Со стороны Саратана тарахтит мотоцикл. На нем едут в нашу сторону двое подростков в коротких майках и штанах, без касок. Мотоцикл скатывается с деревенской горки и направляется прямиком к нашему костру.
– Здрасте! Вы откуда? Вы кто? – спрашивают подростки, говоря с сильным алтайским акцентом. Они нас нагло разглядывают, не сходя с мотоцикла. Для них, как и для всего Саратана, мы настоящая диковина, ведь туристов тут практически не бывает. И вдруг объявилась сразу целая группа, поставила лагерь, палатки!
– Мы из Барнаула и из Москвы. Туристы. Ищем своих проводников с конями, из Балыктуюля – не видели их ребята, кстати? Они за нами должны были приехать сегодня утром, спуститься сюда сверху!
Мальчишки отрицательно крутят головами и продолжают нас откровенно и с большим интересом рассматривать.
– Вам мясо не нужно и еще молоко свежее? – спрашивают они.
– Везите! – говорим мы, и их мотоцикл тарахтит обратно в Саратан.
За ним из деревни немедленно появляется другой мотоцикл, такой же старый и трескучий.
На нем два парня постарше, в старых коротких пиджаках, накинутых поверх маек. Они просто тормозят у костра, молча курят и в упор осматривают нас, наши палатки и припасы. И чуть погодя молча уезжают. Они тоже не видели и не слышали про наших проводников и коней.
Потом к нам кто-то едет из деревни верхом на коне. Этот кто-то сидит криво и сильно раскачивается в седле. Когда визитер останавливает коня у костра, мы видим, что всадник в стельку пьян и, будучи едва живой от выпитой водки, с трудом слезает, точнее, сползает с коня на землю.
– Вы кто? – спрашивает он заплетающимся языком.
– Мы туристы, ждем своих проводников с конями. Они из Балыктуюля за нами должны спуститься.
– Это моя земля, и вы должны заплатить мне за стоянку! – вдруг заявляет пьянчужка, держась при этом за седло, чтобы не упасть. – У меня в Барнауле брат в ФСВ работает! Если не заплатите, он вам покажет! – не то бахвалится, не то угрожает он. При этом язык едва слушается хозяина, а ноги предательски подламываются.
– А как фамилия твоего брата? – вдруг резко переходит в контрнаступление наша Лена. – Я там всех знаю, в барнаульском управлении!
Саратанский шантажист впадает в ступор. Он морщит лоб и крутит глазами, привалившись плечом к седлу. От него так сильно несет перегаром, что даже привычный к такому состоянию хозяина конь воротит от него в сторону хитрую морду. Наконец, посоображав что-то своими пропитыми мозгами, вымогатель вновь собирается с силами и пьяными обрывками мыслей.
– Так что? Вы мне заплатите или нет? Это же моя земля! Надо платить за стоянку! – обводит он поляну рукой и едва не падает от этого непростого для него движения под ноги коню.
– Нет, не заплатим, – твердо огорчаем его мы.
Снова морщится лоб, снова вращаются глаза, снова качается у седла нетвердое тело, переминаются по траве грязные сапоги. Гуляет по воздуху вонючий перегар. Мы раздосадованы и ждем бесконечного продолжения этой печальной комедии, которая испортит нам весь отдых. Но нас спасает само провидение.
Оно является в виде крепкой женщины, тоже верхом, которая быстро скачет к нам со стороны Саратана. На ней длинная юбка, кофта, голова повязана платком, она несется галопом по поляне, лихо крутит в правой руке длинную крепкую веревку и громко кричит в нашу сторону:
– Эй! Вася! Вася-я-я!!! Чтоб тебяяя!!!
Наш близкий к спецслужбам пьяный знакомец с трудом поворачивается назад и, увидев алтайскую амазонку с веревкой в руке, разве что не валится на землю от страха.
– Ах ты зараз-з-за! От ты! Подлец!!! Опять нажрался!!! – громко кричит на него, подъехав, женщина и с ходу пару раз довольно чувствительно лупит пьяницу по спине толстой веревкой. – Ну-ка быстро домой, паразит! Алкаш проклятый!
К нашему изумлению, наш шантажист сразу же сдается, без боя, и покорно лезет в женино седло, цепляясь нетвердыми пальцами за железную луку седла. Жена тащит его за шиворот рубахи, грозно глядя сверху, и одновременно громко ругает его, щедро раздавая подзатыльники свободной рукой.
– У него что, правда брат в ФСВ в Барнауле служит? – интересуемся мы.
– Да какой брат, откудова! Ирод брехливый! Денег у вас небось требовал? Уж ты паразит, я тебе покажу дома брата в Барнауле! Я тебе выдам ФСВ под самую задницу! Зараз-з-за!
Женщина резко разворачивается и уезжает с мужем в деревню, по дороге выдавая ему крепких тумаков вдобавок к прежним. Вася пьяно блажит. За ними бежит, весело виляя хвостом, довольный устроенным представлением Васин конь. За ним тащится по траве длинная веревка.
Снова тарахтит мотоцикл. Едут знакомые нам первые подростки. Один держит белый пластиковый пакет, в руке второго – большая бутылка со свежим жирным молоком. В пакете обнаруживается парное мясо, толстая и сочная говяжья вырезка. Мы все это покупаем, очень недорого, и подростки, довольные совершенной сделкой, уезжают.
Нашему краткому дневному покою окончательно приходит конец. Идиллия разрушается окончательно. Вокруг нас все теперь трещит, тарахтит и движется.
Мы нечаянно оживляем своим неплановым присутствием сонный Саратан, в котором в момент нашего прибытия не было никакого движения, ни единой живой души! Теперь же над нашей головой на верхней проходящей над поляной дороге беспрестанно трещат мотоциклы, мотаются туда-сюда машины с саратанцами, приехавшими с единственной целью поглазеть на нас. По узкой дорожке в траве, что бежит прямо посреди поляны рядом с нашими палатками, тоже носятся туда-сюда мотоциклы, мопеды и велики, с местными подростками, мужиками и парнями. Кто-то тормозит и заговаривает с нами, кто-то просто молча таращится на нас и на наш маленький лагерь.
Вскоре мы ощущаем себя как макаки в открытом вольере зоопарка, окруженные со всех сторон любопытными зеваками. К вечеру на невысоком пригорке, что на дальнем краю поляны, собирается уже изрядная толпа местной молодежи. Все они то и дело поглядывают на нас, явно только нас и обсуждают, не скрываясь перемывают нам кости. Их неуемная активность тревожит нас, ведь мы в явном меньшинстве в сравнении с ними. Саратанцы разводят свой собственный костер, рассаживаются вокруг него по кругу на корточках, пьют пиво, что-то жарят на березовых прутьях. При этом движение по тропе и дороге в обоих направлениях не прерывается ни на минуту.
Еще днем мы понимаем, что жизни нам в Саратане не дадут никакой и опять отправляемся в деревню – искать наших потерявшихся проводников. Мы заходим в сельсовет (длинная изба с жидко белеными стенами и с дверьми по двум сторонам узкого коридора), где выясняем, что телефон не работает и у них, у единственной местной власти! Мы расспрашиваем прохожих мужиков, продавщиц местного магазина, выспрашиваем у пробегающих мимо нас ребятишек, но все тщетно – никто не видал и не слыхал про наших проводников. Да где же они, в конце концов?
Ночь на поляне проходит в натуральном угаре. Мы лежим в темноте в своих палатках, понимая что спать нам нынче не дадут. Прямо над ухом у палаток тарахтят мотоциклы, трещат мопеды. Вот они, кто-то там во мраке, остановились прямо у нашего маленького лагеря, шепчутся в ночи, смеются, чем-то позвякивают. Вот эти кто-то уехали, но на их место тут же прибыли другие, они тоже шепчутся и чем-то стучат, шуршат, хрустят – и так продолжается всю ночь до самого рассвета. Из Саратана надо поскорее бежать – это нам ясно, как день! Но где же наши проводники???
Утром наши опасения и тревоги только укрепляются. Кто-то находит в кусте, рядом с костром, пластиковую бутылку, наполовину наполненную бензином. Что это? Угроза поджога? Да что же это такое! – ну где же, дьявол, наши проводники?!!
После раннего завтрака Лена снова бежит искать их. Договорилась ведь с ними о встрече «выше деревни», но где именно находится это самое место, которое «выше»? Мы не выспались и со всех сторон осаждены все более агрессивными саратанцами.
Проходит еще два томительных часа под надоевший аккомпанемент тарахтения и треска мототехники. Колготня вокруг нас не стихает, наоборот, народу вокруг крутится еще больше, чем накануне. И вот, наконец, наступает счастливый для нас момент! Мы видим, как из Саратана спускается к нам вереница связанных веревками коней, на двух сидят наши проводники, на третьем – Лена.
– Да где же вы были?! – радостно встречаем их мы.
– Да мы там вчера весь день сидели наверху – на лесопилке! Как договаривались – выше деревни вас ждали! – показывают куда-то в гору над Саратаном наши молодые проводники из Балыктуюля Марат и Тимур.
Выясняется, что весь вчерашний день они напрасно прождали нас сильно выше по горе, километрах в трех от деревни в лесу на берегу речки Саратан, в том месте, где работает деревенская пилорама и заготавливается для местных нужд лес. Просидели Марат и Тимур больше суток у костра, и, точно так же, как и мы, недоумевали – где же их туристы, куда они пропали? Мимо них никто не проехал и не прошел за весь день – вот никто их и не видел. А в деревню они не спускались, чтобы не раздражать понапрасну местных жителей. В Саратане, как мы успели убедиться, не любят чужих, да еще если они с конями, да еще зарабатывающих на туристах в этих краях, законно принадлежащих саратанцам, а не балыктуюльцам.
В минуту радостной встречи с проводниками мы только и думаем о том, как бы поскорее собраться да пошустрее убраться с глаз долой от возбужденных всем происходящим саратанцев. Саратанцы тоже немедля сообразили, что мы скоро отбудем, и еще теснее смыкают вокруг нас свой неспокойный круг. Часть из них еще с ночи пьяные, есть и те, кто открыто держатся в отношении нас вызывающе и агрессивно. Совсем не очевидно, что нам дадут спокойно собраться и уехать отсюда. Напряжение растет, нашим молодым проводникам из села Балыктуюль тоже явно не по себе. Мы окружены со всех сторон, мы в ловушке. И тут нас вновь выручает случай.
В разговоре между местными парнями и нашими проводниками выясняется, что у одного из наших проводников, Марата, есть в Балыктуюле хороший друг, который, в свою очередь, приходится близким родственником одному из окруживших нас саратанских парней, из числа тех, что постарше и пока что потрезвее. Обстановка вокруг нас враз теплеет, происходят отдельные улыбки и объятия, не без пьяных. Круг вокруг нас немного расступается, становится свободнее. Я даже дарю на прощание этому старшему саратанскому парню бутылку теплого пива в стеклянной посуде, что еще больше утепляет атмосферу наших лихорадочных сборов. Марат и Тимур ловят благоприятный момент и начинают вместе с нами спешно вьючить коней. Мы очень торопимся отбыть, пока местные жители не переменили хорошее настроение на враждебное. Из Саратана пора срочно уносить ноги.
Чертов конь!
Но прежде, чем собранные и навьючившие наших коней, мы пустились в далекий путь из Саратана, я умудряюсь отчасти опозориться, и что хуже всего – делаю это прямо на глазах окруживших нас толпой саратанцев. Меня подводят моя самоуверенность и мой конь, точнее тот мерин, который достался мне при раздаче проводниками незнакомых нам приведенных из Балыктуюля лошадей. Это огромная рыжая детина, на которого мне приходится взбираться, как на вавилонскую башню. Но главный неприятный сюрприз – выказанный им чертов характер, который я в итоге и укрощал с утра до вечера всю будущую неделю похода! А может, наоборот, – это его чертов характер укрощал меня на протяжении всего нашего путешествия!
У меня имелся довольно большой опыт конных походов, я много каких повидал лошадей и неплохо знал как с ними следует обращаться, я был вполне уверен в своих силах и опыте. И пока мои друзья копались у своих нагруженных по самое не хочу животин, я решил гордо и уверенно вскочить на своего коня, не спросив (крайне опрометчиво) у проводников, что за конь у меня на этот раз оказался, и какие у него отмечены особенности: в норове и в привычках. Ведь особенности норова есть у каждого коня и, поверьте, желательно узнать про них заранее!
Кончилось моя самонадеянность плачевно.
Моя рыжая, высокорослая, массивная скотина, до того стоявшая спокойно и меланхолично, в момент, когда я только вставил ногу в левое стремя и начал взлетать, высоко задрав правую ногу, в седло, вдруг резко прыгнула вверх и вперед, подскочила, буквально, как бешеный паук, как перепуганная жаба! Через мгновение я уже видел себя, летящего где-то высоко в воздухе, покуда мой конь галопом уносился в сторону Саратана. Тяжелые Сумины хлопали его по круглым бокам, задние копыта быстро мелькали, поднимая адскую пыль. Через пару секунд я с грохотом упал на спину, слава Богу, на мягкую траву, и услышал вокруг себя громкие мат и хохот. Весь Саратан гогочет и потешается надо мной.
Матерятся и пускаются бегом в погоню за мерином два наших проводника, Марат и Тимур, а хохочут и покрикивают, ясное дело, несказанно довольные всем увиденным саратанцы. Им хотелось зрелищ – так я дал им зрелище! Заливаются счастливым смехом и мои верные друзья (Лена, да Катя, да Алина, да Сергей, да Слава), ну как же тут можно удержаться! Как любит говаривать один из моих друзей: «самый искренний смех – злорадный!». Однако на всякий случай все они, как один, просят проводников, которые скоро вернулись с моим нервным беглецом, придержать поводы их собственных лошадей, пока они будут рассаживаться по седлам.
– Чего этот черт меня сбросил-то? – спрашиваю я, сильно раздосадованный, Марата.
– Наверно, куртки испугался, – пожимает плечами Марат. На мне и вправду ярко-красная горная куртка. Возможно, Марат и прав. Действительно, обычно коню надо два-три дня, чтобы привыкнуть к новому седоку, не пугаться его. А тут новый седок, резкий, да еще в красной куртке – несложно было испугаться и понестись без разбору куда глаза глядят!
– Это не наш конь, мы его сами взяли у соседа. Потому и не знаем, какой он, что у него на уме! К чему он приучен, у соседа-то! Черт его знает! – поясняет Тимур.
Марат крепко берет моего детину под уздцы, и я осторожно взбираюсь в седло. Мои друзья также рассаживаются в седлах, хватают в руки поводы. Поляна чиста, все вещи упакованы и навьючены. Можно, наконец, трогаться. Толпа саратанцев долго стоит и смотрит нам вслед, пока мы не скрываемся из виду.
Неспешно проезжаем деревню. Жара. Тишина. Опять ни души. Видимо, все кто свободен, кто сейчас не на полевых работах, собрались на нашей веселой поляне. Только у мостика через речку лежит на животе, головой вниз, наклоном к речке, мертвецки пьяный мужик в кирзовых сапогах. Рядом с ним сидит и сторожит его беспробудный сон преданный лохматый пес.
Слава и его больная лошадь
Сразу за мостиком через Саратан, маленькую шуструю речку, правый приток Башкауса, мы сворачиваем направо и начинаем неспешный подъем на север по автомобильной проселочной дороге. Весь саратанский бедлам, все треволнения минувших суток, вся эта трескотня и заполошное мелькание, долгая и бессонная беспокойная ночь остаются позади. Мы все здесь, в сборе, здесь наши проводники, наши кони, наши вещи и наши припасы, иначе говоря, все у нас теперь складывается просто превосходно! Мы обретаем покой и радость. Раскачиваемся в седлах, едем медленно и спокойно. Со всех сторон нас обступает красивый лес, сквозь ветви и хвою падают с неба и легко бегут по нам золотые струи солнечного света. Дорога петляет все выше, прозрачным свежим лесом, повсюду вокруг разливаются покой и безмятежность. Ни людей, ни машин, ни мотоциклов – одни только небо, горы и деревья!
Так мы едем не спеша часа три, минуем ту самую лесопилку, где накануне ожидали нас проводники, видим их свежее костровище, и забираемся еще выше. Наконец, отъехав подальше от Саратана, мы решаемся встать на отдых на небольшой лесной полянке близ речки, которая здесь, наверху, уже превратилась в крохотный ручей.
Вновь быстро вырастает наш маленький палаточный лагерь, разгорается костер, заправляется суп, заваривается чай. Скоро вечер и погода внезапно начинает быстро портиться. В июле, ни с того ни с сего, среди жаркого солнечного дня, небо быстро чернеет и из низких сизых туч принимается валить нам на головы плотный мокрый снег. Так часто бывает в горах: только утром купались и загорали в теплой речной протоке, а поднялись повыше – и попали в плотный снежный заряд, в настоящую зиму!