Во время всей этой тирады Катя недоверчиво смотрела на Михаила не в силах поверить в сказанное. Тот перехватил ее взгляд и рассмеялся:
— Не веришь? Ну, тогда сюда смотри.
С этими словами он выхватил именной кортик, осторожно, распорол подкладку на кителе и бережно достал сложенный вчетверо пожелтевший клочок бумаги.
— С этим пропуском я везде пройду — гордо сказал он — раньше и в сам Кремль можно было спокойно войти с этой бумажкой. Ее я должен предъявить первому красному командарму которого встречу. Да ты не на документ, ты на подпись смотри. Ну что теперь убедилась?
Катя кивнула не в силах оторвать взгляда от небольшого клочка бумаги в самом низу которого виднелась замысловатая закорючка — подпись человека чье слово и поныне считается законом для всех, кто еще воюет под алым знаменем с золотой звездой, серпом и молотом.
— Вот так — удовлетворенно сказал Михаил пряча квиток в карман — ничего китель починить — это пустяк. Все равно последние дни ношу. Ну, теперь веришь?
Катя кивнула, ее глаза сияли.
— Ты мне вот, что скажи — у тебя еще родные какие остались?
— Дядька в деревне живет — сказала Катя — на днях упросила коменданта, чтобы я к нему съездила.
— Отлично — потер руки Поляков — где эта его деревня?
— К северо-востоку от города, двадцать километров.
— Еще лучше. Значит к нему и поедешь, а оттуда — мы прямиком к Медутину. Да и дядьке твоему лучше с нами поехать — фрицы его не пощадят. Ну что, ты решилась?
— Миша — неожиданно тихим голосом спросила Катя и у советского разведчика вновь защемило сердце — столько скрытой боли и одновременно надежды было в этом голосе. И как давно его уже никто не называл так. — Миша, скажи мы победим? Ведь нас все гонят и гонят на Восток. Есть хоть какая-то надежда?
— Разумеется есть — убежденно сказал Михаил. — Я же говорил — с потерей Москвы не потеряна Россия. Вся Сибирь еще наша, большая часть Дальнего Востока тоже — пусть немцы или японцы попробуют в тайге повоевать. Да и союзники они аховые, только и ждут времени чтобы друг другу в глотку вцепится. Человек человеку волк — этого у империалистов не отнимешь. Мы не можем не победить, мы обязаны это сделать. Ты же в школе историю учила? — Катя кивнула — было у нас и Смутное время и с шведами воевали и Наполеон приходил — тогда тоже многим казалось, что все потеряно — ан нет, всех мы разгромили рано или поздно. Так и с фашистами будет. У них танки, самолеты, артиллерия, деньги, но главного у них нет — Правды. А кто без правды воюет, тот победить не может. А мы — сможем! Мы ведь русские, с нами Бог.
— Бооог!? — округлила глаза Катя и вдруг дико, страшно расхохоталась в лицо ошеломленному советскому разведчику. — Красиво поешь, сволочь краснопузая, но вот это уже перебор!!! Ты же атеист, безбожник!!! Врал бы мразь комиссарская, да не завирался. — Она повысила голос, в ее глазах блестела бешеная злоба — Эй кто там есть? Довольно, не могу я больше с этой гнидой в одной комнате находиться!
С треском распахнулась дверь и в комнату вломилось с десяток дюжих парней в гестаповской форме. Они мигом скрутили ошеломленного Полякова и бросили лицом на пол. Катерина, даже не обеспокоившись тем, чтобы прикрыть свою наготу хохотала какбезумная глядя на то с какой бессильной ненавистью смотрит на нее советский разведчик.
Вслед за гестаповцами в комнату вошла женщина — высокая красавица лет двадцати пяти, в сером однобортном кителе и серой же юбке. На нагрудном кармане кителя красовалась овальная черная нашивка с серебристым кантом, на которой серебристыми нитками были вышиты руны СС, в верхней части левого рукава был виднелся имперский орел. Такой же орел украшал и пилотку из черной шерсти, прикрывавшую светлые волосы, уложенные в затейливую прическу. Дюжие верзилы в черной форме казавшиеся великанами рядом с этой хрупкой девушкой, тем не менее, относились к ней с заметным почтением, хотя формально она была всего лишь «СС-хельферин», машинистка при Фердинанде фон Барнхельме, начальнике Иженбургского отделения гестапо. Но в гестапо знали, что за этой маской скрывается — фройляйн Фрейя фон Заксенбург-Ойген, одна из первых «возвеличенных женщин» — выпускниц эсэсовских «Женских академий мудрости и красоты». Создание этих учреждений было смелым шагом со стороны Гиммлера, так как это противоречило всей концепции Гитлера относительно женщин в которых он видел в первую очередь многодетных матерей и трудолюбивых домохозяек. Но Гиммлер сумел убедить его, что будущая элита Рейха должна включать оба пола — элита, для которой не писаны жесткие рамки придуманные для обывателей. В стенах «Женских академий мудрости и красоты» романтичный Гиммлер пестовал женский вариант будущей нацисткой элиты- остроумных, обаятельных женщин, предмета восхищения и вожделения всех партийных функционеров. Обучение верховой езде, плаванью, езде на автомобиле, стрельба из пистолета чередовались с занятиями по истории, искусству, обучению иностранным языкам, основам дипломатии игре в шахматы, что, по мнению Гиммлера, должно было расширить умственные возможности женщин и выработать быстроту реакций. Уроженка знатного баронского рода из Ганновера, Кристина фон Заксенбург-Ойген, прошла обучение в Академии, потом получила свое первое задание — во вновь обретенных африканскиз колониях Германии. Вернувшись оттуда она нареклась новым, выбранным ею самою имя — Фрейя, в честь богини любви. Еще полтора года она работала в различных европейских столицах, где проявила себя наилучшим образом в разведывательной работе. Следующим этапом ее карьеры должно было стать замужество с кем-то из перспективных офицеров СС или сотрудников правительственных структур. Вместо этого Фрейя вдруг решает отправиться служить фатерланду на Восточный фронт, где войска союзников стойко отбивали выдыхающиеся волны красного потопа накатывающегося из-за Урала. Это решение стало загадкой для многих, но еще большей загадкой, было то, что Гиммлер дал разрешение на подобную авантюру для девушки которую он по праву считал одной из самых перспективных выпускниц своих академий. Здесь на окраине Идель-Урала, Фрейя фон Заксенбург-Ойген освоилась очень быстро, фактически забрав в свои ручки все нити управления местными отделениями РСХА — в том числе и разумеется и гестапо, по сути став «серым кардиналом» при фон Барнхельме, все больше превращавшимся в сугубо представительскую фигуру.
Эсэсовка с брезгливым любопытством глянула на Полякова и повернулась к одному из гестаповцев. Тот протянул ей листок бумаги, она глянула на подпись и слегка присвистнула:
— Генеральный секретарь ЦК РКП(б) — она оборвалась на полуслове, внимательно рассматривая пленного — Высоко летаешь, оказывается……товарищ — издевательски подчеркнула она последнее слово.
Пленник с ненавистью посмотрел на нее, хотел что-то сказать, но неожиданно замер, встретившись взглядом с ее глазами. Ярко-синие, они словно светились изнутри каким-то ледяным сиянием и Поляков вдруг почувствовал, как в его груди шевельнулось что-то похожее на суеверный страх и одновременно восхищение. У людей не бывает таких глаз, только это властное и прекрасное существо могло смотреть так — будучи полностью уверенным в своем абсолютном превосходстве, в своем праве свободно играть жизнями людей, так будто и вправду на землю спустилась одна из богинь морозного языческого Севера. Не выдержав, советский разведчик отвернулся.
— В подвал — коротко бросила Фрейя и гестаповцы поспешно бросились выполнять ее приказание. На них гипнотический взгляд, словно выточенных из синего льда, глаз действовал так же подавляюще как и на русского. Фрейя улыбнулась — в архивах «Аненнербе» и по сей день хранится папка с грифом «Совершенно секретно», c описанием жуткой и странной инициации, пройденной совсем молоденькой Кристиной в секретных лабораториях Менгеле. После этого она обрела силу — силу, позволяющую ей с легкостьюманипулировать мужчинами, по своему желанию пробуждая в них то иррациональный страх, то слепое обожание.
Гестаповцы вывели за двери Полякова, чтобы отвести его в допросную камеру, которую для удобства устроили в подвале публичного дома — советский агент был далеко не первым кого здесь «раскололи на женщине». Тем временем Фрейя перевела взгляд на Катю, но та, в отличие от мужчин, бестрепетно глянула в глаза немки. Гипнотическая мощь замешанная на сексуальном влечении безотказно действовала на мужчин, но была абсолютно бессильна против прекрасного пола. Знавшая это эсэсовка вдруг рассмеялась, серебристым, удивительно мелодичным смехом ее глаза приобрели вполне человеческое выражение:
— Если бы ты была мужчиной и немцем — весело произнесла она — Железный крест был бы у тебя в кармане. Он десять лет водил за нос все РСХА, а ты заставила во всем признаться за какие-то сорок минут. Черт побери, как тебе это удается?
Катя пожала плечами — она и сама не совсем понимала, как у нее получается: завязав несущественный, казалось бы, совершенно рядовой разговор, незаметно подталкивать человека раскрыться перед ней нараспашку. Особенно пробивало людей на откровенностьпосле любовных утех — словно рушился какой-то незримый барьер и незадачливый любовник выкладывал все как на духу рыжеволосой красавице — даже то, что он ранее не мог бы сказать и под страхом смерти никому и никогда. Возможно это было наследие матери — удмуртской ведьмы, испокон веков славившихся особой властью над мужчинами, вызывая тем ненависть и боязнь русских женщин. Так ли это или нет, но способности Кати и привлекли к ней внимание Абвера после оккупации сразу взявшего под крыло все увеселительные заведения в пограничных районах — в том числе и в Иженбурге, называвшемся тогда еще Ижевском. Немецкие власти открывали здесь крупные разведывательно-диверсионные школы, куда набирались местные парни, засылавшиеся в советский тыл и партизанские отряды. Однако нередко такой завербованный контингент был ненадежным — многие из новоиспеченных диверсантов на первом же задании могли переметнуться к врагу. Поэтому в борделях Иженбурга, как впрочем, и многих других приграничных городов, весь обслуживающий персонал был завербован Абвером. Девушки в приватных беседах выясняли у курсантов разведывательной школы, насколько они преданы идеям Третьего рейха, не собираются ли перейти на сторону советского Сопротивления. Особо отличившиеся барышни проходили особые курсы, где их обучали немецкому языку и кое-каким навыкам оперативной работы. После работницам постельного фронта поручали более сложные задания — они проверяли лояльность не только своих соотечественников, но и германских солдат и сержантов, а самые способные — и офицеров. Катя считалась лучшей из лучших — за красоту, способность «залезать в душу» подозреваемому, а также — за лютую, звериную ненависть к большевикам.
Так и не дождавшись ответа Фрейя подошла к все еще сидевшей на подоконнике девушке, помогла ей спуститься на пол. Не дав ей сделать и шагу, немка прижала Катю к стенке и страстно целуя ее алые губки.
Это и было той самой причиной, по которой Фрейе пришлось покинуть европейские столицы и отправится защищать фатерланд на Восточный фронт. Ранее Кристину фон Заксенбург-Ойген не привлекали женщины, но после африканской инициации былыелюбовные интрижки потеряли всю свою прелесть, став до омерзения пресными и скучными — какое удовольствие от побед которые тебе ничего не стоят? Тогда же во время своего пребывания в Париже, Амстердаме, Риме и других городах, Фрейя и пристрастилась к представительницам своего пола — хотя и мужской пол также не оставляла своим вниманием. Но, соблазняя и покоряя как влюбленных юнцов даже заядлых ловеласов, крутя мужчинами как ей вздумается, Фрейя могла всерьез увлечься очередной смазливой девчушкой. К лесбиянкам, как и бисексуалкам, законы Третьего рейха относились не так сурово как к мужчинам со схожей сексуальной ориентацией, но все-таки достаточно жестко. Чуть было не попавшись несколько раз Фрейя поняла, что заигралась, хотя сама не видела в своем поведении ничего предосудительного — у господ иная мораль, не та идеологическая жвачка которой кормят обывателей. Тем не менее единственным вариантом продолжить карьеру в СС и в то же время не оставлять своих привычек был Восточный фронт. Здесь Фрейя и познакомилась с Катей, которая тоже в силу ряда причин, не испытывала особого интереса к противоположному полу.
С неохотой оторвавшись от губ Кати, Фрейя оправила растрепавшуюся блузку и покачала головой:
— Мне все-таки нужно быть на допросе. Но ты меня дождись — с этими словами она поправила пилотку на голове, послала Кате воздушный поцелуй и исчезла за дверью.
В ожидании Фрейи, Катя пошла в душ — как и всегда после связи с очередным большевистским агентом. Стыдливость ей была, можно сказать, совсем неведома, и, тем не менее, после Михаила Полякова, ей хотелось как следует отмыться. С остервенением, натирая кожу до красноты жесткой мочалкой, она смывала с себя прикосновения комиссарских лап, желая истребить из своего тела саму память о них. Фрейя уже не раз предлагала ей перестать быть «медовой ловушки» для большевистских агентов, обещая найти ей неплохуюдолжность в гражданской или военной немецкой администрации. Но Катя неизменно отказывалась — она получала некое извращенное удовольствие в том, чтобы отдавать свое тело вражеским агентам, прежде чем сдать их палачам из гестапо. Было в этом какое-тосладострастное упоение собственным падением, когда Катя вновь и вновь по глоточку, по капле впитывала в себя всю грязь и мерзость собственного унижения, все что с особой ясностью пробуждало в ней ненависть к большевикам — которую она затем до последнего возвращала им обратно.
Вымывшаяся и посвежевшая она закуталась в большой халат и вернулась обратно в комнату. Сбросила халат и с облегченным вздохом растянулась на кровати, закурив сигарету. Не глядя, протянула руку и включила радиоприемник, изначально настроенный набританскую волну. Бодрый голос Уильяма Джойса наполнил помещение — на абверовских курсах Катя изучала не только немецкий, но и английский язык, так что она с трудом, но все-таки понимала, что говорит один из ведущих пропагандистов Британской империи:
«В эти дни была отбита очередная попытка сталинских банд захватить Оренбург. Седьмая бронетанковая дивизия, шестая австралийская дивизия и десятая индийская бригада британской армии совместно с 10-й и 15-й танковой дивизией Закавказской армии Роммеля, а также «волчьими сотнями» кубанских казаков и «Калмыцкой дивизией» Доно-Кавказского Союза — после недельных боев под Орском окружили и уничтожили 13-й гвардейский стрелковый корпус Красной армии. Знаменательно, что эта блистательная победа союзников была достигнута именно в очередную годовщину высадки британских и турецких войск в Причерноморье и англо-германских войск — в Архангельске. Все мы помним, что именно эти два удара и стали дубиной, окончательно и бесповоротно переломившей хребет красному медведю. Когда вермахт выдыхался в жестоких боях под Москвой британский лев пришел на помощь германскому орлу. Как во времена Ричарда Львиное Сердце и Фридриха Барбароссы, англичанин и немец объединились в великом крестовом походе против восточного деспотизма.»
Катя саркастически усмехнулась: ну да сейчас, когда победитель практически очевиден, англичане будут изо всех сил расписывать «Высадку в Тамани», как величайшую операцию всей войны. Конечно, если бы в 1941 году, на помощь 6-й армии Паулюса не пришли дивизии генерала Арчибальда Уэйвелла, высадившиеся на черноморском побережье совместно с турецкими войсками, битва за Кавказ могла затянуться очень надолго. Но главное достижение англичан в этой войне — дипломатическое: когда премьер-министр Галифакс сначала заключил мир с Рейхом, а затем и военный союз против СССР. Британская империя и Япония вступили в Антикоминтерновский пакт, а в Ось «Берлин-Рим-Париж» добавились Лондон и Токио. Почти сразу же итало-немецкая танковая армия «Африка» под командованием генерал-лейтенанта Эрвина Роммеля была переброшена в Турцию, а затем в Северный Иран, к тому времени, как и Турция, окончательно и бесповоротно перешедший на сторону Оси. И именно прорыв Роммеля через Закавказье совместно с иранскими и турецкими войсками предопределил падение Тбилиси, Баку, Махачкалы, Астрахани и наконец Сталинграда, где «Степной лис» соединился с Паулюсом и Уэйвеллом. Все-таки главный удар советских орд вынесли на себе немцы, англичане же в это время старались закрепиться на окраинах. Даже сейчас «томми» стоят только на Кавказе где все местные правители — от донского атамана Краснова до армянского правителя Драстамата Канаяна учатся лавировать между Лондоном, Берлином, Парижем и Стамбулом. Примерно то же самое происходит и на севере России — разве что вместо Стамбула там Хельсинки и Стокгольм. Ну и на Дальнем Востоке — там где вместе с японцами высадились канадские и австралийские войска, да в Средней Азии где южные регионы сбросили власть большевиков и образовали ряд независимых эмиратов под покровительством британцев. Красные теперь удерживали только Сибирь, часть Дальнего Востока и Казахстан. Кроме того у них оставались союзная красная Монголия, Синьцзян и китайские коммунисты. Из азиатских народов теперь набиралась чуть ли не половина всего личного состава весьма потрепанной Красной армии, что делало пропаганду Геббельса о противостоянии «азиатским ордам» особенно убедительной.