Однако я всё же не могла не остановить своих радостных порывов, понимая, сколько всего ему придётся пережить, чтобы изменить свою жизнь, обрести свободу… Невольно вспомнился собственный отец, который ушёл из семьи из-за другой женщины: семнадцать лет брака, двое детей – всё это держало вместе его и мать… Они оба стали чужими друг для друга, чувства исчезли, остались лишь привычка и обязательства, мы с Антоном… Отец был несправедлив, бросая нас, я была совсем юной, почти ребенком, возненавидела его, не могла понять, а моя бабушка – старой закалки человек – и по сей день осуждает его молодую супругу, за то, что увела мужа из семьи. Только к годам восемнадцати-девятнадцати я как-то вдруг осознала, что в жизни не бывает всё только чёрным и белым. Оля – жена отца – на самом деле хороший человек, молодая и современная женщина, с которой мы легко нашли общий язык. При встречах мы с ней дурачимся, обсуждаем женские штучки, да и своё мнение об отце я изменила в лучшую сторону. С ней он другой, примерный семьянин, любящий муж и отец моей маленькой сводной сестрички, и к нам с братом он стал относиться по-другому: мы больше не в тягость ему, а наконец-то стали любимыми детьми…
Пускай наши с Юн Соном отношения далеко не так серьёзны, как бы мне хотелось, но я невольно сравнивала ситуацию с папой и Ольгой и то, что случилось у нас, быть может, тяга к мужчинам старше возрастом у меня именно из-за этого, кто знает… Однако, я больше чем уверена, в Корее очень серьёзное отношение к институту брака, и близкие Юн Сона стопроцентно осудят развод, а обо мне он вообще вряд ли заикнётся, иначе встретит шквал непонимания. Если только обо мне не заикнется тот ачжощи. Всё равно, какие бы фантазии и мечты сейчас не крутились в моей голове, я улетаю через четыре дня… А чувства… Чувства на расстоянии недолговечны. Как бы он мне не нравился, я ещё никогда и никому не говорила слова «люблю», я и не знаю что это такое. Можно ли назвать моё очень доброе и тёплое чувство к этому человеку любовью? Я не знаю, да и не ощущаю «бабочек» в животе, а только непреодолимую тревогу за него, желание прикоснуться, увидеть улыбку, и только от одних мыслей о нём сердце бьется быстрее… Так почему бы не сделать неидеального человека своим идеалом?
- Аня! Прекрати нас игнорировать! – обратилась ко мне Гюнай, видимо, уже не в первый раз.
- Всё в порядке, я просто пытаюсь прийти в себя, - на автомате сказала я, хотя никакого вопроса мне не задали.
Мы ещё не легли спать, да и что-то не хотелось, я сидела перед включенным компьютером, бездумно глядя в монитор. Только сейчас, вернувшись с небес на землю, я вдруг заметила, что фоновым рисунком рабочего стола стоит фотография Юн Сона со смотровой площадки, и когда я успела настолько сойти с ума?
- Ты уже с нами?
- С вами, - улыбкой ответила я, наконец, осознанно посмотрев на подруг. – Я, кажется, влюбилась и не могу осознать сего факта.
- Мы это уже давно заметили, - поджала губы Ксю, но тут из душа вернулась Таку, и мы общим сбором, прихватив Чон Мин, пожёвывающую моё печенье, отправились в туалет.
- Последние три часа ты выглядела обдолбанной, - сообщила Даша. – Мы до тебя докричаться не могли.
- Я и была обдолбанной, - но чтобы меня правильно поняли, добавила: - счастьем…
Мы уселись в промежутки между раковинами, попивая банановое молоко.
- А как же его жена? Ты ведь говорила, что она…
- Это уже не важно, не думаю, что ему понравится, если я кому-либо буду распространяться о его личной жизни.
- И когда это ты успела стать такой скрытной?
- Простите, девочки, но теперь всё по-другому, я не хочу об этом говорить, чтобы не сглазить.
Даша, поджав губы, взглянула на меня как на сумасшедшую. Она наигранно притронулась к моему лбу тыльной стороной ладони и неожиданно улыбнулась.
- Мать, ты меня с ума сведешь, то у тебя истерики, то ты ржешь как конь, то витаешь в облаках, а теперь решила поиграть в загадочность. Нет, так дело не пойдёт.
- Да, слишком многое изменилось за сегодняшнюю ночь, - закивала Гюнай, грызя ногти, - и теперь мы от тебя не отстанем.
- Ладно вам, у меня и впрямь всё хорошо. Всё разъяснилось, Юн Сон оказался не таким уж плохим…
Ксюша подавила усмешку, но не злую. Вообще я думала, что они начнут ругать меня и осуждать, даже не вдаваясь в подробности.
- Онни, этот мужчина старый, - засмеялась Чон Мин, забавно сморщив носик.
- Йа, чинча! Этот мужчина вовсе не старый, он очень хороший, - я задорно улыбнулась отражению в зеркале напротив. – Это ты мелкая!
- Ань, ты не видишь, что она над тобой издевается? Ах, Чон Мин - наша маленькая лиса, - засмеялась Даша, а я и вправду только сейчас заметила, как блестят хитрые глазки «маленькой лисички».
- Чон Мин! – возмутилась я.
- Пабо онни*, - захихикала она снова, а я в шутку замахнулась на неё рукой, но вместо этого крепко обняла, едва не задушив в объятиях.
- Он приедет в Москву по работе. Точно приедет, - уверенно сообщила я, снова глупо улыбаясь…
- Аня, приём, не уходи в себя снова! - защелкала Ксюша пальцами перед моим лицом.
- Не ухожу, теперь всё хорошо…
Девочки хоть и были рады за меня, но все равно слушали настороженно. Я, в сущности, ничего им не рассказала и не требовала, чтобы меня поняли, но, дабы успокоить, убедила в том, что изначально не знала всей ситуации, посему обижалась и злилась.
Прижав Валеру к груди, я уснула самым счастливым человеком на земле, забыв всю неуверенность, наслаждаясь тем, что имею сейчас…
***
Данте Алигьери, отрывок из Божественной комедии, откуда взята цитата:
«Яви мне путь, о коем ты поведал,
Дай врат Петровых мне увидеть свет
И тех, кто душу вечной муке предал
Он двинулся, и я ему вослед».
Пабо онни (кор. 바보 언니) - дурочка-сестричка
========== Глава 12 ==========
(В английском языке не существует невежливого обращения, поэтому далее, для лучшего восприятия, текст будет адаптирован под родной русский)
***
— Мама, я влюбилась! — заорала я в трубку не своим голосом и закусила губу, словно не решалась сказать это долгое время.
— Ну, наконец-то… — последовал незамедлительный сонный ответ.
— Мама! Я серьёзно! — обиженно возмутилась я и засучила ногами по покрывалу.
— Вообще-то, в Москве сейчас шесть утра, — последовал протяжный зевок, заставивший меня ощутить приступ вины; она и так работала без выходных уже почти месяц из-за моего отсутствия.
— Ой, прости, я не подумала… Я тогда перезвоню чуть позже.
— Нет, уж говори, коли разбудила, — чуть ворчливо, но с интересом попросила она. — Раз ты забыла о разнице во времени, то, видимо, что-то серьёзное, я права?
— Мам… Я даже не знаю, как сказать…
— Далеко зашло?
— Довольно… Да… Слишком далеко.
— С начинкой не приедешь?
— Мама!!! — завизжала я в лучших традициях Гюнай и, наверное, тут же покраснела. — Как ты можешь такое говорить? Да ты вообще можешь хоть немного серьёзно к этому отнестись? — в ответ донесся лишь тяжелый вздох. — Ему тридцать семь, мама… — я вдруг подумала, что и привычку повторять слово «мама» переняла у подружки. — И он пока женат…
— Ты чего, совсем обалдела? — мне пришлось отнять трубку от уха из-за громогласного возгласа матери.
— Не переживай, он разводится, нет, не из-за меня, не бойся, — я, конечно же, не стала вдаваться в подробности; в трубке раздавалось лишь напряженное молчание. — Он приедет в Москву в ближайшие месяцы, так что…
— Давно ты мужиков домой не водила… — сменила она гнев на милость. — Что ж, дело твоё, конечно, разве ж ты меня послушаешь? Просто, пожалуйста, будь аккуратна.
— Нэ, омоним…
— Чего?
— Я говорю: да, мама. Пора бы уже запомнить…
— Смотри, не обижай его, знаю я, что ты быстро перегораешь…
— Именно этого я боюсь, но мне кажется, что в этот раз всё серьёзно, я действительно испытываю к этому человеку сильную симпатию.
Поговорив с ней ещё пару минут, я еще сто раз извинилась за то, что разбудила, пообещала, что привезу ей хорошие подарки и распрощалась, не заметив, как на экранчике моей нокии засветился значок сообщения.
— Там Нам Юн в футбол играет, — сообщила Даша, заходя в комнату с банными принадлежностями и перекинутым через плечо полотенцем.
— Круто, — без особых интонаций отозвалась я, но всё же слезла с кровати и прошла к окну в коридоре.
— Что-то хреново играют, — прокомментировала я, глядя на то, как какой-то студент запутался в ногах и упустил лёгкий пас; мяч медленно и меланхолично откатился к забору. — Их бы наша дворовая братва порубила на щепки.
— Твоя правда, — подтвердила Даша, с усмешкой наблюдая за действом. — Поспать что ли ещё?
— Гата-а-а-альский! — заорала я, замахнувшись кулаком на поле, вспомнив одну из сценок в «Нашей Раше».
— Газмяс! Газмяс! Газмяс! Газмя-я-яс! — поддержала Даша.
— Мы мясо, мы га-а-з!
На улице образовалась Гюнай, которая махала с общажного дворика Нам Юну, мокрому с головы до ног от пота. Горе-футболисты, уставшие от палящего солнца, устроили тайм-аут, и он подошёл к ней перекинуться парой слов. Я услышала, что он спрашивает обо мне и невольно захотела убежать, только вот не успела.
— Нам Юна-а! Аньоасейо! — загорланила Даша и энергично замахала рукой, точно флагом национальной корейской сборной, а я не успела спрятаться под подоконник.
— Аньон, Нам Юн, — поприветствовала я, кивнув ему с улыбкой.
И чего бояться? Всё равно поцелуй по пьяни не считается…
— Аня! Аньон! Кибуни оттейо?* — тут же с улыбкой сказал он мне и улыбнулся Даше.
— Чо-чо? — переспросила та.
— Спрашивает, как настроение, — пояснила я и крикнула ему по-корейски: — Нормально, а у тебя?
Он что-то быстро брякнул, а Гюнай перевела, что у него тоже всё в порядке, на этом мы распрощались, так как ребята снова стали беспорядочно и лениво бегать по полю. Мне захотелось на миг стать стариком Хоттабычем и подарить каждому по мячу, может, хоть заиграют нормально. Явно не спортсмены эта актёрская братия, но то, что они при такой жаре могут играть в футбол — уже впечатляет. Нам Юн, кстати, за то время, что мы не виделись, избавился от своей невнятной химии от затылка до чёлки, и теперь имел вид вполне адекватный с естественно-прямыми волосами.
— Пойду дальше спать, — зевнув, сказала я и попросила Гюнай, собравшуюся в магазин, притащить мне немного молока.
Забравшись на кровать по лестнице, я заметила, что диод телефона, оповещающий либо о пропущенном звонке, либо о сообщении, мигает. Решив, что это очередное дебильное сообщение от билайна, что-то типа «этот абонент снова в сети», которыми меня любила закидывать служба поддержки, я едва сразу же не удалила уведомление, но вовремя очухалась, увидев незнакомый, отнюдь не российский номер. Я сразу же догадалась от кого оно, так как никто в Корее не знал моего номера, конечно же, кроме Юн Сона, которому я продиктовала его на пляже.
— Чего лыбишься? — спросила Даша, тоже затаскивая своё бренное тело на кровать-чердак.
— Юн Сон написал, — зарделась я, приложив ладонь к щеке. — Забыл сказать мне на пляже, что у меня очень вкусные блины, — мне было чертовски приятно это читать. — Пожелал приятного дня и обещал чуть позже набрать.
Значило ли это, что встреча в больнице с женой прошла нормально и всё не так плохо, как я себе надумала? Или же наоборот, увидев её, он не стал сразу шокировать заявлением о разводе… В душу прокралась тревога, я знала, что не стоит раньше времени забивать себе голову, но иначе не могла.
— Что ответишь? — с интересом спросила Даша, лёжа на животе и суча ножками.
— Как что? Поблагодарю и сухо напишу, что буду ждать звонка.
— Это по-твоему сухо? — пристально посмотрела она на меня, но я как всегда состроила хитрую улыбку, вспомнив Женю на уроке корейского.
Он как-то читал замудреный текст, сидя лицом к аудитории и откровенно мямлил, Дашка спросила, где у него находится кнопка громкости и получила в ответ пошловатенькую улыбку, которую мы и по сей день практикуем.
— Завидую я тебе белой завистью. Уж не знаю, что у вас там произошло… Мне же, видимо, совсем ничего не светит с Иль Хэ, — посетовала она трагично. — Что ж, я всё понимаю…
— Даш, не загоняйся, — бросила я, нажав кнопку отправки сообщения и воткнув в телефон штекер зарядки. — Ваше общение кажется очень странным.
— Мы просто друзья.
— Да вы же практически под ручку ходите! — я говорила чистую правду.
Поначалу мы с Гюнай и Ксюшей тоже сочли это общение за близкую дружбу, не став расстраивать влюбленную Дашу, но потом… Потом заметили, что ведёт Иль Хэ себя как-то странно, точно пытается сдержать симпатию… Вообще он какой-то мутный парень, никогда не поймёшь что у него на уме, и это ещё больше мучает влюблённую подругу. — Он постоянно спит на тебе в автобусе…
— Тоже мне романтика, — парировала она, обиженно фыркнув, и я её прекрасно понимала, так как поведение этого юноши действительно не сильно походило на дружеское, но и к любовной привязанности это было сложно отнести. — Мы скоро уезжаем, зажать его что ли в тёмном углу и поцеловать? — и заржала громогласно, хотя я прекрасно понимала, что смеяться ей вряд ли хочется.
Но я и сама впала в уныние, так как, ни днём, ни вечером не дождалась обещанного звонка. Ожидание далось мне очень тяжело, Юн Сон не объявлялся и в фейсбуке. Девочки, конечно же, видели мою тревогу и старались как-то поддерживать, а я успокаивала себя тем, что он действительно занят, разгребая ситуацию с женой, но кто знает… Он говорил, что Бу Ён вряд ли бросится к его ногам в палате, но то были слова не совсем равнодушные, скорее, горькие… Я снова слишком много думала, слишком многого боялась и не хотела терять его, не хотела обретать душевные раны и не могла найти себе места, постоянно проверяя телефон и едва удерживая себя от того, чтобы доставать Ан сонсеним, мало ли, вдруг Юн Сону придёт в голову позвонить на её номер. Вдруг из-за каких-то особенностей роуминга я не могу принять входящий вызов? Сходить с ума не давали мои любимые девочки, которые поддержали мою идею устроить девичник, отличавшийся от обычных попоек только тем, что в этот раз мы пили не пиво и не макколи, а виски… Несмотря на утреннее жаркое солнце, в воскресенье вечером ливанул обещанный дождь, загнав нас в магазин на Кёнсондэ, где мы и нашли какой-то непонятный не самый дорогой виски.
— Гюнай, держи, — я протянула ей пару десятков тысяч вон, когда она очутилась у кассы с бутылкой.
Дашка подоспела к нам с двухлитровой бутылкой колы и целым ворохом чипсов и печенья. А я пристроилась возле холодильника с молочкой и стала рыться в телефоне в попытке словить ближайший халявный вай фай, чтобы проверить фейсбук.
— Онни, ты нормально? — спросила Чон Мин, сочувственно глядя на моё уныние.
— Нан кэнчанаё*, — не слишком убедительно ответила я, но тут же исправилась: — Чинча…
— Этот мужчина плохой, не звонить тебе…
— Юн Сонын кынян паппаё*, — пожала плечами я, и тут у неё зазвонил телефон.
— Нэ, Нам Юн оппа*? — донёсся её няшный голосочек. — Нэ, Аннанын ёгиё. Альгессоё*… Аня, Нам Юн с тобой поговорить хочет.
— Да поняла уже, — не очень довольно сказала я, принимая телефон, и показала Чон Мин кулак.
— Нам Юн очень добрый и хороший, — сказала она зачем-то, видимо не подобрав нужного слова.
Разговор, слава Богу, оказался коротким, ибо связь в дождь плохо ловила не только в России; обменявшись приветствиями, мы лишь спросили как дела друг у друга, как настроение и всё в таком духе. Однако меня это не могло насторожить, Нам Юн предупредил, что на днях появится на Кёнсондэ и очень бы хотел всех нас встретить, ага, если всех, то почему попросил к телефону меня? Я чувствовала вину перед Юн Соном за один только этот дружеский разговор с Нам Юном, посему благодарила небеса, когда связь прервалась.
— Будет звонить ещё, скажи, что я плохо понимаю по телефону его английский, — подмигнула я Чон Мин, отдавая телефон.
— Понятно, онни, — заулыбалась она; когда Чон Мин улыбалась нам всем очень хотелось ласково ущипнуть её за милую щёчку.
Такого милого создания я ещё не видела, а когда она впервые появилась перед нами в школьной форме, мы едва не померли от перекавая*. Тоненькая, хрупкая, невысокая, невероятно стройная и симпатичная нежная девочка с очень красивыми волосами и хитрыми лисьими глазками.