Ритм жизни в Сухуме заметно отличается от московского, питерского и российского вообще. Абхазия – самое теплое место в европейской части СНГ, и климат диктует свои условия. Опять же, восточные традиции. Сухумцы никуда не торопятся: время проводят в уличных кафе в беседах за чашкой знаменитого заварного кофе «а-ля тюрк» по 5 рублей. Кофе вам нальют в любом ларьке или мелкой лавочке. Представить себе местный быт без этого напитка невозможно, так же как и без вина. Вино пьют в больших количествах. В кафе принято заказывать сразу кувшин литра на полтора. В некогда знаменитом ресторане национальной кухни «Нарта» литр обойдется в 35 рублей. Дешево и всё остальное, вплоть до недвижимости: хороший дом в Сухуме можно купить за 8–10 тысяч долларов.
После типовых российских квартир в грязных мегаполисах, пробок, метро и оборотней в погонах на каждом углу здесь чувствуешь, что живешь по-настоящему. Конечно, Абхазия была бы идеальным местом для реализации проекта «Другая Россия». Можно сказать, что он даже отчасти воплощен здесь в жизнь. Напрочь отсутствует давление государственной машины, милиция есть, но просто так не придирается к гражданам. Люди свободны, расслабленны и предоставлены самим себе.
В городе повсюду висят национальные флаги – чередующиеся белые и зелёные полосы, раскрытая ладонь и семь звёзд над ней. Флаги освящены кровью воевавших под ними абхазских ополченцев. Свою независимость, добытую в боях, Абхазия не отдаст никому. Даже к России отношение достаточно взвешенное: абхазцы говорят, что не стремятся к вхождению в состав РФ. Идеальный вариант для них – ассоциированное членство (общая оборона и гражданство). О восстановлении отношений с Грузией и говорить нечего – в стране, где все взрослые мужчины воевали за независимость, этот вопрос не дискутируется. Абхазия – никем не признанное государство, тем не менее она ЕСТЬ. Де-факто с ней вынуждены считаться на Кавказе и в мире. Потому что такова воля её народа.
Власть
Президент Владислав Ардзинба – по образованию историк – первый лидер независимой Абхазии. Он руководил своим народом во время войны и в годы последовавшей затем жёсткой политической, экономической и информационной блокады, в которой позорно приняла участие Россия. Ардзинба теперь живая легенда абхазской государственности, но он тяжело болен.
Когда в Абхазии назначили президентские выборы, Ардзинба призвал народ голосовать за премьера Рауля Хаджимба, выходца из структур КГБ, человека, ранее мало известного широкой публике. Но сравнивать эти выборы с российской операцией «преемник» некорректно. Демократии в Абхазии побольше, чем в любом российском регионе. Девушка-секретарша в МИДе сообщила нам, что собирается голосовать за основного кандидата от оппозиции – Сергея Багапша. Можно ли себе представить, чтобы чиновники в каком-нибудь из российских ведомств признавались в намерении проголосовать за Хакамаду или Глазьева? Всё это говорит о том, что абхазская государственность состоялась.
Нам удалось побеседовать сразу с несколькими людьми из правительства. Говорили, в том числе, и о НБП. К вождю и партии отношение здесь очень теплое. Сам президент хорошо помнит Лимонова, который, как известно, был в Абхазии во время войны в 1993 году.
«Спасибо, что приехали в такой трудный для нас момент. Мы внимательно следим за вами, ребята, видим, как вас то сажают, то выпускают. Мы сочувствуем вашей борьбе, – говорил нам один из руководителей республики (раскрывать его имя пока ещё рано). Я не верю всем этим российским чиновникам и депутатам… вот Лужков к нам приезжал, потом Жириновский… Они только языком мелют, а в случае войны нам не помогут. Где были они все, когда Лимонов приезжал к нам во время войны?» Он выходит в соседнюю комнату, приносит бутылку коньяка и фрукты. Мы выпиваем по рюмке за будущее Абхазии, прощаемся, и договариваемся обязательно созвониться в ближайшем будущем.
Что будет?
Беслан – брат о. Игнатия – во время войны был ополченцем. Теперь везёт нас на своей «Волге» в Новый Афон. Когда проезжаем мост через горную речку, показывает на горы: «Вот здесь были наши позиции, а на том берегу – грузинские. Целый год здесь держались». А мост не взрывали? – спрашиваю я. «Нет. Грузины думали, что он им понадобится, а мы – что нам пригодится. Так в итоге и получилось».
Беслан уверенно ведёт машину по горному серпантину. Он воевал за эту землю, а сегодня привёз сюда нас, гостей. Беслан – хозяин в Абхазии, и, если Саак сунется сюда, он и еще тысячи мужчин вновь возьмутся за «калашниковы», которые лежат у них дома. В этом – сила Абхазии. Фактически народ здесь напрямую осуществил своё право на независимость с помощью оружия. Такая вот «военная демократия». Может быть, лучшая форма власти из тех, что придумало человечество.
Развитие страны сдерживает висящая над ней дамокловым мечом грузинская угроза. Но даже сегодня перспективы войны для Тбилиси выглядят очень сомнительно. Грузинские власти не решаются на откровенное вооружённое нападение, ограничиваясь мелкими провокациями, вроде обстрела следовавшего в сухумский порт турецкого сухогруза. Дело в том, что кроме вооружённого ополчения Абхазия имеет вполне боеспособную регулярную армию, включающую военно-морской флот, авиацию, артиллерию и разведывательные войска. Раз уж Грузия не смогла справиться с Абхазией в начале 90-х, то теперь это ей явно не по зубам. В Министерстве иностранных дел РА полагают, что сегодня Грузия использует метод постоянного силового давления, выступая с принятой для этой страны истеричностью, но в реальную войну втягиваться боится. Тем не менее, на всякий случай здесь все готовятся к войне.
На реке Ингур стоят российские миротворцы. Хорошо, что стоят: это один из факторов сдерживания грузинской агрессии.
Когда мы покидали «страну души», шел сильнейший тропический ливень. Потоки воды устремились прямо по пограничному переходу, который превратился в небольшую реку, текли потоки воды. В Адлере «оборотни» на вокзале проверили у нас документы аж дважды («Вы в Абхазию ездили? С какой целью? А почему на сегодня обратных билетов не купили?») Даже ночью менты шляются по пляжу с фонариками. Светят в лица людям и внимательно их разглядывают. Сразу ясно, куда попали. Здравствуй, Родина! И до свидания: наш путь теперь в другую непризнанную республику, в «горячую точку», где уже начинается война – несдающуюся Южную Осетию.
Дорога жизни
Железнодорожный вокзал Владикавказа, столицы Северной Осетии – Алании, как называют её сами осетины, почитая свои исторические и этнические корни. Неизменные таксисты, предлагающие поехать куда угодно. Первый взгляд на город: восточный колорит виден сразу, в архитектуре и в самих жителях. Узнаем у таксистов, откуда можно добраться до Цхинвала. Перед тем как отправиться в главный пункт нашего путешествия, звоним в правительство Северной Осетии и пытаемся выяснить номера телефонов руководства Осетии Южной. Там отвечают, что номера мобильных у них постоянно меняются, и вообще, если мы хотим в Цхинвал, то нам надо просто сесть в автобус и поехать туда. Это мы и собираемся сделать.
Еще не доехав до автовокзала, в маршрутке знакомимся с молодым осетином. Недавно он занимался бизнесом во Владивостоке, а теперь вернулся домой. Сообщает нам о своём намерении ехать в Цхинвал осенью, когда начнётся настоящая война. Зачем? Всё очень просто: воевать на стороне своего народа, за свою Родину. «Не хотят грузины жить в мире – люлей получат», – улыбаясь, говорит он.
На автовокзале берём тачку за 400 рублей, и вот уже мчимся по дороге на Цхинвал. Едем в неизвестность, знаем только, что обстреливают город, но что и как… Потёртая немецкая машина, за рулем осетин Руслан и его друг Рауль, оба – коренные цхинвальцы. Рауль только что продал машину и едет домой, чтобы с оружием в руках защищать свой город.
Они первыми вводят нас в курс дела. Рассказывают необходимые факты и просто плещут эмоциями. Сквозь улыбки и шутки на злобу дня чувствуется отчаянность взглядов и мыслей наших попутчиков. Это не отчаяние опущенных рук, это, наоборот, чёткое осознание действительной опасности и готовность ей противостоять. Простые мужчины-осетины, без оружия и военной формы, в этой ситуации стали бойцами, защитниками.
Мы пересекаем формальную государственную границу РФ с Грузией, или действительную между Северной и Южной Осетией. На границе у нас проверяют документы, с которыми вроде всё в порядке. Но мы представляемся журналистами питерской газеты, и нас просят пройти в помещение КПП. Солдат-срочник, вооружённый автоматом, ведёт нас в кабинет. Мы честно не понимаем, зачем нас куда-то ведут. Оказалось, это стандартная процедура для въезжающих/выезжающих журналистов. Беседа с сотрудником военной разведки, который просит узнать побольше информации и потом сообщить её ему. Внимательно выслушиваем разведчика, уверенно киваем, но в голове уже возникает мысль, что ничего сообщать ему мы не будем, даже если будет что сообщать. Хочется сказать ему: хочешь узнать что-то о ситуации в Цхинвале? Садись в машину и езжай туда.
Через несколько минут мы уже едем по территории «Хуссар Ирыстон» – югоосетинской республики. Вокруг горы, высокие – две, две с половиной, три тысячи метров. На вершинах лежит снег. Если открыть окно машины, то слышен шум быстрой горной реки. Мы движемся сквозь молчаливую природную красоту, которая впечатляет нас ровно настолько, насколько и пугает. Дорога разбита и пустынна, редкие машины проскакивают почти незаметно, такое ощущение, что мы въехали в какую-то сталкеровскую зону. Наши сталкеры, Руслан и Рауль, ведут нас в известную им неизвестность столицы РЮО города Цхинвал.
Мы останавливаемся, чтобы напиться из настоящего минерального источника с природной «газировкой». Постепенно темнеет, а до Цхинвала ещё далеко. Въезжаем на грунтовую объездную дорогу, она была сделана во время первой войны с грузинами, поскольку основное шоссе на Цхинвал проходит через грузинские села и контролируется вражескими войсками. Объездная трасса труднопроходима, особенно после дождя, но сейчас это единственный путь в город, без преувеличения, дорога свободы и дорога жизни. Этот последний и самый опасный отрезок мы преодолеваем уже в темноте, по пути встречаем редкие посты цхинвальских ополченцев. Здесь дорога ещё более пустынная, пугающая. «Херовый район проезжаем, – говорит Руслан, – тут грузинский пост рядом, могут подстрелить».
Подъехав вплотную к городу, подбираем двух ополченцев, появившихся из темноты, один из них брат Рауля. Он одет в камуфляж, весело шутит, обращаясь к нам. Спрашивает, есть ли у нас бронежилеты и каски, да знаем ли мы вообще, куда приехали?! Снова смеётся. Потом, узнав, что мы журналисты из Питера, серьёзно говорит мне: я окончил художественное училище, мечтаю побывать в вашем городе, увидеть картины великих художников в Эрмитаже и Русском музее… Уже через несколько минут он снова растворяется в темноте, уходит на боевой пост.
Ночь первая
Уже поздно, и наш сталкер Руслан предлагает остаться у него дома. Мы, естественно, соглашаемся, хотя живёт он едва ли не в самом опасном районе Цхинвала, на северной окраине, в каких-нибудь 500 метрах от грузинских позиций в селе Тамарашени. Эту часть города с наступлением темноты грузины обстреливают постоянно и особенно интенсивно.
Проходим в дом, нас встречает жена Руслана, Рита. Осетины гостеприимны: нам быстро накрывают стол. Всё скромно: сыр, овощи, хлеб, домашнее вино, но искренне, от всей души. Нас рады видеть, мы дорогие гости. Несмотря на позднее время, собираются соседи – женщины, помогают накрывать на стол. Ведь мы – журналисты из далёкого полустоличного Петербурга, мы интересуемся их судьбой. Им так тяжело сейчас: еженощные обстрелы, неизвестность впереди, постоянное напряжение. И мы как люди из другого мира, мы как маленький кусочек надежды для них. На самом деле этот вечер и ночь в блокадном Цхинвале забыть будет сложно.
Мы не успеваем выпить и первого стакана домашнего вина, приготовленного нашим хозяином, как где-то раздаётся пулемётная стрельба, через несколько минут слышен взрыв. Стреляют из миномета. Затем ещё один, потом ещё и ещё. Маленькая хозяйская собачка Марфа при звуках обстрела убегает в дом и забивается под кровать. Животные вообще очень чутко реагируют на выстрелы, инстинктивно понимая, что смерть где-то рядом.
Мы встаём из-за стола, выходим на улицу, там уже собрались соседи из ближних домов. Под звуки обстрела (пока стреляют не по городу, а по расположенной рядом с Цхинвалом осетинской деревне Сарабук) мы начинаем беседовать с ними. Нам показывают следы от пуль на домах, части разорвавшихся мин, собранные на улицах города. Показывают подвал строящегося дома, который переоборудовали в бомбоубежище. Жители спускаются туда, прячут детей, когда обстрелу подвергается именно их район. А бывает это довольно часто. Обстрелы начинаются около 10–12 часов вечера и могут продолжаться до рассвета или до полудня.
Пожилая осетинка, всю жизнь проработавшая преподавателем истории в цхинвальской школе, учившая и грузин, и осетин, и русских, спрашивает у нас: «Где Россия, почему не защитит нас? Мы столько страдали, добиваясь, чтобы вы взяли нас к себе… Что нам ещё нужно сделать?» Ответить ей пока нечего.
Те, которые творят мир
В 9.15 утра на базе российских миротворцев военные проводят встречу с журналистами, раздают сводку произошедших за сутки событий. Возле КПП собираются телевизионщики с камерами, кое-кто из пишущих корреспондентов, подходим и мы.
Перед тем как начинается «официальная» пресс-конференция под запись, происходит неформальное общение. Нам рассказывают, что грузины подогнали к селу Никози гаубицы и всю ночь обстреливали позиции осетинских миротворцев. Но всего этого офицер не может сказать в телекамеру, иначе быстро лишится своей должности («если я это скажу, меня начальство трахнет»). В эфир идёт информация о том, что «неизвестными силами обстрелян пост миротворцев». Вот такого качества сведения дают журналисты из зоны боевых действий, такую «правду» о войне в Цхинвале узнают «дорогие россияне».
Российские миротворцы базируются в самом Цхинвале на улице, которую назвали в их честь. На улице Российских Миротворцев они принимают самое непосредственное участие в разгорающемся конфликте. Принципиального командующего генерала Набздорова обожали осетины и ненавидели и даже грозились убить грузины. Он принимал участие в бесконечных переговорах между противоборствующими сторонами, решал многие вопросы, от которых зависела судьба Цхинвала и его жителей. Но потом под давлением грузинской стороны российские власти убрали генерала с поста командующего… Развивающиеся события показывают, что роль российских военных миротворцев под вопросом. Их посты практически ежедневно подвергаются обстрелу, договорённости, принятые днем, нарушаются уже ночью. Естественно, не будь русских солдат в Цхинвале, сценарий военных действий был бы радикально другим. Но всё же очевидно, что миротворцы не способны предотвратить эскалацию конфликта, начало войны, если таковая будет запланирована Грузией.
Мы добираемся до границы с Тамарашени. Там стоит осетинский пост. За ним – наши миротворцы. Дорогу перекрывает потрёпанная бронетехника и солдаты в голубых касках. Здороваемся, представляемся. Солдаты охотно беседуют, смеются. Демонстрируют изрешечённую пулями дверь, которая когда-то закрывала вход в здание поста. Находим старшего, им оказывается молодой офицер Денис из Великого Новгорода. Просим разрешения снимать и фотографируемся на память. На вопрос: какая у вас задача, Денис отвечает, что миротворцы обозначают свое присутствие и не имеют права открывать огонь. Стрелять можно только в случае прямого нападения с личного разрешения командующего. Всё ясно. Желаем удачи солдатам, прощаемся и уходим.
Выбираемся в город, которого мы пока ещё не видели. Ярко светит солнце. Проходим мимо местного университета. С удивлением замечаем абитуриентов, которые внимательно разглядывают списки успешно сдавших вступительные экзамены. Работают магазины, аптеки, функционирует центральный телеграф, междугородный переговорный пункт. На рынке торгуют, в том числе и грузинки из близлежащих сёл. Тех самых, откуда ведутся обстрелы Цхинвала. Это ярко показывает, что между грузинами и осетинами нет этнического конфликта. Причины войны – иные.