Гадёныш проглотил наживку. Ноздри его раздулись, глаза засверкали воинственными искорками, он засопел-засвистел носом – одним словом, чувства его распирали изнутри.
– Значит, вам не нравится моё дыхание и моё лицо? – тоже переходя на враждебное «вы», прорычал он. – Что ж, в таком случае нас рассудит только оружие.
Северга поднялась и учтиво щёлкнула каблуками.
– Извольте. Я к вашим услугам, – ответила она с холодным кивком-поклоном.
Поединок разразился прямо под крышей заведения, среди столов. Полетели на пол черепки битой посуды, посетители прыснули в разные стороны, но увлекательное зрелище пропускать не хотели – глазели, прижимаясь к стенам. Свидетели были Северге только на руку. Бездельник-забияка владел саблей недурно, но как гражданское лицо; где уж было ему тягаться с выпускницей школы головорезов, мастерицей военного дела, закалённой во множестве битв... Удары хмарью он использовал слабо и неумело, полагаясь, в основном, на клинок. Не обошлось, конечно, без лихих прыжков по столам, качания на люстре и прочих дешёвых приёмчиков, рассчитанных на зрительские впечатления. Северга дала противнику покрасоваться и потешить толпу, а потом одним ударом обезоружила его и сбила с ног. Придавив ему грудь сапогом и приставив острие сабли к горлу, она усмехнулась:
– Сударь, вы проиграли. Следующим ударом я вас обезглавлю. Впрочем, у вас есть право выкупить свою жизнь, и я не хочу лишать вас его. Пусть всё будет по правилам, а не так, как вы иногда грешите с иными противниками.
Последнее она произнесла с особым ударением и значительностью. Хмелёк, конечно, плавал у мерзавца в голове, но соображал он сносно. До него дошло, что повод у поединка был не так прост, как казалось на первый взгляд, и корни его тянутся в какое-то неприятное прошлое.
– Кто ты? – вскричал он, извиваясь под ногой Северги и перескакивая вновь на единственное число в обращении. – О чём ты говоришь? Что тебе нужно на самом деле?
– Сообразил, мразь, – оскалилась в ледяной ухмылке Северга. – Что ж, я освежу тебе память. Ты убил достойнейшего из воинов, убил подло, использовав его слабость и нанеся удар вместо того, чтобы подать руку. Благородные и ВОСПИТАННЫЕ люди так не поступают, милейший. Но смерть для тебя была бы слишком лёгким выходом. Поэтому откупайся, падаль, предлагай! А я посмотрю, какую цену от тебя принять.
– Бери всё, что хочешь! Я на всё согласен! Я всё отдам! Выбирай! – заскулил поверженный убийца.
– Всё? – Северга склонилась ниже, изогнула бровь. – Отлично, я выберу. Твоя дочь Темань меня вполне устроит.
– Нет! Нет! – завыл подлец. – Только не её! Только не мою девочку!
– Ну, нет так нет. – И Северга занесла саблю для последнего удара.
– Стой, стой! – забился, заголосил убийца. – Подожди! Я не решаю такие вопросы, обратись к моей супруге, она всё уладит!
– Конечно, уладит. – Северга убрала саблю в ножны и сняла ногу с груди негодяя. – Куда ж она денется...
Оплатив заведению нанесённые убытки, Северга отправилась в другое. Не мешало и на самом деле выпить. С собой она прихватила парочку свидетелей поединка и составила письмо супруге своего врага, в котором объясняла суть дела и обращалась с требованием о выкупе. Свидетели, получив щедрую награду, поставили подписи, заверяя получательницу письма в том, что всё так и есть. Так того требовал свод правил поединков – закон, который надлежало исполнять всем неукоснительно. Отступления от него карались и телесно, и имущественно, а в особо тяжёлых случаях и жизнью можно было поплатиться.
В семь утра Северга уже звонила у ворот особняка градоначальницы. Её впустили. Госпожа Раннвирд была ухоженной, но весьма упитанной женщиной с большой грудью – властной матерью семейства. Светлые с проседью волосы она носила в пышной причёске, а сапогам предпочитала чулки и туфли с пряжками. Впрочем, её далеко выступающий круглый живот под свободным кафтаном не являлся особенностью телосложения: супруга врага вынашивала дитя.
– Я получила ваше письмо, – сказала она. – И признаю правомочность ваших требований. Муж уже всё мне рассказал. Свидетелей около сотни, всем рот не заткнёшь, всех не подкупишь, увы. Я так и знала, что однажды пристрастие моего непутёвого супруга к разгульной жизни приведёт к чему-то непоправимому, но сейчас речь не об этом. Ваше требование очень суровое, сударыня. Не могли бы вы удовольствоваться денежным выкупом? В средствах мы не стеснены. Вы будете обеспечены на всю оставшуюся жизнь.
Северга не повышала голоса и была безупречно вежлива, щеголяя выправкой, но с каждым её словом лицо матери Темани вытягивалось всё больше, а в глазах проступала мерцающая смесь горя и сдержанного гнева.
– Госпожа Раннвирд, моё требование не может быть изменено, – сказала Северга холодно. – Денег я не приму, они не могут участвовать в разрешении дела чести, коим является мой с вашим супругом поединок. Я пришла за девушкой и уйду только с нею. За свою дочь можете не бояться, её жизни и здоровью ничто не угрожает. Она по-прежнему будет жить в сытости, холе и неге, но уже не в вашем, а в моём доме.
– Но в каком качестве она станет там жить? – с трясущейся челюстью спросила госпожа Раннвирд.
– В качестве моей жены, если так можно выразиться, – поклонилась Северга. – Дело в том, что мужчинам я предпочитаю женщин – уж такова моя суть.
Градоначальница ловила воздух ртом.
– Но... Но... – чуть ли не со слезами забормотала эта обычно властная, а сейчас растерянная и потрясённая госпожа. И вдруг разразилась исступлённым рыком: – Вы – мерзавка! Заберите лучше меня, делайте со мной всё, что угодно, только оставьте в покое Темань!
– Ну что вы, госпожа моя! – серьёзно проговорила Северга. – Я хоть и отъявленная мерзавка, но и у меня есть рамки, которых я не переступаю. Женщина в положении – святыня, на которую я не смею покушаться. От души желаю вам благополучно разрешиться от бремени. Пусть это будет девочка.
– У вас нет души, – процедила госпожа Раннвирд сквозь нервно дрожащие, до судорог стиснутые челюсти.
– Матушка, всё в порядке, – раздался в гостиной весёлый, звонкий голосок, и в комнату вбежала вприпрыжку Темань – в жемчужно-сером наряде, такого же цвета сапожках и с украшенной перьями причёской. – Я согласна стать выкупом! Пусть батюшка не беспокоится за свою жизнь, она останется при нём.
– Дочь! Что значит – ты согласна? – обратила на неё градоначальница выпученные глаза. – Как это понимать?
– Так и понимать, матушка. – Темань прильнула к Северге, просовывая руку ей под локоть. – Я сама этого хочу, не волнуйся. Я уже большая девочка и могу решать свою судьбу. Пусть мне приготовят повозку, а я пока пойду собирать вещи. – Её губки коснулись уха Северги, и навья услышала еле уловимый шёпот: – Ты неподражаема!
Вещей у неё набралось немало, пришлось для них отвести отдельную повозку. В тёмно-коричневом дорожном наряде, который оттенял лишь белый шейный платок с драгоценной брошью и белые пёрышки на шляпе, Темань была свежа, юна и обворожительна.
– Отнеси меня в повозку на руках, – потребовала она томно.
Похоже, она принимала всё происходящее за любовное похищение. Северга не спешила её в этом разуверять, так было даже удобнее. Подхватив девушку, она медленно спустилась по лестнице, и никто не чинил ей препятствий, а Темань тёплым полукольцом руки обнимала её за шею.
– Сударыня, – обратилась Северга к бледной госпоже Раннвирд, вышедшей следом за ними с непокрытой головой. – Последняя просьба: напишите, пожалуйста, расписку о том, что отпускаете дочь в соответствии с положением свода правил поединков «О выкупе». Так будет надёжнее и правильнее с точки зрения закона.
Получив сию бумагу, Северга вскочила на сиденье рядом с Теманью и крикнула носильщикам:
– Трогайте!
Повозка мягко понеслась по улице, а Темань с возбуждённым смехом повисла у Северги на шее. Её переполнял упругий и звонкий восторг, красивые голубые глаза сияли счастьем и влюблённостью, и навье даже стало немного жаль рассеивать её заблуждения.
– Это потрясающе, просто потрясающе! – всплёскивая руками, смеялась девушка. – Твоя находчивость не знает границ! Это ж надо было такое выдумать! Выкуп... Ох, я сейчас умру! Какое у матушки было лицо... Ох, не могу!
Северга хранила холодное, непроницаемое молчание, и её глаза мерцали стылыми клинками из-под полей надвинутой на лоб шляпы. Смех Темани смолк, словно схваченный морозом этого взгляда цветок.
– Что с тобой? Отчего ты такая мрачная? – растерялась она. – Всё же было замечательно! Мне безумно понравилось...
– Что тебе понравилось, моя крошка? – Северга пронзала девушку льдисто блестящим взором, показывая своё истинное лицо – без любезной, обольстительной маски, которую она носила в начале их знакомства.
– Ну... Ты же устроила всё это ради меня? Ты нарочно затеяла поединок с моим отцом, чтобы меня забрать в качестве выкупа за его жизнь, ведь так? – пролепетала Темань. И неуверенно возобновила свои восторги: – Это был просто верх изобретательности с твоей стороны! Я сама давно хотела сбежать из-под матушкиной власти. Она меня душила и угнетала, не давала мне проявлять себя так, как мне того хотелось. Только я не знала, как всё это осуществить... Но тут на моё счастье пришла ты, моя избавительница! – Сцепив пальцы нервным замком и взбудораженно дыша, Темань опять рассмеялась: – Это просто безумие какое-то! До сих пор не могу поверить, что это случилось со мной!
Начал накрапывать дождь, и ноги носильщиков шлёпали по лужам. Навья опустила стёкла в дверцах повозки, чтобы вода не брызгала внутрь.
– Нет, моя милая, всё немного не так, как ты себе представляешь, – сказала Северга, с усталым прищуром наблюдая за косыми струйками. – Поединок с твоим отцом был ради тебя лишь отчасти. На самом деле твой батюшка убил того, кто был мне очень дорог – отца моей дочери и достойнейшего из воинов. Убил нечестно и поэтому должен был за это ответить. Смерть – слишком лёгкая кара для него. Поэтому я забрала у него дорогое сокровище – тебя. Своё наказание в этом обрела и твоя матушка: нечего было потворствовать этому тунеядцу. Ненавижу таких засранцев. Таких сразу давить надо, а не баловать и лелеять. – Северга сурово сжала губы, вновь вспоминая отца.
Мертвенная тень медленно набегала на бледнеющее хорошенькое личико Темани, глаза застыли тающими льдинками, роняя огромные капли.
– Значит... всё это – обман? Всё, что у нас было? И все твои прекрасные слова о чувствах... просто ложь? – Звонко-нежный голос девушки осип, поблёк, превратившись в сдавленный хрип.
– У нас с тобой ничего толком и не было ещё. Ну, кроме поцелуйчиков, – усмехнулась Северга. – Не волнуйся, будет. Всё будет, дорогая.
Глаза Темани сверкнули звериным огнём, красивое лицо исказилось в яростном оскале.
– Ненавижу тебя! – низко, хрипло прорычала она – куда только делся её утончённый лоск! – Дрянь, тварь... Мерзавка!
– Ого! Однако! – изогнула бровь Северга, невольно залюбовавшись этой переменой. – А ты у нас, оказывается, горячая красавица! И зубки есть... Вот только ругаться совсем не умеешь.
– Гадина! – выплюнула Темань, шумно дыша.
– Ну, это уже получше. – Северга, откинувшись на спинку сиденья, от души забавлялась, хотя тонкая струнка неуместного сочувствия всё-таки постанывала где-то в необозримой глубине души. – Да, милая, давая мне сии лестные определения, ты попала в точку все четыре раза. Я дрянь и тварь – что есть, то есть. Но любовь твоя мне и не нужна, меня всё и так устраивает. Я воин, моя жизнь – битва, и мой путь – это путь смерти. На нём нет места привязанности. Всё правильно, лучше испытывай ко мне ненависть. Зато не огорчишься, когда меня убьют – напротив, порадуешься. Уж этого-то удовольствия я тебя не лишу, будь уверена!
– Я тебя сама убью! – рычала девушка, скаля беленькие, острые и хорошенькие клыки. – Проклятье на весь твой род!
– О, какие изысканные выражения! – Северга щурилась насмешливо-ласково, но в глубине её глаз всё равно мерцали блёстки инея. – Тебе таки удалось меня впечатлить.
Не зная, что ещё предпринять, Темань попыталась выскочить из повозки на ходу.
– Помогите! – кричала она. – Я похищена!
Северге пришлось слегка применить силу, чтобы усадить её на место.
– Вот ты у меня забывчивая! Всё ведь по закону, дорогая. – И Северга похлопала себя по правой стороне груди. За пазухой захрустела бумага – за подписью и печатью самой госпожи Раннвирд.
Темань бросилась на Севергу в попытке достать и уничтожить расписку, и тут уж навья была вынуждена успокоить её ударом хмари. Она не усердствовала, всё-таки учитывая, что перед нею – девушка, а не вражеский воин, но Темани и совсем лёгкой «оплеухи» хватило, чтобы закатить глазки в беспамятстве. А может, и прикидывалась. Во всяком случае, на некоторое время возня в повозке стихла.
– Отдохни, моя хорошая. Уж больно много шуму от тебя. – Северга потёрла горящие на щеке следы коготков красотки.
Она бережно приподняла бесчувственно откинувшуюся золотоволосую головку и поцеловала будущую «супругу» в приоткрытые губы. Та не дёрнулась – значит, и правда была без сознания.
Дорога заняла пять с половиной дней; два раза приходилось останавливаться в гостиницах, дабы и носильщикам дать отдых, и самим выспаться в постели, а не сидя. Северге приходилось не спускать со своего драгоценного «выкупа» глаз, чтобы тот что-нибудь не учудил – например, вроде попытки побега. Впрочем, бежать Темань не пыталась, но Северга всё равно была настороже и спала вполглаза. Погода совсем испортилась: то и дело шёл дождь со снегом, и в повозке стало холодно. Выносливую Севергу это не беспокоило, а вот Темань зябла, но гордо молчала.
– Замёрзла, крошка? Давай, погрею тебе руки, – предложила Северга.
– Не трогай меня, – последовал угрюмый ответ.
Темань сжалась в комочек в углу сиденья.
– Не жмись к дверце, там дует, – посоветовала навья-воин. – Лучше иди ко мне.
На Темани был плащ, но она и в нём дрожала, и Северга укутала её сверху своим. Девушка не противилась, а ночью, когда повалил снег, позволила Северге завладеть её руками. Растирая и грея их дыханием, навья усмехнулась:
– Ну, вот так-то лучше. А то – «не трогай», «не трогай»...
А Темань проговорила:
– Значит, у тебя есть дочь? В это трудно поверить...
Северга усмехнулась, дыша на её холодные пальцы.
– Есть. Всякого, кто попытается причинить ей вред или отнять её у меня, я убью без раздумий. И поэтому-то я знала, что просить в качестве выкупа, а вернее – кого.
Темань отняла у неё свои руки, спрятав их под плащом.
– У тебя нет сердца, – проронила она. – Ты чудовище.
– Я знаю. – Северга невозмутимо откинулась на спинку сиденья, откручивая пробку фляги.
– Такие гадины, как ты, не должны рожать детей, – процедила девушка, колюче сверкая глазами в сумраке.
– Я и не собиралась рожать. – Северга отхлебнула глоток горячительного. – Так получилось. Но я не жалею, что на пятнадцать месяцев выпала из жизни войска, вынашивая, а потом кормя дочь грудью. И у меня нет сердца не потому, что я тварь, а потому что я оставляю его с ней. Женщине оно никогда не будет принадлежать.
На место они прибыли поздно вечером. Утомлённая дорогой Темань не отказалась от купели с тёплой водой и душистым мылом, но в её глазах блестела тревога. Северга, впрочем, в самую первую ночь её трогать не стала: нужно было дать девушке отдохнуть и освоиться.
В завоеваниях Дамрад в то время настало некоторое затишье, и служба Северги проходила весьма условно – по месту жительства. В основном это были военные учения и охрана общественного порядка в городе. Жалованье за это, конечно, начислялось существенно меньшее, чем за боевые действия, но нужды Северги всегда были скромны. Она даже успела скопить неплохие сбережения – разумеется, не так много, как ей обещали за Темань, но на несколько лет хватило бы. Однако с появлением новой обитательницы в доме её траты возрастали: на одни лакомства уходила целая прорва денег. А девушка привередничала и бунтовала – то отказывалась от еды, то требовала самых изысканных блюд, испытывая терпение Северги. Но терпением навья обладала.