – хрипло выдыхает Лофт, – но было поздно... Ты упал. Просто – упал... Я никогда не думал, что... ты можешь вот так просто умереть... Я не верил! Не мог... Твои друзья – я стер им память, заставил забыть о случившемся... Я не знал, что делать, я не знал заклинаний, которые... возвращают душу, но...
И Тор спотыкается о неровную узкую ступень, едва не падая. Ладони скользят по мокрой от крови коже...
– У меня была книга! – эти слова Локи буквально стонет, а громовержец только убыстряет шаг, – я нашел ее очень... давно. Там, в Мидгарде. В заброшенной библиотеке. Помнишь... когда мы были в том городке... полузаброшенном... Ты отдал мне там тот золотой браслет... И в книге... в ней... был ритуал. Тот самый... Малх помог мне. Но я... я испугался смерти, понимаешь? И обманул... И его и Хель... – трикстер судорожно сглатывает, – я струсил...
– Ты не струсил, слышишь? – Бог Грома ногой толкает створку, ведущую в коридоры спального крыла, – ты поступил верно... Иначе как бы мы остались вместе?
– Иногда... – надорвано шепчет маг, – мне казалось, что лучше мне было не оставлять свою вечность... Я был тебе в тягость... Ты стыдился меня, мне казалось.
Громовержец смаргивает слезы и проговаривает:
– Я просто боялся того, что чувствовал. Прости.
И распахивает дверь в свою спальню.
– Кровать не убрал, – вдруг едва заметно улыбается младший, – как всегда...
– Кое-что не меняется, – пытается улыбнуться в ответ Бог Грома и перекладывает брата на одеяло, аккуратно устраивая поврежденную правую руку трикстера, – теперь получше?
– Я испачкал твою постель... – тихо замечает маг, – теперь, простыни только выкинуть...
– Не думай об этом. Лучше скажи, из-за чего ты помнишь про тот браслет? – спрашивает Тор, пытаясь отвлечь трикстера от боли, – я думал, ты выбросил его, или передарил... Я не видел его на тебе ни разу.
Лофт дотрагивается пальцами до ладони старшего и тихо говорит:
– Я, если честно, и не понял тогда, зачем ты мне его отдал. Он лежит у меня в комнате, в ящике с кинжалами. Если ты хочешь взглянуть.
Бог Грома смущенно пожимает плечами:
– Мне показалось, что он был магическим и понравился бы тебе... Ты любил такие вещи.
– В этом браслете... – Локи чуть прикрывает глаза, – заключена магия обета. Тот, кто дарит такой браслет – хочет что-то пообещать. Что хотел сказать ты – я не понял, прости...
– Я не знал... – Тор опускает глаза, – думал, что это просто безделушка.
Трикстер сжимает пальцы в кулак и, безуспешно пытаясь справиться с судорогой, выговаривает:
– Уже не важно, наверное.
– Важно, брат. И я скажу тебе, что хотел пообещать...
И дверь вдруг со стуком распахивается, пропуская в комнату Всеотца и десяток воинов...
Глава 20. "Его смерть на мне".
В помещении воцаряется поистине мертвая тишина. Не слышно даже дыхания. Тор оглядывается на уткнувшегося в подушку брата и понимает, что не успел прикрыть иссеченную спину младшего.
Худые плечи мага чуть подрагивают.
Бог Грома поднимает смятую простыню и набрасывает на трикстера. Локи дергается, рвано дыша. На белой ткани тут же проступают ярко-алые полосы...
Громовержец мысленно просит прощения, чуть касаясь тыльной стороны ладони Бога Безумия. И чувствует, как младший благодарно сжимает его пальцы.
Первым тишину нарушает Один:
– Позволь спросить, сын, – голос Всеотца буквально пропитан гневом, – у тебя есть достойное объяснение всему происходящему здесь?
– А что здесь происходит? – хамски интересуется Тор, сжимая кулаки.
Больше всего сейчас хочется схватить отца за горло и не разжимать пальцы до тех пор, пока ненавистное лицо не посинеет, а с губ не сорвется последний хрип...
– Не смей дерзить мне! – Верховный Бог в ярости делает шаг к сыну, – я задал вопрос! Что в твоей комнате делает этот предатель?! Он должен гнить в клетке! На завтра назначена его казнь! И ты, сын, нарушил закон!
– О, да! Закон! Где закон в том, что сотворили с моим братом?! – выкрикивает Бог Грома, – за что ты с ним так?!
– Он не твой брат! Ты прекрасно это знаешь! Он тот, кто уничтожил три мира! Чудовище! Грязный предатель! Кровожадная тварь! Как еще объяснить тебе?! То, что лежит на твоей постели – мразь, убивавшая детей!
Ярость захлестывает разум, будто цунами. В глазах вспыхивает красный фейерверк, рассыпается яркими сгустками...
– И ты признаешь, что то, что творили твои воины – было сделано по закону? – тихо спрашивает Тор, – признаешь, что допустил все грязные издевательства, зная, что Локи беспомощен? Асгардское правосудие, значит? Вот как оно происходит?
Всеотец почти удивленно вглядывается в лицо наследника:
– Он заслужил это. Неужели ты не видишь? В нем только ложь и тьма! Мы пригрели на груди змею!
– Змею? – с яростью переспрашивает Тор, – а не ты ли всю жизнь заставлял его выполнять самые грязные поручения? Не ты ли заставлял его лгать? Именно ты сделал его таким! А Локи верил тебе! Надеялся, что может сделать хоть что-то, за что ты удостоишь его хотя бы улыбкой! А потом... после всего, ты продал его Бюлейсту! Этому... – он замолкает, подбирая слова, – грязному извращенцу! Ты ведь прекрасно знал, что он творит со своими пленниками!
– Конечно, я знал, – кивает Всеотец, – только что это меняет? Локи заслужил каждое мгновение боли, которую испытал. За каждое зло – бывает наказание. И не важно, контролировал ли он происходящее, или нет. Его магия....
– Куда ты дел его магию? – перебивает Тор, – где его силы? Ты ведь отобрал их!
– О, это! – Верховный Бог улыбается, оглядываясь на окровавленную постель, – его бессмертие я уничтожил, как и полагается делать в случаях с предателями, по закону, а магия... Ее я использовал по назначению. Только вот... я забрал не все. И ты скоро поймешь, что это значит.
– Скажи мне, отец, – севшим голосом выговаривает Бог Грома, – неужели ты настолько жесток? Верховный Бог должен быть справедлив, а не беспричинно мстителен! Что Локи мог сделать, чтобы заслужить эту боль?!
Один несколько мгновений молчит, а потом движением пальцев подзывает охранника:
– Унесите это отсюда, – он брезгливо кивает на худое тело трикстера, – я хочу поговорить с сыном.
И Тор буквально отшвыривает дернувшегося было в сторону постели воина.
– Никто не подойдет к моему брату, – раздельно выговаривает Бог Грома, выделяя последние слова, и перехватывает удобней рукоять молота, – больше никто не тронет его.
– Защищаешь? – зло спрашивает Всеотец, – а ты видел трупы детей, которых он убил?
И громовержец краем глаза видит, как вздрагивает младший, сжимая в кулак тонкие пальцы.
– Мне плевать сколько людей, асов и йотунов убил Локи, – к горлу подкатывает удушливый ком, – потому что мой грех – будет гораздо тяжелей. Я убью своего отца.
– Взять его! – как-то визгливо кричит Один, отшатываясь к двери.
А Тор молча уворачивается от удара и легким кистевым вращением пробивает затылок первому нападающему.
Следующие минуты превращаются для Бога Грома в смазанный кровавый сумбур. Раздробленные черепа, булькающие крики... Но Тор очень четко очертил для себя границы этого кошмара: ни одна красная капля не должна упасть на постель. Никто не приблизится к младшему. Ни при каких обстоятельствах...
И в какую-то секунду громовержец понимает, что вокруг больше никого нет... И в комнате теперь только Всеотец, судорожно сжимающий посох.
Тор проводит ладонью по лицу, пытаясь стереть кровь, и делает шаг. Туда, к выходу... В груди – только холодная решимость. Нет места ни сомнениям, ни страхам... Только осознание того, что убив Одина – он убьет того, кто причинил боль брату.
– Неужели ты поднимешь руку на отца? – выговаривает Верховный Бог, – убьешь меня ради этого грязного выродка? Представь на минуту, что и как делали с ним сначала Бюлейст, а потом и мои воины. Тебе не противно иметь к нему хоть какое-то отношение?
От этих слов горло перехватывает спазмом. В глазах темнеет, и Тор больше не контролирует себя.
– Ты зря сказал это, отец, потому что мои отношения с Локи гораздо ближе, чем ты можешь себе представить, – выдыхает он и широким размахом отправляет молот в цель. Но...
Оружие ударяется в невидимую стену и со стуком отскакивает, едва не ударяя Бога Грома в грудь. Он едва успевает увернуться и перехватить рукоять на излете.
– Я не зря называюсь Верховным Богом, мальчишка, – гневно выговаривает Один, – ты еще слишком молод, чтобы сражаться со мной. Одумайся! Ты совершаешь ошибку, меняя меня на этого предателя!
– Он мой брат, – четко выговаривая слова, отвечает Тор и осторожно начинает движение.
Теперь он будет действовать обдуманней. Если бой с большой дистанцией невозможен, то нужно попробовать иную тактику.
А потом все смешивается в набор разрозненных кадров. Вспышки белого света, удары... Мозг почти не контролирует движения. Единственное, что запоминается – это боль и ощущение размытости и нереальности происходящего... И вдруг – весь этот смерч замирает. Будто кто-то остановил безумный калейдоскоп, возвращая времени привычную форму.
И Тор понимает, что прижимает отца к земле, занося над его головой молот, но внезапно, где-то на периферии обзора, возникает смазанная фигура. Резкое, какое-то безумное движение – и громовержец, отлетая в сторону будто в замедленной съемке, видит, как Один, зажимая рану на горле, плещущую кровью – страшно хрипит, закатывая глаза, а Бог Безумия контрольным ударом, резко и точно вонзает нож в сердце бывшего правителя Асгарда...
– Локи, – хрипло выговаривает Тор, медленно поднимаясь на ноги, – зачем?
Трикстер медленно опускает руки, роняя окровавленный кинжал и шепчет:
– Ты не успел... Не испачкался... Этот грех – не твой. Его смерть на мне...
И сломанной куклой падает навзничь.
Тор поднимает младшего на руки и осторожно укладывает на кровать. Целует испачканный в красном лоб и тихо просит:
– Очнись, брат...
Гладит слипшиеся волосы, поправляет пряди упавшие на лицо... И маг внезапно судорожно дергается, будто пытаясь...
О, Боги!
Громовержец вдруг понимает, что положил брата на спину... Все тело обжигает холодной волной вины и страха. Какую же боль он причинил сейчас трикстеру...
Тор, как только можно быстрей меняет положение младшего. Шершавая ткань простыни проходится по открытым ранам на груди мага. Бог Безумия сдавленно стонет и до крови закусывает разбитые, воспаленные губы.
– Пожалуйста, Тор... – надорванный голос едва слышно, – мне больно...
– Что я могу сделать, Локи? – шепчет Бог Грома, – я могу попробовать продезинфицировать... Но надо сходить в твою комнату, здесь у меня только самый простой антибиотик, он очень болезненный...
– Нет, стой! – в панике выкрикивает маг, – не уходи!
Ледяные пальцы вцепляются в запястье Бога Грома, а Локи заполошно шепчет:
– Пожалуйста... Тор, не оставляй меня!.. Мне страшно... Если я... – глухой голос срывается, – я не хочу без тебя!
– Ты не умрешь сейчас, понял? – твердо говорит громовержец, заглядывая в наполненные слезами зеленые глаза, – верь мне. Я отойду всего на пару минут. Просто закрой глаза и не думай ни о чем. Я вернусь очень быстро. Слышишь меня?
В ответ маг только слабо кивает и прикрывает веки.
Бледное лицо сразу кажется неживым. Черные синяки в глазницах, заострившиеся скулы, ссадины... И кровь, разводами покрывающая кожу.
Бог Грома сжимает зубы и, перешагивая через труп отца, выходит в коридор.
***
Все произошедшее кажется каким-то дурным сном. Кошмаром, от которого не можешь проснуться.