Она надела бюстгальтер и натянула свитер с высоким горлом. Потом легла на кровать рядом с компьютером. Все интернет-издания писали о ее встрече с убийцей, не называя ее имени. Но в статье на сайте «Верденс Ганг» ее имя было указано среди авторов, и было несложно догадаться, что пострадавшей журналисткой была именно она.
Мобильный телефон засветился на подоконнике. Она взяла его и увидела сообщение от Мортена П., одного из самых старших ее коллег в криминальной редакции.
«Мы работаем на дерьмовую газету. Надеюсь, все хорошо с тобой и Вистингом-старшим. Позвони мне, если можешь поболтать».
Лине улыбнулась. Они не раз работали вместе, и она многому у него научилась. Ему было свойственно заботиться о других, что отражалось и на том, что он писал, и на том, как он вел себя по отношению к коллегам.
Она отправила ему ответное сообщение, в котором пригласила на чашку кофе и жопную историю, когда она снова сможет сидеть.
Газета Лине единственная не писала в своей онлайн-версии о фальсификации доказательств в деле Сесилии; остальные интернет-издания цитировали статью из бумажной версии «Верденс Ганг». Она прочла короткий комментарий отца о том, что он полагается на комиссию по пересмотру дела; все остальное она уже успела прочесть в редакции накануне вечером.
Согласно статье, ходатайство адвоката Хендена базировалось на двух основных пунктах. Новые исследования показали, что окурок со следами ДНК Рудольфа Хаглунна был подкинут, а также нашелся свидетель, обеспечивший последнему алиби. Не было ни слова о том, какие исследования были проведены, и Лине не могла взять в толк, как можно было, проведя анализы, прийти к такому заключению. Не было там написано и о том, кем был новый свидетель, и о том, какое алиби получил благодаря нему Рудольф Хаглунн.
Лине прикусила нижнюю губу, в ее голове была та же мысль, что у отца. Что-то тут не сходилось.
18
Совещание началось в восемь утра. Общая встреча с заступающими на дежурство нарядами и дежурными следователями, на которой сотрудникам сообщали о произошедшем за последние сутки и давали инструкции на день.
Вистинг вошел в комнату последним. Он закрыл за собой дверь и сел за стол. Мало кто из присутствующих ответил на его взгляд. Из тех, кто сидел вокруг стола, только Нильс Хаммер работал в этом отделе во времена дела Сесилии.
– Прежде чем мы начнем, – начал он. – Я полагаю, что вы уже слышали о деле Сесилии. Я не знаю об основаниях для ходатайства о пересмотре ничего, кроме того, о чем говорили в новостях. Адвокат Сигурд Хенден обратился к нам два месяца назад с ходатайством об ознакомлении со следственными материалами и документами по делу. На той же неделе они были ему отправлены. Сейчас мы можем только ждать работы комиссии. От них зависит, вернется ли это дело в суд.
Один из молодых офицеров уточнил, что нужно для пересмотра.
– Должны быть предоставлены новые доказательства или появиться новые сведения, говорящие в пользу оправдательного приговора, – ответил Вистинг. – Или кто-то из следователей, работавших над этим делом, должен совершить что-нибудь противозаконное.
Только когда он разъяснил порядок, до него дошло, что у адвоката защиты было двойное основание для ходатайства и что обвинения в его адрес не только будут фигурировать в прессе, но и станут поводом для внутреннего расследования. Одно последует за другим.
Он кашлянул, обозначив, что с этой темой покончено, и начал зачитывать в хронологическом порядке оперативную сводку за последние сутки. Обычные дела. Попытки взлома, угон автомобилей, беспризорные собаки и использование наркотиков.
Когда встреча закончилась, он спустился по ступенькам в подвал и пошел по коридору к двери с табличкой «Архив». Вистинг нечасто спускался вниз; в тех редких случаях, когда ему все-таки нужно было взглянуть на старое дело, девочки из уголовного помогали ему.
Лампы дневного света под потолком загудели, замигали, и всю комнату залило ярким светом, отражавшимся от матовых стен.
Старые дела хранились в большой системе подвижных стеллажей. Для некоторых из них стандартные картонные архивные короба оказались малы, поэтому дела стояли в больших коробках на полках вдоль стены. На одной из серых полок пустовало место. Рядом стояла коробка, маркированная «2735/95 – Сесилия Линде. Копия, главный следователь».
Он снял коробку с полки и почувствовал едва заметный запах плесени от старой бумаги. Сверху лежала синяя папка-архиватор, подписанная «Поступившая информация».
С коробкой в руках он прошел вдоль рядов стеллажей и остановился возле другой коробки. «2694/94 – Эллен Рубекк». Еще бо́льшая загадка. Восемнадцатилетняя Эллен Рубекк исчезла так же, как Сесилия, но ее так и не нашли.
Франк Рубекк был ее дядей. Это дело погубило его полицейскую карьеру. Чувство неполноценности, вызванное невозможностью помочь своим близким, превратилось в рану, которая не затягивалась и со временем воспалилась. Дело Сесилии прорвало этот абсцесс.
В тот день, когда Рудольфа Хаглунна посадили в камеру в подвале полицейского участка, Франк взял архивный короб с делом об исчезновении Эллен. Он прочел все материалы заново, новыми глазами. Глазами, которые видели Рудольфа Хаглунна. Прочитав все написанное, он начал снова. Потом еще раз, и еще. Тогда с ним что-то произошло. У него в руках был мужчина, который мог пролить свет на исчезновение его племянницы, но он не мог найти зацепку, чтобы потребовать у него ответа.
После того как Рубекк начал читать, его стало невозможно привлечь к другим расследованиям. Он выполнял простые задания, но не мог сосредоточиться ни на чем другом. Через месяц он вышел из полицейского управления в последний раз, так и не найдя ничего, что могло бы подтвердить связь между двумя исчезновениями. Не найдя что ответить своему собственному брату.
Длительный больничный перетек в пенсию по инвалидности. Поначалу Вистинг часто навещал его, но потом между встречами проходило все больше и больше времени. И с каждым разом все очевиднее был упадок. В последний раз Вистинг был в гостях у Рубекка год назад.
Мобильный не ловил внутри толстых подвальных стен, но начал звонить, когда Вистинг нес картонную коробку вверх по лестнице. Вистинг дал ему звонить и не доставал из кармана, пока не поставил старые материалы по делу Сесилии посередине письменного стола. Четыре пропущенных звонка и три сообщения на автоответчике с незнакомого номера. Журналисты, предположил следователь, хотят получить комментарии.
За окном кабинета пролетела пара голубей. Над фьордом серой дымкой висел моросящий дождь.
Даже в закрытом архиве пыль ухитрилась лечь тонким слоем на крышку коробки. Вистинг скользнул указательным пальцем по верхней папке. Пыль собралась в шарик, он взял его двумя пальцами и выкинул в мусорное ведро.
В синих папках содержалась поступившая информация, в зеленых – документы, относящиеся к делу, собранные по категориям: свидетели, полицейские отчеты, криминалистические экспертизы. В красной папке с этикеткой Подозреваемый на торце находились показания Рудольфа Хаглунна и вся собранная о нем информация. Была также черная папка с так называемыми ноль-документами: заметками для внутреннего пользования, которые не передавались прокурору и адвокату защиты вместе с делом.
Записная книжка Вистинга тоже лежала в картонной коробке, была засунута сбоку. Прошитая тетрадь в твердой обложке. Вверху, в правом углу он написал свое имя.
Вистинг вытащил тетрадь, поставил коробку с материалами на пол, задвинул ее под стол и сел.
В самом начале тетради лежала цветная фотография Сесилии Линде формата А4. Белые края фотографии пожелтели. Она была сделана для одной из рекламных кампаний коллекции одежды ее отца. У нее на груди было большими буквами написано CANES. Ниже, мельче – Venatici. Эту фотографию и использовали во время поисков девушки. Эффект был сильнее, чем от любой рекламной кампании. Всю коллекцию свитеров раскупили за лето, но больше их уже не шили.
Вистинг пролистал первые страницы и нашел свои соображения и рассуждения, зафиксированные наскоро, но все же четко.
Он потратил месяцы на это дело. В папках под столом лежали тысячи документов, и он чувствовал, что ему не терпится ими заняться. Там было что-то, на чем основывались обвинения в его адрес. Что-то незамеченное.
19
Лине было двенадцать лет, когда Сесилия пропала, но она хорошо помнила это дело. Лучше всего она помнила, что отец тем летом почти не появлялся дома и что сорвалась запланированная поездка в отпуск в Данию.
Поиск по имени Сесилии Линде дал триста восемьдесят семь совпадений в одном только архиве «Верденс Ганг». Ориентироваться в таком объеме было сложно. Лине расположила результаты в хронологическом порядке и начала с самого старого.
В первой статье говорилось о девушке Сесилии Линде, объявленной пропавшей после пробежки. Сообщалось, какого она роста, описывались ее телосложение и внешний вид, текст был проиллюстрирован фотографией. Всех, кто мог ее видеть, просили связаться с полицией. Не было никаких причин полагать, что она стала жертвой преступления, но исключать этого было нельзя.
В следующей статье рассказывалось о поисковой операции: постоянно привлекали новых людей, увеличивали радиус поиска. В другой статье просили связаться с полицией всех, кто находился на указанной территории в субботу, 15 июля, после обеда.
Постоянно писали о том, что Сесилия исчезла совершенно бесследно. Через какое-то время была опубликована версия о похищении, и полиции задавали вопросы, не слышно ли чего-нибудь от похитителей, не потребовали ли те выкуп. Лине продолжала просматривать статьи. Оказалось, что ее отец присутствовал на каждой из ставших вскоре ежедневными пресс-конференций, отрицая, что к делу имело отношение вымогательство.
Большая статья была посвящена личности Сесилии. Журналисты поговорили с ее подругами, ее бывшим учителем и соседями. Выяснилось, что она была дочерью одного из самых успешных предпринимателей в стране. Сесилия была сотрудником его империи моды, занималась дизайном и работала моделью.
Самой конкретной зацепкой, которой располагала полиция, был белый «Опель Рекорд», припаркованный на перекрестке, мимо которого, по всей вероятности, пролегал беговой маршрут Сесилии. На водителе была белая футболка, джинсы, ему было около тридцати, густые черные волосы, широкое лицо с мощным подбородком, близко посаженные глаза. Его просили связаться с полицией, однако, он, похоже, на контакт не вышел.
Один из заголовков, появившихся под конец первой недели, ее заинтриговал. Отчаянные поиски Сесилии. В статье описывалось, как полицейские патрули посещали крупные фермы и мелкие хозяйства по всему Эстланну в поисках Сесилии. Даже оперативные группы были привлечены и участвовали в работе. По сведениям газеты, девушку искали в радиусе семи миль от того места, где ее видели в последний раз. На репортажных фотографиях было запечатлено посещение полицией небольшого владения в Ренхольте, в Бамбле. В одном из заключительных абзацев упоминалось имя ее отца. Он не говорил, по какой причине поисковая акция велась с таким размахом.
В статье, написанной два дня спустя, раскрывалась причина столь масштабного поиска. «Дагбладет» раскрыла информацию. «Верденс Ганг» цитировала ее, получив также комментарии полицейского юриста. Сесилия Линде каким-то чудом передала кассету, на которой рассказывала, что с ней случилось. Прочтя об этом, Лине вспомнила, что узнала о кассете не тогда, когда происходили события, а из застольных разговоров в баре «Остановите прессу». Старшие коллеги рассказывали о старых делах.
Сесилия Линде взяла с собой на пробежку плеер. Она надиктовала на кассету описание преступника и места, где тот ее держал.
Она вернулась назад, перечитала нелюбезный ответ отца на обвинение полиции в неторопливости и поняла, почему он был немногословен. Он не хотел обнародовать сведения о плеере – по сути, то же самое, что сообщить похитителю, что они знали, где тот держал жертву. Если бы это попало в печать, то возник бы риск, что преступник перевезет ее в другое место или избавится от нее. Но газеты все равно пронюхали.
Лине прокрутила статьи вперед в хронологическом порядке. Через два дня Сесилия Линде была найдена мертвой.
Старые газетные статьи поглотили много времени. Лине посмотрела на часы и поняла, что перед пресс-конференцией не успеет ни позавтракать, ни раздобыть солнечные очки.
Девушка закрыла крышку ноутбука. Сведениям из архива было семнадцать лет. Ей придется потратить остаток дня на охоту за подробностями того, что случилось накануне вечером.
20
Вистинг сосредоточился на документах, касающихся окурка, найденного на перекрестке Гюмсеред, и его исследования в организации, которая тогда называлась Институтом судмедэкспертизы, а сейчас получила название Института народного здоровья, отделения судебно-медицинской экспертизы.
Инспектор полиции Финн Хабер возглавлял поиски на месте находки. Вистинг работал с ним над несколькими крупными делами, прежде чем тот ушел на пенсию восемь лет назад. Отвечать за обследование места преступления было серьезной задачей, заключавшейся в том, чтобы иметь представление о всех собранных материалах и дальнейших исследованиях. Для этого нужен был человек обстоятельный, умеющий структурировать. Финн Хабер был как раз таким. Отчеты об исследованиях соответствовали тому, какой Вистингу помнилась работа Хабера: они были подробными и точными. Обнаружение окурков было задокументировано с помощью панорамной фотографии перекрестка и крупных планов каждого окурка. Самокрутки без фильтра. Один был втоптан в гравий, два других, похоже, сломаны пальцами. Каждому был присвоен номер, соответственно А-1, А-2 и А-3. В самом начале папки с иллюстрациями помещался рисунок, где была отмечена каждая находка. Окурки были найдены в зоне радиусом два метра. В отдельном документе была представлена реконструкция: арендованный «Опель Рекорд» располагался на перекрестке в соответствии с показаниями свидетеля, ехавшего на тракторе. Франк Рубекк изображал мужчину, стоявшего там с сигаретой во рту. Окурки на гравии были найдены у его ног, как будто он там кого-то дожидался. Их передали на хранение в криминалистическую лабораторию, под расписку. Четырнадцать дней спустя было отмечено, что их отправили в Институт судмедэкспертизы.
Запрос на проведение исследования был составлен стандартно. Просили исследовать материалы на наличие эпителиальных клеток в частичках слюны. Ответ пришел через три недели. В образцах, обозначенных А-1 и А-2, не было найдено следов человеческого ДНК. В образце А-3 обнаружили ДНК мужчины.
Следующим документом был рапорт, в котором говорилось о совпадении ДНК из образца А-3 со взятыми у подозреваемого Рудольфа Хаглунна пробами. К нему было приложено экспертное заключение относительно сравнения образцов. В заключении был тот же вывод; бумагу подписал заместитель руководителя.
Все было сделано в соответствии со стандартной процедурой. Единственную претензию можно было бы предъявить к тому обстоятельству, что окурки пролежали в лаборатории Финна Хабера две недели, прежде чем их отправили на исследование, но и это было в порядке вещей.
Вистинг закрыл папку и положил ее обратно в коробку под письменным столом. Потом встал перед окном и, задумавшись, смотрел на моросящий дождь. Идея насчет того, что могло произойти с образцами ДНК, начала приобретать очертания, но он пока не осмеливался додумать эту мысль до конца.
Когда он снова сел на стул, в дверь постучали. В комнату вошел заместитель начальника полицейского управления, одетый в свежевыглаженную униформу. Он закрыл за собой дверь и сел на стул для посетителей.
Аудун Ветти был уполномоченным по следствию во многих делах, которые расследовал Вистинг, и в деле Сесилии тоже. Сотрудничество было изнуряющим. Ветти с трудом принимал мнения и предложения других, к тому же избегал принятия важных решений. Двигателем его работы было желание выдвинуть вперед самого себя. Раскрытие преступления имело для него значение лишь в одном смысле – подняться по карьерной лестнице. Два года назад его усилия принесли результат. Его назначили заместителем начальника полицейского управления, теперь он служил в Тенсберге. В последние месяцы он исполнял обязанности начальника полицейского управления и уже прикрепил к погонам новую звездочку.