Вот странное дело: помнил сержант Чмурнов, как в пулеметном гнезде орудовал, как воду в кожух доливал, как испуганных лошадей из конюшни выгонял. Запах бинтов, что из перевязочного пакета выдирал. Как Хильду, издырявленную осколками, прикапывали. Даже как обрезал провод телефона и аппарат за дрова зашвыривал, и то помнилось. А вот дорога к комендатуре и дальше из памяти стерлась. Ошметки одни. Бомбежка первая помнилась, и как уже под Селяно, вроде в тылу, немецкие танкетки из села выскочили...
...Сержант Чмурнов был ранен первого июля. Ранение средней тяжести - два осколка, словно сговорившись, рванули левую ногу ниже колена, перебив голень и располосовав мускулы. Но крови потерял много, как везли, да каким чудом проскочили из смыкающихся "клещей", Сергей не особо осознал. В госпитале очухался.
Ногу, к счастью, не отрезали. И обработал рану тот незнакомый Чмурнову, но толковый санитар неплохо, и хирурги в госпитале оказались правильные. Повезло и с госпиталем. За окном покачивал ветвями старый ясень, листья неспешно желтели, городок был древний и тихий, с широкой рекой и маленьким театром, откуда приходили в госпиталь давать концерты голосистые тетеньки. Сергей глотал пилюли, выполнял предписания - пограничная дисциплина сказывалась, марку держал, небось, не какие-то стрелки-кавалеристы расхлябанные. Радио было лучше не слушать - сводки не радовали. Сергей просил книг - ходячие раненые таскали всякое разное, ерундовое, потом уж сам на костылях до библиотечки на втором этаже допрыгал. Список сгинул вместе с гимнастеркой и хорошей бритвой, но на память пограничник не жаловался. Строгая библиотекарша выслушала, прониклась, и в виде исключения, исходя из серьезности намерений и хромоногости ранбольного, выдала сразу две книженции...
Читал Сергей умные книжки, а когда свет в палате выключали, раздумывал над тем, до чего ж глубоко некоторые барышни в литературе разбираются. Вот разное намечено в списке, но непременно мысль дает. О людях, стойкости, о превозможении слабостей, о том, что победа будет за нами. Пусть и вовсе не советские граждане-писатели книжки сочиняли. А из Калуги письма приходили редко - почта работала так себе.
Срослось, затянулось, хоть и прихрамывал выздоравливающий сержант, но разлеживаться было некогда. Поговорил с комиссаром госпиталя об ускорении выписки. Имелся приказ пограничников направлять в Москву - враг лез к столице яростно, и остановить его никак не получалось...
Вышло, что служил сержант Чмурнов в Москве, но самой столицы и не видел. Участок для патрулирования был ответственный: сбегались здесь многочисленные железнодорожные ветки, выскакивали к вокзалам, сразу к двум. Иной раз доводилось бывать в штабе истребительного батальона и в отделении милиции, видел Сергей вход в метро станции "Комсомольская", на том все достопримечательности и закончились. Здания вокзалов, конечно, красивые, несмотря на затемнение и всякие маскировочные меры. Но на народ смотреть больно. Ленинград уже был отрезан, немцы подходили к столице, спешно грузились эвакуируемые заводы и учреждения, у касс творилось нечто несусветное, с воем, плачем и руганью... Сергей возвращался к себе: пути, склады, тупики и пакгаузы, всё с дырами в заборах и оборванной колючей проволокой. Ракетчики и диверсанты, ворье, паникеры и просто дурной "не-пойми-кто", ошалевший и без документов, пёрли косяком. Патрули ходили сквозь ледяную морось, людей не хватало, бойцы засыпали на ходу, а спать было никак нельзя: Москва, в панических слухах, завываниях сирен воздушной тревоги, неумолимо скатывалась в хаос ужаса и безнадежности.
Но не скатилась. Не дали. Всякое было: и струсившие партийцы, и иная двуличная номенклатура, кинувшаяся спасать собственные задницы. И мародеры были, и нестойкие духом горожане, рванувшие прочь из города по шоссе Энтузиастов в те безумные три дня. Но тот, кто остался на своем посту уже знал, что никуда не уйдет. Выкусит Гитлер.
...Стоял город, порядком опустевший, ощетинившийся противотанковыми ежами, рассеченный массивными баррикадами. Разгружались резервы, двигались от вокзалов свежие стрелки, спускалась с рамп артиллерия и танки. И Сергей гнал малодушную мысль - да куда же оно потом всё девается?
Ночами рвались ввысь столбы лучей прожекторов, вновь и вновь стучали зенитки. Лег снег, и сержант Чмурнов с вверенным ему отделением наконец-то вычислил гадов, наладивших "дыру" с продскладов. Что ж, и среди трудяг-железнодорожников тоже нечисть водилась, имелись такие поганые исключения среди советских людей. И вычищалась та подлость по законам военного времени...
Порядок в городе навели, хоть и немалого труда то дело стоило. В последние дни осени стал старший сержант Чмурнов замковзвода и от того карьерного роста почти совсем перестал хромать и стал иногда шутить. А в декабре ударили наши на фронте, немец откатывался, сводки грели душу: отбит Клин, Волоколамск...
Двадцать седьмое декабря Сергей хорошо запомнил, наши освободили Наро-Фоминск, а вечером старший сержант Чмурнов ни с того ни с сего угодил в госпиталь. Ладно бы на финку урки напоролся или под бомбу угодил, а то просто с лестницы брякнулся. Ловили гаденыша, попытавшегося из вагона коробки с медикаментами "на арапа" хапнуть, оказался ловким, как обезьяна. Дом стоял пустой, полусгоревший, бойцы снаружи сторожили, Сергей по полуразрушенной лестнице поднимался, слушая перепуганные вопли сверху "не подходи, кишки повыпущу!" То ли снегу намело многовато, то ли увлекся старший сержант, да только осознал, что летит. Внизу валялись обледенелые горелые доски и кирпич, вроде и с сугробом, но не особо то помогло. Руку сломал, карабином чуть зубы не выбил, ну и нога опять же...
Загрузили неуклюжего старшего сержанта в попутку, командир роты дал сопроводительные документы и попросил непременно в батальон возвращаться. И покатил товарищ Чмурнов, уложенный на плотные рулоны бязи, лечить свои попорченные конечности. Бязь была жестковата, Сергей кряхтел и постанывал, смотрел на задник тента - тот обледенело хрустел, неохотно хлопал, временами показывая серые дома и забитые щитами витрины магазинов. Не давала Москва себя рассмотреть, этак и рассказать после войны нечего будет. Сергей думал о маме и как там Калуга, должны же наши её отбить.. Ну и об умных картографах тоже думал. Где-то здесь Стефа жила и работала. Не то чтобы хвасталась своим соседством с центром столицы строгая девушка, просто привык пограничник из случайных обмолвок детали вычленять. Чисто машинально. Впрочем, наверняка эвакуировали их стратегический топографический отдел. Война в картах еще как нуждается...
Угол тента заломился, холод резал щеки, мелькали у машины черные массивные перила, за ними открылась ровная белизна скованной льдом реки. Ого, вот это мост! Сергей глянул дальше: за черными силуэтами деревьев высилась башня красного кирпича, тянулась стена... Кремль! Тут проклятый тент заскрипел и закрыл обзор, щедро натрусив на бязь ледышек. Ну что ты будешь делать?! Как назло...
Палата была небольшая, на шестерых - из кладовой переделали. Вообще больница оказалась древней и знаменитой, так и называлась - Первая городская. В коридоре своды как в крепостном каземате, до перевязочной прыгать употеешь. Выдали ранбольному Чмурнову привычные костыли, правда, на этот раз в количестве одной штуки. Врачи сказали, что с рукой ерунда - заживет как на собаке, с ногой сложнее. "Долечивать был обязан, а не в строй колченогим вставать", - ругался громогласный профессор, начальник отделения. - "Теперь вот комиссуем дурака"...
Тянулась размеренная госпитальная жизнь, жидкая кашка и хитрая гимнастика, что расписал на листочке матершинник-профессор. До библиотеки было далеко, по льду двора в халате не доскачешь. Но Сергей договорился - бегал за книжками доверенный пацан из "шефствующей пионерии", что регулярно навещала корпус.
- Вот ученые вы, товарищи пограничники, того не отнять, - разглагольствовал сосед по койке, измученный бездельем и фантомной болью в ампутированных ногах. - Другой бы покурить поковылял, да за сестричкой ухлестнуть, а ты хвать книжку, да глаза портить. Эх, если б я ходил...
- Отцепись, Федя, с твоим языком и ковылять не нужно. Болтовня прямо минометная - за любым углом достанет.
- А я чего? Я не жалуюсь. Не пропаду, хотя мослы жалко. Да ладно, лучше скажи, чего там насоченено?
Сергей читал вслух. Голос был, конечно, того, бубнящий, да и задержек в малознакомых словах хватало. Ну, так человек не пулемет. Больничный народ слушал, обсуждал в перерывах книжные события. Сходились на том, что такое количество дорогой мануфактуры на парусах - явная выдумка автора. Наверняка, капитан с девушкой и так друг друга поняли, - хоть и иностранцы, но не бестолковые же. А корабль тогда сигнальный алый флаг поднял, или по морскому, "вымпел". Остальное для красоты надумано, что и правильно - книжка ведь.
Чего скрывать, книжки спасали. Списываться в инвалидность старшему сержанту очень не хотелось, из Калуги писем так и не было. А тут слушаешь, как народ обсуждает стратегический план отхода свободного племени могикан в вольную Сибирь через Чукотку, массируешь ногу, - идет жизнь.
...За окном кабинета сверкали сосульки, спешили по утоптанному снегу санитарки с пустыми носилками.
- Ну, так как, Чмурнов? Нужное дело, а ногу в училище долечишь, - надавливал посетитель, коренастый капитан с саперными знаками различия на шинели. - От физподготовки на первое время тебя освободят.
- Если нужно, готов, - сказал Сергей. - Только я, товарищ капитан, пограничник. Мне бы на фронт, в разведку или еще как. А у вас такой уклон хитроумный...
- Нужно, товарищ старший сержант. Чтобы на границу выйти, нам еще крепко поработать нужно. И без уклона, а строго по нарастающей. И препятствия в этом направлении будут и внутренние. Документы подготовят, командировочное предписание я оставлю. Человек ты проверенный, ответственный, знаний и учебы не шарахаешься. Контрразведке такие кадры нужны. А фронт он от тебя никуда не денется, для него и готовим.
Вот так оно и повернулось. Зеленой фуражки у тов. Чмурнова уже не имелось, да и не по сезону. Нога зажила, поганый костыль уже исключительно для проформы поддерживал.
- Вот, етить, что значит сознательность в лечебном процессе! - одобрял профессор. - Молодцом, сержант, так тебя через эдак. Трость из личных запасов выделю, дашь форсу, чтоб его...
Трость доктор действительно подарил: с следами от мелких собачьих зубов, чуть коротковатую, но крепкую. Вот и шагал почти выздоровевший старший сержант по горбатому тротуару в сторону вокзала. Осторожно шагал: было скользко и нога побаливала. А еще сомнения терзали: имелся у Сергея сомнительный план, отчего-то порядком окрепший и ставший нужным за время госпитального безделья. Собственно, ничего такого сомнительного в том плане не имелось: взять адрес, да написать большое человеческое спасибо за книжный список. Ну и если повезет, узнать как жизнь картографическая. Нормальный поступок. Товарищеский и без намеков. Работает товарищ Стефа сейчас где-нибудь в Ташкенте или Куйбышеве, наверняка загружена делом по уши, но на письмецо вполне может и ответить.
Оставались сомнения, чего скрывать. Почти год прошел, война, да и отыскать знакомую почти невозможно. Адрес, очень смешной - улица Большая Полянка, ну назовут же так - попался почти случайно. Серьезная там сидела организация, с военным уклоном и картографическим производством. Но знают ли там отдельно взятого молодого топографа, да и раздают ли адреса сотрудников первым встречным - то крайне сомнительно. Сергей знал, что вид у него, как говорят в книгах "непрезентабельный": что шинель, что валенки. Добавить трость профессорскую и "сидор" с масленым пятном - смех один.
Тянулась довольно длинная улица Якиманка, чередовались дома: одни городские, солидно многоэтажные, другие вовсе старенькие, с мезонинчиками, заборчиками и кустами, засыпанными снегом. Торчали колокольни с крестами и без, справа тянулся диковинный дом-усадьба, словно для сказочного спектакля выстроенный. Маршрут Сергей выспросил, можно было на автобус сесть, но хотелось хоть чуть-чуть глянуть на город.
По нужному адресу стояло безмолвное многооконное здание, со странноватым длинным балконом наверху. У ворот лежал нетронутый сугроб, на входной двери желтели клочки старых, еще осенних объявлений. Зря плелся, эвакуировано все. Сергей вздохнул и осторожно постучал в дверь рукоятью трости. Дверь неожиданно мгновенно распахнулась, выглянула тетка в форменной мятой фуражке и с самокруткой в зубах:
- Ежели милицию ищешь, так отделение дальше. В подворотню свернешь, увидишь...
- Виноват, мне отделение не нужно. Я человека ищу, - объяснил Сергей. - Вдруг знаете.
- О, как! - форменная тетка, зубами ловко переместила окурок в другой угол рта. - А я, сержант, по-твоему, заместо справочного бюро? У нас тут знаешь, что?
- Режимный объект, где на посту курить разрешается? - предположил Сергей.
Окурок мигом исчез из зубов и цербер-баба предупредила:
- Не наглей. А то не погляжу что из госпиталя. Кто нужен?
Сергей объяснил. Тетка задумчиво поправила фуражку, прищурилась:
- А ты кто такой, чтоб её здесь спрашивать, а? У нас здесь строго...
- Да я уж понял, - Сергей упер рукоять трости в живот собеседницы, надавил. - Позволь-ка, а то сквозняк устроили...
- Куда прешь?! - возмутилась охранница, нагло оттертая от входа. - Вот сейчас я тебя, - тетка ухватилась за кобуру нагана - желтую, с огромным старорежимным клапаном.
- Вы бы петлю разработали, уж очень тугая, - посоветовал Сергей, озираясь и наблюдая за мучениями охранницы.
- Какую со склада выдали, - пропыхтела защитница вестибюля. - Ну-ка, вышел отсюда!
- Сейчас выйду, - заверил Сергей. - Мне бы адрес Стефы. Я так понял, что вы ее знаете. Проездом я в Москве, завернул по дороге. Стефания как-то у нас в части была. По службе.
- "В части", говоришь? - тетка оставила в покое упрямую кобуру. - Это на границе, что ль? А чего сразу не сказал? Стой здесь. Не, сядь - вон табуретку, видишь? Щас я уточню и решу...
Сергей опустился на шаткий предмет мебели. Вестибюль был длинен и темен, угадывалось закрытое окошко бюро пропусков, металлические шкафы, сгрудившись вспугнутым стадом, замерли, заслонив большую часть коридора. В углу громоздились здоровенные рулоны бумаги. Суровая часовая, прикрывая телефонную трубку рукой, что-то бубнила, не спуская с посетителя зоркого взгляда. Вот как вызовет сейчас патруль...
Шаги Сергей расслышал в последний момент - обутая в валенки тень невесомо скатилась по лестнице.
- Вот, - не очень умно сказал Сергей, - оказия случилась, дай, думаю, наугад загляну.
Тьфу, встать с табурета удалось не сразу, да еще и ехидная профессорская палка чуть из руки не вывернулась.
Стефу узнать было нетрудно: все такая же маленькая, даже в армейской телогрейке с деловито подкатанными рукавами и огромных, криво подшитых валенках. Казалось, сквозняком её сдуть может.
- Это хорошо, что оказия, - отчего-то сипло сказала товарищ картограф, спешно пытаясь раскатать рукава - получилось не очень, один отвис как у Петрушки, второй откатываться вообще не желал. - Вы, Сергей, проходите, чаю выпьем... - Стефа сердито поджала губы и поправилась. - Вот еще, на церемонии потянуло. Проходи, да рассказывай. Клавдия Ниловна, что там у нас с чайником?
Чайник был огромным, батальонного калибра. Имелось яблочное повидло и сухари. Сергей старался не обжигаться и не хлюпать - дали стакан в подстаканнике, прибор не очень-то привычный. Рассказывал. Оказалось, Стефа многих на заставе помнила. У людей с образованием память тренированная. Особо радостного порассказать было сложно, но что врасплох заставу не застали, Сергей заверил.
- Это ж какая сила на нас наперла, - вздыхала Ниловна. - Мой-то средний под Белостоком служил. Может, в партизанах...
- Много наших за линией фронта осталось, - соглашался Сергей. - Ничего, сейчас поменьше немцы улыбаются. Пообморозились, да и зубов нехватка...