Ах, Липто! Особый маленький мир на севере Венгерского королевства, в Словакии, такой уютный и красивый! Огромная долина, окружённая труднопроходимыми горами, подобными тёмно-зелёной зубчатой стене! Если забраться на высокое место, то за этой стеной получалось увидеть ещё более высокие вершины, покрытые снегами. Казалось, что там, среди снегов находится край земли.
В венгерской столице назвали бы эти земли захолустьем, но ведь не все обязаны жить в центре мира. Кому-то может нравиться окраина. Кому-то может нравиться мысль, что рядом с ними находится великий океан, который переходит в океан звёзд.
Конечно, Илона знала, что к северу от Венгрии мир не кончается, и что согласно воззрениям многих учёных земля по форме напоминает шар, а не диск, но рассказы о плоском мире, так похожие на волшебную сказку, привлекали гораздо больше. Илона так и заметила однажды Вашеку, когда они во время охоты вместе выехали на вершину холма:
- Здесь как будто край земли.
- Да, похоже, - улыбнулся муж, а затем они ещё несколько минут молча смотрели на дальние горы и на широкую полноводную реку, протекавшую вдоль долины.
Вдоль речных берегов стояли деревни, окружённые полями и пастбищами, и так же на берегу, но в самом сердце долины, стоял городок, который все называли по имени главной городской церкви - Сентмиклош, то есть "святой Николай". В этой церкви Илона часто бывала вместе с Вацлавом, со своим любимым Вашеком. В этой церкви теперь находилась его могила с красивым надгробием из красного мрамора, изображавшим геральдический щит.
Если б Илона могла, то осталась бы жить в Липто, но она не могла. В качестве кого она бы там осталась? Ей следовало бы остаться лишь в одном случае - если б она стала матерью сына, который со временем унаследует имения в Липто. Но сына не было.
Ах, если бы у неё с мужем родились дети - пусть даже один ребёнок, пусть даже девочка! Но, увы, за двенадцать лет брака Илоне ни разу не случилось даже забеременеть. Она очень печалилась по этому поводу, и так же печалились родители мужа, а молодая вдова, находясь возле, каждую минуту одним своим видом напоминала, что внуков у них нет.
Наверное, поэтому Илона даже не спросила, можно ли ей остаться, а уехала сначала в венгерскую столицу, а затем - в другую глушь, в имения своих родителей, ведь пребывание в столице тяготило, а новая глушь могла чем-то напомнить прежнюю, то есть Липто.
Родительские имения находились в западной части Венгерского королевства. Эту область под названием Эрдели* по большей части покрывали горы, но, увы, именно там, где располагались имения, не было гор, а только лесистые холмы. Полноводная река там тоже не протекала, а лишь мелкие речушки, но на берегах так же виднелись деревеньки с такими же домами, сложенными из толстого бруса, и, если не привередничать, этих деревенек вполне хватало, чтобы представить себя в Липто.
______________
*Эрдели - так венгры называли Трансильванию.
______________
Имения простирались так широко, что назывались словом "страна" - Страна Силадьи - и в этой стране Илона, после смерти мужа снова ставшая частью семьи Силадьи, провела более пяти лет, помогая матери заниматься хозяйством.
Впрочем, помогать не очень получалось. Мать, урождённая Агота Сери-Поша - женщина не очень знатная, но зато предприимчивая и оборотистая - полагала, что в хозяйственных делах от дочери мало толку. Уж очень Илона была уступчивая, то есть соглашалась почти со всем, что ей говорили. Искоренить такую уступчивость казалось невозможно, поэтому матушка только ворчала:
- Слуги вертят тобой и крутят, как хотят.
Дочь только опускала глаза, не осмеливаясь напоминать, что семнадцать лет назад мать говорила иначе. Семнадцать лет назад уступчивость казалась добродетелью, ведь именно тогда родители окончательно выбрали Илоне жениха, Вацлава, и дочь покорно приняла их выбор, а ведь были подозрения, что она заупрямится, потому что юной невесте нравился другой.
В итоге подозрения так и остались подозрениями. Илона сделалась для Вацлава очень хорошей женой. Её ни в чём нельзя было упрекнуть - разве что в отсутствии детей - но бездетность не стала бы препятствием для нового выгодного брака, если б Илона позволила родителям устроить его.
Так уж повелось, что повторное замужество не являлось обязательным. Невеста могла сама решить, соглашаться или нет, ведь если первый брак считался исполнением долга перед родителями и остальными родственниками, то при повторном браке невеста имела право подумать о себе, то есть обретала некоторую свободу.
- Эх, Илона, - часто повторяла мать, когда они сидели вдвоём за вышиванием в одной из верхних комнат семейного замка. - Когда не нужно, ты уступчивая, а когда нужно уступить - упрямая. Сколько раз я тебе говорила, что ты должна снова выйти замуж, а ты всё "нет" и "нет".
- Я не хочу снова замуж, - тихо отвечала дочь.
И вот в один из таких дней в замок доставили письмо от отца, который жил не в имениях, а в столице. В письме сообщалось, что отцова сестра, Эржебет, тоже проживавшая в столице, приглашает Илону приехать погостить.
Честно говоря, молодая затворница, узнав эти новости, весьма удивилась. Ей всегда казалось, что отцова сестра, Эржебет Силадьи, недолюбливает своего брата и остальную родню, а по-настоящему привязана только к сыну - Матьяшу. И вдруг приглашение! Зачем? И всё же его следовало принять - так полагали родители Илоны:
- Твой отец пишет, что для нас это радостное известие, - сказала мать, положив только что прочтённое письмо в шкатулку с вышивальными принадлежностями, стоявшую рядом на столике. - Пора положить конец непонятному разладу с твоей тётей. Пора нашей семье объединиться. Эржебет не первый год оказывает твоему отцу внешнее уважение, но как будто считает тайным врагом. Это длится слишком долго. А ведь твой отец никогда не давал повода для вражды. Наоборот - он исполнял всё, чего требует долг перед семьёй, да и мы тоже исполняли. Наверное, твоя тётя всё же вспомнила об этом. Вспомнила и поэтому решила сделать что-нибудь хорошее для тебя.
- Матушка, мне надо ехать? - спросила дочь.
- Разумеется, надо, - последовал ответ. - Ты просто обязана поехать. Если твоя тётя сделала первый шаг к примирению, мы не можем не сделать ответного шага. И чем скорее мы его сделаем, тем лучше.
На скорейшем приезде настаивала и Эржебет. Она просила, чтобы племянница постаралась прибыть в столицу к празднованию Пятидесятницы, поэтому Илона сразу после Вознесения Господня отправилась в путь.
* * *
Знатная путешественница запоздало вспомнила, что давно не видела не только тётю, но и свою старшую сестру - Маргит. Вот уж, кто по праву назывался столичной жительницей! Маргит в отличие от своей младшей сестры полагала, что нет ничего хуже, чем тихая деревенская жизнь, и весьма радовалась, что живёт с мужем в столице, а не в глухомани.
"Если что, Маргит поможет мне с нарядами, - подумала Илона. - И пока мы будем ходить по лавкам, у нас, по крайней мере, появится предмет для разговора".
О чём ещё говорить со старшей сестрой, младшая просто не знала. Придворные сплетни не вызывали интереса, а лишь утомляли. Слушать о том, как Маргит живёт со своим мужем, казалось слишком грустно, потому что Илона начала бы вспоминать о своём муже, умершем пять лет назад. А если в разговоре не касаться ни чужой жизни, ни своей, то о чём ещё говорить?
Вот если б у Маргит появились дети, Илона с удовольствием слушала бы все новости про них! Будь у Илоны хоть один племянник или племянница, тогда сразу появился бы повод приезжать в столицу, и не потребовалось бы никакого тёткиного приглашения, чтобы выманить затворницу из глуши, но, увы, старшая сестра оказалась так же бездетна, как младшая.
"На всё воля Божья, - мысленно повторяла себе Илона и очень старалась не роптать, а лишь спрашивала. - Господь, чем я согрешила? За что мне от Тебя наказание?"
Как же грустно было смотреть на женщин, окружённых детьми! Все эти дети, даже самые непослушные и капризные, казались Илоне сокровищем. "Почему у меня нет таких?" - спрашивала она себя и даже в церкви, глядя на искусно раскрашенную деревянную статую, изображавшую Деву Марию с маленьким Иисусом на руках, не могла не задумываться о том, что чувствует женщина, держа на руках собственного ребёнка.
Деревянный младенец в полумраке храма казался похожим на настоящего. Такой розовый и румяный, с задумчивым выражением на щекастом личике! Как же чудесно выглядели эти маленькие пальчики на руках и ногах! Как мило смотрелся круглый животик!
Конечно, это был не настоящий ребёнок, но маленьких детей неспроста называли куколками. "И я хочу себе куколку, - думала Илона, глядя на младенца Девы Марии. - Матерь Божья, ты, как никто, понимаешь меня. Почему же ты не упросила Господа, чтобы Он послал мне дар?"
Даже после того, как Вацлав умер, эти мысли не ушли. Молодая вдова не переставала мечтать о детях. Новый муж ей был не нужен, но дети... как грустно казалось жить без них! "Пусть даже будут приёмные, - думала она, - но лучше - свои. Почему у меня их нет?"
Разумеется, Илона понимала, что дети не появятся сами по себе, то есть новое замужество и появление детей взаимосвязаны, но замуж не хотелось. Да, детей хотелось, но замуж - нет, а поскольку внебрачная связь была для Илоны просто немыслима, упорное избегание повторного брака казалось глупостью.
"Хочешь детей - выходи замуж", - говорил разум, однако Илона не могла себя заставить, помня о Вацлаве. Ей хотелось всего, но в то же время ничего не хотелось, и это странное состояние, когда ни на что не хочешь решиться, сохранялось уже пять лет.
II
Илона никогда не испытывала чувство родства по отношению к своей тёте. Умом племянница понимала, что родство есть, но лишь умом. Возможно, чувство не приходило оттого, что Эржебет Силадьи казалась слишком могущественной и недосягаемой. Неудивительно! Ведь её сын Матьяш носил венгерскую корону, то есть Эржебет называлась матерью правящего монарха, причём неженатого, поэтому безраздельно повелевала всей женской половиной королевского двора.
Гордая и властная тётя Эржебет. Наверное, она и родилась такой, но Илона не могла об этом судить, потому что впервые встретилась с ней, когда тётя была уже пожилой женщиной.
Племяннице тогда минуло лишь двенадцать с половиной лет. Илону впервые привезли в столицу, а тётя уже властвовала там, считаясь первой дамой королевства. Не королева, но почти.
Даже издалека было заметно, что тётя держится очень прямо. Её фигура, облачённая в тёмные одежды, расшитые золотом, выглядела подобно мужской: ни покатых плеч, ни особенно выраженной талии.
В лице не ощущалось никакой мягкости, которая полагалась бы женщине: острый взгляд, плотно сжатые губы. На щеках виднелись неглубокие морщины, но тётя не стремилась ничего припудрить. Наверное, поэтому её лицо тоже походило на мужское, ведь именно мужчины обычно не стыдятся своих лет и не пытаются обмануть время.
Эржебет не скрывала своего возраста, ведь годы позволяли ей считаться мудрой и опытной, давали право говорить, то есть давали власть, а тётя стремилась к власти. Вот почему белая ткань, по обычаю обёрнутая вокруг головы и скрывавшая волосы, уложенные в причёску, прилегала не очень плотно и невзначай показывала, что в золотисто-каштановых, как у всех Силадьи, прядях появились серебряные нити.
Помнится, двенадцатилетняя Илона, глядя на это серебро, задумалась, сколько пройдёт времени прежде, чем её собственные каштановые волосы поседеют так же, но эта мысль даже не успела толком оформиться, потому что суховатые тётины пальцы ухватили малолетнюю племянницу за подбородок. Так Эржебет Силадьи заставила её приподнять голову, опущенную в поклоне.
- Девочка моя, не бойся. Дай мне на тебя посмотреть. Ты очень хорошенькая, - раздался тётин голос, в котором за нарочитой ласковостью чувствовались холод и жёсткость. Наверное, тётя в эти мгновения думала о том, как её племянница поможет возвыситься Матьяшу - думала о борьбе за трон для него, а в борьбе нет места мягкости и теплоте.
Матьяша, тётиного сына, в те дни ещё не избрали королём, но всё уже решилось. Дядя Илоны, Михай Силадьи, устроил это - вступил в союз с несколькими богатейшими и влиятельнейшими семьями королевства. Они договорились, кому из претендентов на корону отдаст голоса Государственное собрание, а с одной из семей ради укрепления союза Михай обещал породниться, для чего и понадобилась племянница.
У Михая не было детей, но у его младшего брата Ошвата родилось две дочери. Старшая, Маргит, к тому времени уже вышла замуж, но оставалась младшая, Илона, которая и сделалась залогом прочности политического союза - союза с семьёй Вацлава.
Для семьи Силадьи это оказалось чрезвычайно выгодно. Родители Илоны возвысились благодаря удачному браку своей дочери. Дядя Илоны получил возможность создать политическую лигу и обрёл немалую власть, возведя своего племянника Матьяша на королевский трон. Тётя Эржебет тоже обрела власть, ведь, несмотря на то, что все политические дела находились в руках мужчин, положение матери короля всё равно очень значительно.
Лишь Илона не получила выгод. Она сделала то, что должна, и не ради себя. Ей не хотелось выгодного брака, и казалось всё равно, станет ли она благодаря разным политическим интригам родственницей короля.
Даже спустя много лет, Илона, уже овдовевшая, не ощущала себя особенно знатной и до конца не могла поверить, что нынешний венгерский король - её двоюродный брат. Эта близость к трону не радовала, а лишь тяготила, потому что накладывала обязательства.
Если ты родственница короля, значит, надо соответствовать положению. "Если в столице теперь носят другие вырезы и рукава, значит, придётся что-то сделать, то есть пройтись по лавкам, купить новые ткани, нанять портниху", - в очередной раз сказала себе Илона, но ей так не хотелось со всем этим возиться, пусть даже вместе со старшей сестрой!
Ещё не приехав к тёте, племянница уже мечтала, как поедет обратно: "Сколько нужно прожить в гостях? Наверное, трёх недель хватит?" Предстоящие недели казались пыткой, а столица представлялась чужой, враждебной. Пусть это чувство никак не подходило знатной аристократке, но самой Илоне казалось вполне простительным, ведь она пребывала на вершинах не всегда. Знатность появилась внезапно и довольно поздно - когда взросление почти завершилось.
* * *
Всё детство и отрочество Илона жила очень скромно, потому что её кузена, Матьяша Гуньяди, в то время ещё не избрали королём, а её отец, Ошват Силадьи, ещё не стал старшим в роду и не начал заседать в королевском совете.