- Могу, - улыбнулась Эржебет, - потому что я видела, как он обходился с девушками. Да, это было очень давно, но в некоторых вещах люди не меняются, и к тому же... - она задумалась, - нет, я расскажу по порядку.
Племянница молча ждала.
- Так вот, - всё с той же улыбкой продолжала тётя, - кроме Дракулы в замке гостила одна родственница Яноша. Ей было пятнадцать, и Дракуле она понравилась. Он в свои тринадцать не умел ухаживать, но старался научиться изящным манерам и действовал весьма хитро. Однажды подарил её служанкам пояс с золотыми нашивками, чтобы через служанок ближе подобраться к госпоже.
- И чем всё закончилось? - спросила Илона.
- Дракула понял, что моя родственница никогда не уступит ему так, как он хочет. Разумеется, воздыхатель огорчился, наговорил ей всяких дерзостей, а ты... ты чем-то похожа на ту мою родственницу. Даже не знаю, чем именно, но есть некое неуловимое сходство.
- Куда вы клоните, тётушка? - насторожилась Илона.
Эржебет сильнее сжала её руку:
- Я хочу сказать, что Дракула будет с тобой любезен. Главное, без особой причины не отказывайся исполнять супружеский долг. Вот и всё. Бояться тебе совершенно нечего.
Наверное, тётя зря затронула тему физической близости. Лучше б продолжала говорить о долге перед семьёй, потому что всё воодушевление у Илоны пропало.
- Тётушка, я готова поверить вам, - печально произнесла она. - И готова поверить Его Величеству, который сказал, что Дракула вовсе не так страшен, как о нём рассказывают. Но... даже Его Величество не отрицал, что у этого человека очень плохая слава, а я не хочу, чтобы эта слава перешла ещё и на меня как на его жену.
- Мой Матьяш - дальняя родня Дракуле, однако Матьяша это никак не запятнало, - возразила Эржебет.
- Жена - другое дело, - вздохнула Илона. - Я боюсь, что все станут указывать на меня пальцами: "Вон идёт жёнушка Дракулы". Они станут так говорить... и смеяться.
- Всё зависит от тебя, - ответила тётя. - Главное - как ты себя поведёшь. Если ты не забудешь, что ты - Силадьи и всего лишь исполняешь свой долг перед семьёй, то никто тебя не осудит. И смеяться не станет. Ты не уронишь свою честь.
- Вы уверены, тётушка?
- Да, - сказала Эржебет, отпустив руку племянницы, но теперь ободряюще поглаживая Илону по плечу. - Поэтому подумай над просьбой Матьяша, моя девочка. Не торопись и, как следует, подумай.
* * *
Илону очень тронули слова, сказанные тётей о своём покойном муже, Яноше Гуньяди. Эржебет не забыла его, но это не помешало бы ей исполнить долг перед семьёй. "И я сейчас могу помочь своей семье, - повторяла себе Илона, - могу помочь, и это не станет предательством по отношению к Вацлаву".
Как же хорошо сказала тётя! Но насколько искренне она говорила? Через некоторое время у Илоны появились сомнения, ведь Эржебет уверяла, что пошла бы на жертвы ради всей семьи Силадьи, однако нынешние слова расходились с давними поступками.
Илона, несмотря на давность лет, отлично помнила, как тётя посмотрела на своего брата Михая, когда тот зимним вечером пришёл и объявил, что стал регентом при "новом короле Матьяше Первом". У тёти был враждебный взгляд, ведь Михай надеялся править от имени Матьяша, а Эржебет любила сына больше, чем всех других родственников, вместе взятых, и никому не позволила бы ничего у Матьяша отобрать - в том числе власть.
Михай Силадьи слишком хотел власти. Вот почему вскоре после того, как Илона с Вацлавом и другими Понграцами уехала в Липто, Матьяш посадил Михая в крепость, в замок Вилагош, и Эржебет не стала заступаться за своего брата, хоть и могла бы. Она приняла сторону сына. К счастью, Михай оказался достаточно умным, чтобы смириться, и получил свободу, но Эржебет всё равно продолжала смотреть на него косо, а когда Михая не стало, и отец Илоны унаследовал всё его имущество и привилегии, то унаследовал и косые взгляды. Тётя продолжала защищать своего сына, защищать ото всех - даже от собственной родни.
"Теперь тётя тоже старается не ради семьи Силадьи, а ради своего сына, которому нужно выдать меня замуж, - мысленно рассуждала Илона. - Думает ли тётя о своей семье хоть немного? Думает ли обо мне? Наверное, она уже не мыслит себя как часть семьи Силадьи. Тётя стала частью семьи Гуньяди".
И всё же для самой Илоны долг перед родственниками оставался священным. "Тётя права, - думала она, - мне следует заботиться о других Силадьи. Смысл жизни для женщины, а особенно для христианки, в заботе о других, о ближних, а родственники - самые близкие люди".
Правда, принять решение в одиночку казалось страшно, поэтому Илона утром того дня, когда во дворце было назначено очередное заседание королевского совета, отправила записку отцу. Илона просила, чтобы отец, среди прочих заседавший в совете, после зашёл к ней, однако Ошват Силадьи так и не появился в покоях дочери.
"Наверное, у него после заседания появились неотложные дела, - решила Илона, - а я ведь не упомянула, о чём собираюсь говорить. Даже не упомянула, что предстоит важный разговор. Я просто просила зайти".
Это казалось не слишком большим упущением, ведь на следующий день должна была прийти Маргит. Она всегда приходила два-три раза в неделю навестить сестру. "Я посоветуюсь с Маргит и заодно попрошу её передать отцу, что мне нужно посоветоваться с ним тоже", - подумала Илона, однако старшая сестра тоже не появилась.
Кузина Его Величества наконец заподозрила неладное: "Моих родственников не пускают ко мне нарочно?"
На следующий день подозрение превратилось в уверенность, поскольку выяснилось, что Илона и сама не может покинуть дворец. Пожилые придворные дамы, которые обычно занимались вышиванием, окружили её в коридоре и просто не дали уйти, препроводив к своей госпоже, матери Его Величества.
- Куда ты хотела идти, моя девочка? - невозмутимо спросила Эржебет.
Илона ответила, что волнуется за отца и за сестру, поэтому идёт их проведать.
- С ними всё благополучно, - сказала Эржебет.
- Но почему они не приходят? - спросила племянница.
- Я не знаю, - тётя пожала плечами. - Я никаких распоряжений не отдавала. Возможно, Матьяш дал? Но даже если так, он делает это ради тебя. Он ведь сказал, что хочет услышать именно твоё решение, а не то, что тебе насоветуют отец и сестрица.
- А если я хочу навестить их не ради советов, я могу это сделать? - принялась настаивать Илона.
- Зачем навещать сейчас, моя девочка? - всё так же невозмутимо спросила тётя. - Вот примешь решение, и тогда можешь наносить визиты, а сейчас для тебя лучше уединение. Оно помогает собраться с мыслями.
- Тогда я поговорю с Его Величеством. Спрошу, почему отец и сестра ко мне не заглядывают, - сказала Илона, но тётя напомнила:
- Если ты попросишь у короля аудиенцию, тебе придётся объявить ему своё решение на счёт свадьбы. Ты готова это сделать?
Илона была не готова, а меж тем время шло, минул ещё день, но ни отец, ни сестра не давали о себе знать. "Зачем Матьяш поступает со мной так? - думала кузина Его Величества. - Неужели хочет показать, что я могу в любую минуту превратиться из гостьи в узницу?"
Слова Матьяша про "верноподданного" Ошвата Силадьи теперь показались Илоне не вполне искренними: "Матьяш сказал, что мой отец обязательно поддержит королевское решение о моём браке. А если не поддержит? А вдруг Матьяш потому и препятствует моей встрече с отцом, что не надеется на его поддержку?"
Эта мысль заставила Илону испугаться: "Если я откажусь выходить замуж, а мой отец поддержит меня и воспротивится королевской воле, то что же тогда с ним будет? Его отправят в крепость, как когда-то отправили дядю Михая. А что будет с моей матерью и моей сестрой? Наверное, им придётся жить очень тихо и в постоянном страхе за семейное имущество, которое король вправе отобрать у родни изменника". Этого ни в коем случае не следовало допускать!
"Если тётя не думает об интересах семьи Силадьи, значит, об этом должна думать я", - сказала себе Илона, но всё это было простым только на словах, а на деле выйти замуж за человека, известного своей жестокостью, казалось просто немыслимо. Мешало предубеждение, но его следовало преодолеть, и вот очередным утром Илона нерешительным шагом подошла к портрету, который теперь стоял в её покоях, и развернула сукно.
"Это твой будущий муж, - сказала она себе, глядя на нарисованное лицо с резкими, прямыми чертами и на одеяния, по цвету напоминающие кровь. - Успокойся и рассмотри этого человека, как следует".
Часть III
Тот самый Дракула
I
Маргит влетела в покои Илоны, как всегда, вихрем и, увидев младшую сестру, понуро сидевшую в резном кресле, бросилась к ней, взяла за плечи, попыталась заглянуть в глаза:
- Сестричка, это правда? Ты выходишь замуж за...
- Да, - безразлично отвечала Илона, подняв голову и встретившись взглядом с сестрой. - Тот самый Дракула - теперь мой жених.
- Но почему? Почему ты согласилась? Ты не обязана, - сказала Маргит.
- Не обязана, - отозвалась младшая сестра, - но зато Матьяш теперь доволен, и не только мной, а всей нашей семьёй. Наша семья оказывает ему услугу, и наш кузен сказал, что не забудет этого.
- А если наш отец скажет "нет"? - спросила Маргит.
Илона будто очнулась от оцепенения, вскочила:
- Сестра, я совсем забыла об этом. Прошу тебя, иди сейчас же к отцу и поговори с ним. Нужно, чтобы он повёл себя правильно. Если отец станет противиться, то всё испортит.
- Что испортит? Твою свадьбу?
- Нет, не мою свадьбу, а своё будущее, - поспешно заговорила Илона. - Я вчера вечером пришла к Матьяшу и сказала, что согласна на брак, но ещё я сказала, что это очень большая услуга и не только с моей стороны. Я сказала, что семья Силадьи вправе рассчитывать на благодарность, и Матьяш ответил "конечно". А я спросила, правда ли, что Матьяш в последнее время не очень доволен моим отцом. Кузен замялся и не признался прямо, но я, не называя тебя, повторила Матьяшу твои слова о том, что отец слишком настаивает на новом крестовом походе, и что отцовы слова вызывают недовольство. Кузен улыбнулся и воскликнул: "Как же я могу быть недовольным, если теперь, благодаря твоему браку, смогу подготовить тот самый поход! Дракула поможет мне, а что до твоего отца, то если раньше мы в чём-то были не согласны, то теперь мы - единомышленники".
- Так и сказал? - с недоверием спросила Маргит.
- Да, - ответила Илона. - Матьяш ещё несколько дней назад, когда уговаривал меня, упомянул, что Дракула нужен ему как полководец в войне с турками, но я поначалу не придала этому значения. Мне только после пришло в голову, что если Матьяш начнёт готовить поход, то получится, что Матьяш и наш отец стали заодно, и исчезнет причина для ссор.
- Матьяш решил готовить крестовый поход? Как-то не верится, - продолжала недоумевать Маргит. - Он много лет отмахивался от этой затеи, и вдруг такая перемена. С чего бы?
- Не всё ли равно! - продолжала поспешно объяснять Илона. - Главное, что у меня всё получилось. Матьяш теперь доволен, и тётя тоже довольна. Я помирила отца с ними обоими, и Матьяш обещал, что мой отец в ближайшее время получит какой-нибудь особый знак благоволения, но если отец воспротивится моей свадьбе...
- Значит, ты согласилась ради отца? - спросила Маргит.
- Ради всех нас, - кивнула младшая сестра. - Я и для тебя попросила кое-что, но не у Матьяша, а у тёти. Я сказала ей, что ты слишком редко бываешь во дворце, а ведь ты - моя сестра, и раз уж здесь готовится моя свадьба, ты должна принимать в этом заметное участие. Тётя тоже сказала "конечно". Маргит, ведь я хорошо всё устроила? Правда?
Старшая сестра покачала головой:
- Я так и знала, что всё неспроста, а когда мне позавчера сказали, что ты очень занята вместе с тётей и не можешь меня принять, у меня просто сердце упало. Я поняла, что хорошего не следует ждать. И вот оно! Дракула!
- Маргит, неужели ты тоже будешь возражать? - испугалась Илона. - Прошу тебя, не надо. Не порть ничего. Мне и так нелегко это далось. У меня не осталось сил спорить ни с тобой, ни с отцом. Прошу тебя, позволь случиться тому, что должно случиться. И убеди отца...
- В чём "убеди"? - послышался в дверях громовой голос.
На пороге комнаты стоял Ошват Силадьи, весьма встревоженный:
- Илона, мне передали записку от тебя. Ты просила прийти, и вот я пришёл. Что случилось?
Илона не выдержала - заплакала навзрыд, закрыв лицо руками:
- Ах, только не спорьте, не спорьте со мной! Прошу вас обоих. Иначе мы потеряем то, чего я для вас добилась.
- О чём ты говоришь, дочка? - нахмурился Ошват Силадьи. Он вошёл в комнату и, плечом отодвинув Маргит, сам встал напротив младшей дочери, попытаться заглянуть в глаза.
Илона на несколько мгновений отняла руки от лица и прежде, чем снова зарыдать заставила себя произнести:
- Отец, вы давно говорили, что я должна снова выйти замуж. И вот я выхожу замуж. Матьяш нашёл мне жениха и обещал быть благодарным всей нашей семье, если я соглашусь на брак.
* * *
Проводив отца и сестру, по-прежнему ошарашенных новостью, Илона вернулась к портрету Дракулы, который только что им показывала. Она хотела набросить на картину сукно, но о чём-то задумалась, поэтому так и осталась стоять перед незакрытым изображением.
Человек, назначенный Илоне в мужья, по-прежнему смотрел куда-то мимо своей невесты, а она, стоя перед его портретом, начала вглядываться в желтоватое лицо и гадала, о чём он думал в то время, когда позировал художнику. О чём может думать Дракула?
Лицо по сравнению с сочно-красным цветом бархатных одежд казалось бледноватым, как у больного, а ускользавший взгляд больших карих глаз всё никак не удавалось поймать. "Как странно", - сказала себе Илона и вдруг вздрогнула. Она опять вспомнила о Вацлаве, но теперь думала о тех днях, которые хотела бы забыть.
Это были дни, когда Вацлав тяжело болел и мучительно умирал, лёжа в своей спальне, устроенной на верхнем этаже дома Понграцев в городке Сентмиклош.
Наверное, молодой супружеской паре полагалось бы жить отдельно от старших, но родители Вацлава, стремясь беречь своего сына, не торопились выделять ему отдельное жильё, а в итоге беда нашла его и в родных стенах.
- Ах, мой сын, мой бедный сын, - повторяла мать Вацлава, сидя в гостиной, но поднималась в его комнату очень редко, потому что недоставало душевных сил смотреть, как тот меняется из-за болезни. А вот Илона даже не спрашивала себя, сможет ли. Она просто понимала, что Вацлав не должен быть один, и проводила с ним день за днём, наблюдая медленное угасание.