Подошли к машине Павла Матвеевича. Блондин и Павел сели на заднее сиденье.
— Митьку подобрать надо, — сказал водитель, трогая с места.
Чернявого водителя такси они увидели у обочины дороги. Митька сидел, уперев ноги в дно кювета, и, обхватив голову руками, покачивался, словно у него болели зубы.
Павел Матвеевич затормозил.
— Мить, живой? — окликнул он чернявого. — Сам идти можешь или пособить?
Митька молча поднялся, подошел. Пальцы правой руки его были в крови. Павел Матвеевич распахнул дверцу.
Бросив на Блондина ненавидящий взгляд, Митька сел, и они помчались в город…
Глава девятая
Показания Бузулукова
Блондин по паспорту значился Бузулуковым. На допросе в Москве он без всяких запирательств дал обширные показания. По всему видно было, что он говорил правду и тем старался заслужить себе снисхождение. Он подробно рассказал, где его готовили перед тем, как забросить в Советский Союз. Дабы не перегружать читателя ненужными деталями, мы остановимся только на тех, что имеют непосредственное отношение к развитию описываемых событий. Итак, приводим некоторые места из допроса Кирилла Афанасьевича Бузулукова.
Марков: Как вы попали в разведшколу?
Бузулуков: Нашему брату, перемещенным лицам, за кордоном живется не сладко. Работа, если, конечно, ты еще ее имеешь, только самая тяжелая и грязная. Мне и мусорщиком приходилось быть, и мойщиком окон, и уборщиком в ночном баре с танцами. Пробовал на конвейер в «Рено» устроиться — знаете, автомобильная фирма? — так там принимают только молодых. В общем, больше в безработных числился. Особенно не везло последние пять лет. До того доходило, что хоть с протянутой рукой на углу становись, а это запрещено — нищих, считается, в цивилизованных странах нет… Скитался по ночлежкам в трущобах. И подворовывать научился — по мелочам, конечно. Сыру головку, пару ботинок где-нибудь на распродаже уцененных вещей… И вот стала мне все чаще и чаще сниться родная сестра. Я уже показывал, при каких обстоятельствах меня и ее немцы вывезли в Германию и о моих там мытарствах. Сестре повезло, она попала в восточную зону и после войны вернулась в Россию. Моя судьба оказалась другой. Я несколько раз пытался разыскать свою сестренку через Красный Крест, но все безрезультатно.
Однажды мне крупно не повезло. Вернее, сначала повезло, а получилась ерунда…
Приняли меня на работу в мотель недалеко от Гамбурга. И на бензоколонке помогать, и в автомастерской, и посуду на кухне мыть — в общем, прислуга за все. А потом у какого-то богатого туриста из машины чемодан пропал. Свалили на меня. Посадили.
Месяц сидел в камере при полицейском участке. И один раз на допросе следователь проникся ко мне доверием, вошел в положение, поверил, что не крал я того чемодана. Я ему всю свою жизнь рассказал. Он говорит: «Снимут с тебя обвинение». И даже пообещал устроить на работу и познакомить с человеком, который сумеет разыскать мою сестру. Вскоре освободили за отсутствием состава преступления. Следователь оказался не трепачом: меня приняли сторожем на большой склад и комнату дали, там же, при складе. А потом он свел меня с тем человеком. Беседа у нас была длинная, обстоятельная. Под конец он попросил написать автобиографию и сказал, что еще навестит. Примерно через три месяца опять появился у меня на квартире, сообщил, что дела мои подвигаются, и просил не унывать. А уходя, оставил пятьдесят долларов, сказал, что это помощь от благотворительного общества, в котором он чем-то там заведует. После он зачастил ко мне. Я видел — он принюхивается, примеривается, вроде собирается что-то важное сказать, да никак не соберется. И вот заявляется раз под вечер, перед тем как мне на пост заступать, и с порога, как обухом по голове: нашлась сестра! Обрадовался я, конечно. Хоть в ноги падай. А он тихо так говорит: «Теперь все зависит только от вас». Я сначала не понял, говорю: мол, готов полжизни отдать. Он засмеялся: «Зачем же такие жертвы?» Короче, этот тип поставил условие. Поездка к сестре состоится, если я выполню одно поручение.
Марков: Как зовут вашего знакомого из благотворительного общества?
Бузулуков: Том Симонсон.
Марков: Где он официально работает, где живет, вам известно?
Бузулуков: Где работает — не знаю. А живет… — Бузулуков на секунду задумался. — Да. Мы раз возвращались из ресторана, были навеселе. Он взял такси, дал мне денег на расплату, а сам сошел первым на улице Бисмарка, у дома семнадцать. Это я запомнил. Но, может, это и не его дом.
Марков: Что произошло дальше?
Бузулуков: Короче, радость у меня великая. На родине побывать, с сестренкой повидаться… Боюсь, вы не поймете, но со мной такое творилось… Я готов был согласиться на что угодно. Можете не верить, но у меня была мысль остаться в Советском Союзе. Ну, а потом все закрутилось, как во сне. Симонсон передо мной раскрылся. Он так и сказал, когда мое оформление на поездку подходило к концу, что «наши отношения надо скрепить взаимным обязательством», и объяснил, что «действует от имени органа разведки». Вот тут я по-настоящему испугался. Хотел от всего отказаться, но духу не хватило. Да еще он напомнил о моем деле в полиции, которое может вновь возникнуть, о деньгах, которые давал мне, о затратах на розыск моей сестры. По его подсчетам получалась солидная сумма, такая, что мне и за пять лет не расхлебаться. Короче, взял он меня в клещи, я уже больше не стал сопротивляться. Потом все пошло как по расписанию. Меня пропустили через школу — обучали методам ведения шпионской работы. Одели, обули, как надо, снабдили деньгами и вручили необходимые документы на поездку. И эту сумочку с батарейками. И я уже, откровенно говоря, окончательно смирился — будь что будет, обратного хода у меня не было.
Марков: Вернемся к сути дела. Какое задание вы получили от разведцентра?
Бузулуков: Я уже говорил: передать батарейки. Вот эти, что у вас на столе.
Марков: Это не батарейки, это контейнеры. Кому вы должны их передать?
Бузулуков: Не знаю. Мне сообщили день, время, место встречи и дали пароль. Ко мне должны были подойти.
Марков: Что находится в контейнерах?
Бузулуков: Понятия не имею. Мне было сказано — передать, и все.
Марков: Как же так? Везете контейнеры и не знаете, что в них? Несерьезно, Бузулуков.
Бузулуков: Не верите… Но говорю честно: что находится в контейнерах — не знаю.
Марков: Какое еще вам дали задание?
Бузулуков: Я должен был собрать сведения о воинских частях, дислоцирующихся в этом районе, а также по возможности установить, что за строительство идет в районе Ухтинска. Об этом я уже говорил на прошлом допросе.
Марков: Кто из этих людей вам лично известен? — Он вынул из стола и протянул Бузулукову три фотокарточки разных лиц, среди которых был Уткин Второй.
Бузулуков: Никто.
Марков: Когда вы почувствовали опасность провала?
Бузулуков: Когда на явке старуха вдруг бросилась в такси и скрылась от меня. Нехорошо получилось. Я, откровенно говоря, растерялся. Ну, попетлял по городу, проверился — ничего подозрительного не обнаружил. Но по-настоящему я опасность почувствовал уже в поезде. Обратил внимание на одного парня. Он на перроне стоял, мимо милиционер прошел. Поезд тронулся — он вскочил в соседний вагон — я в окно видел. Мне тогда показалось подозрительно, и я решил проверить и в случае чего сбросить хвост. И тут я уже не ошибся.
Марков: Что вы должны были делать в случае, если сорвется первая явка?
Бузулуков: Выйти на вторую ровно через месяц.
Марков: Где должна состояться вторая встреча?
Бузулуков: У кинотеатра «Родина».
Марков: А если и в этот раз сорвалась бы явка, что тогда?
Бузулуков: Тогда я должен заложить контейнер в тайник. Меня это, конечно, больше устраивало. Место тайника указано на туристской карте, которая, к сожалению, осталась в поезде, в портфеле.
Марков: Вот ваша карта. Покажите, где на ней обозначено место тайника. Вы на этом месте были?
Бузулуков: Да. Рекогносцировку провел до явки.
Марков: Какой же смысл центру подвергать вас риску, заставив ожидать целый месяц очередной явки? Не проще было сразу заложить контейнеры в тайник? Выходит, вы имели еще какое-то задание. Какое?
Бузулуков: Я не все сказал, вы правы. У меня было и другое задание, лично от Себастьяна. Я должен встретиться в городе с человеком по имени Николай Овчинников, передать ему привет от Джексона.
Марков: Только привет?
Бузулуков: И сберегательную книжку на предъявителя.
Марков: Какие вы еще имели поручения к Уткину?
Бузулуков: Предложить свои слуги, если ему потребуется помощь… Теперь, кажется, все рассказал…
Марков: Так все? Или кажется?
Бузулуков: Все.
Марков: Повторите пароль, день, час и место вторичной явки.
Марков дважды нажал на кнопку на стене. Вошел конвойный, вытянулся по стойке «смирно». Марков сказал Бузулукову:
— Идите, на сегодня все.
Когда дверь закрылась, Павел сказал:
— Вторая явка у Бузулукова через три недели.
Марков поглядел на него задумчиво, полистал блокнот на столе.
— Насчет второй явки мы с тобой еще поговорим. Подумай, как это можно использовать. А пока ты свободен.
В тот же день Марков вызвал Павла. Возникла идея, оформившаяся затем в четкую линию: послать его вместо Бузулукова на вторую явку к Уткину.
Конечно, это было рискованно: ведь Домна Валуева могла разоблачить Павла и с самого начала сорвать всю операцию, поскольку она видела настоящего Бузулукова, правда, лишь со спины, а лицо — отраженным в витрине, хотя и этого в иных случаях бывает достаточно. Но зато при благополучном ходе дела можно было ожидать немаловажных результатов, особенно если предположить, что Уткин — не самый конечный пункт в плане, разработанном разведцентром. К тому же химический анализ содержимого одной из батареек, проведенный в лаборатории с величайшими предосторожностями, дал странный итог: химики заключили, что порошкообразное вещество, извлеченное из контейнера, само по себе совершенно инертно, но в сочетании с определенными реагентами может приобретать различные свойства. Вкупе с азотом, например, оно является сильнейшим отравляющим веществом.
Значит, контейнеры Бузулукова — только звено в цепочке. Нет сомнения, что Уткин держит другое звено. И кто поручится, что нет третьего и четвертого звена?
Прежде чем принять окончательное решение, чекисты долго обсуждали создавшуюся ситуацию, степень риска, скрупулезно взвешивая все «за» и «против». Расчет базировался, во-первых, на вполне оправданном допущении, что показания Бузулукова правдивы, во-вторых, на скоротечности первой явки и ненадежности зрительной памяти Домны: старуха была тогда в паническом состоянии. Был разработан особый план подготовки Павла к этой операции, предусматривавший и его заочное знакомство с Домной. Одним словом, чекисты вроде бы все предусмотрели. И тем не менее одно непредвиденное обстоятельство круто повернуло весь ход задуманной операции.
Глава десятая
Вторая явка
— Тетя Домна, не кажется ли вам, что наш уважаемый сосед Борис Петрович проявляет к моей персоне особый интерес? — спросил однажды за поздним ужином Уткин Второй.
— Что-то не замечала.
— Он вас навещает в мое отсутствие?
— Давно не бывал.
— И не стремится к этому?
— Вроде бы нет. А что случилось?
— У меня такое ощущение, что он в последнее время стал какой-то деревянный в общении со мной… Словно бы играет на сцене, а роль не выучил… Вроде артистов нашей самодеятельности.
— Он вообще человек сдержанный…
— И дети его обо мне ничего не расспрашивают?
— Никогда. Но что вас беспокоит? — Домна недоумевала.
— Так… Воображение… Поживем — увидим. В принципе он, конечно, дяденька неплохой. Но все бывает, все бывает…
— Вы нервничаете, Владимир.
— По вашей милости, между прочим. Не убежали б вы тогда, все было бы по-иному.
Домна Поликарповна виновато молчала.
— Ну, ничего, — успокоительно сказал Уткин. — Знаете, есть такие стихи: но все проходит в жизни зыбкой — пройдет любовь, пройдет тоска… Спать пора…
Но заснуть ему не удалось. Дурные предчувствия не давали покоя. Неуловимые изменения, которые произошли в их отношениях с Борисом Петровичем за последние две-три недели, он не мог бы объяснить словами, не мог даже определить, в чем конкретно они выражаются. Какой-то невидимый для глаза сдвиг. Это все равно что смотреть на часовую стрелку: движения незаметно, но ты ведь определенно знаешь, что она движется.
Опять всплыли в памяти злосчастные марки. Но с тех пор как он брякнул тогда невпопад, ничего подобного не случалось. И давно пора забыться маркам…
Правда, был в его поведении еще один изъян, от которого ему и до сих пор окончательно избавиться не удавалось. А дело вот в чем.
Коль по легенде он телефонный техник, а в прошлом старшина сверхсрочной службы, он обязан постоянно выдерживать эту версию, чтобы посторонний взгляд не мог заметить ни малейших шероховатостей, чтобы сквозь нее ничто не пробивалось. Между тем он уже неоднократно ловил себя на непростительных ошибках: у него часто проскальзывали слишком интеллигентные обороты. В таких случаях, чтобы сгладить нежелательную дисгармонию, он тут же вставлял какое-нибудь вульгарное словечко и, кажется, перегибал в другую сторону, и получалось еще хуже.
Проснувшись в десятом часу, Уткин побрился, умылся и надел выходной костюм. От завтрака отказался, лишь выпил чашку кофе. В десять он покинул квартиру и долго бродил по улицам, изредка посматривая на свои наручные часы и подкручивая их.
Он все время проверялся, нет ли слежки: притупившийся инстинкт лазутчика в чужом стане вновь воскрес в преддверии встречи, важность которой невозможно было переоценить. Ничего тревожного он не заметил, но волнение не покидало его. Из головы не шли подозрения Домны, возникшие при первой явке. Однако отступать он не мог…
Ровно в одиннадцать Уткин был около кинотеатра «Родина». Вдоль стеклянного фасада расхаживал среднего роста человек в сером костюме. На правой руке он держал коричневый плащ на клетчатой подкладке, в левой — черный портфель.
Уткин вдруг услышал биение собственного сердца, чего с ним раньше никогда не случалось. И только сейчас ему стало понятно паническое бегство Домны Поликарповны с первой явки у аптеки…
Он чувствовал себя человеком, прыгающим вниз головой в воду с обрыва и не знающим, не торчат ли скрытые под поверхностью острые, как пика, камни… И он решил немного подстраховаться — установить с незнакомцем контакт на нейтральной основе.
Вынув из кармана пачку сигарет, Уткин остановился и посматривал по сторонам, как человек, ищущий, у кого бы прикурить. Затем, когда расхаживавший туда-сюда человек с плащом оказался ближе всех, Уткин шагнул к нему.
— Не найдется ли у вас спичек?
Тот без особой охоты вынул зажигалку и подал ее Уткину.
— Ронсон? Слышал… Отличная машина, — сказал Уткин, возвращая зажигалку.
— Неплохая, — сухо согласился незнакомец.
Уткин отошел, завернул за угол кинотеатра.
Он успел хорошо рассмотреть человека с плащом. Тот ли это, что был на первой явке? Домна обрисовала напугавшего ее субъекта крайне невразумительно. О чертах лица она вообще ничего сказать не могла, только и твердила: где-то его видела. И еще: грузный, солидный.
Через десять минут время явки истечет. Но Уткин еще не принял решения. Он медленно шел по улице, разбираясь в своих впечатлениях. Этот не грузный и не солидный. Смущала также заграничная зажигалка. Прибывающим из-за кордона не рекомендовалось носить при себе подобные метки, но с другой стороны — мало ли есть курильщиков и курильщиц, никогда не бывавших за границей и тем не менее снабженных заграничными зажигалками? И почему, собственно, так волнует его этот вопрос? Значит, сдают нервы…