Само собой разумеется, что только здоровая семья может верно разрешить все эти задачи. Семья, лишённая любви и духовности, где родители не имеют авторитета в глазах детей, где нет единства ни в жизни, ни в труде, где нет наследственной традиции, может дать ребёнку очень мало или же не может дать ему ничего. Конечно, и в здоровой семье могут совершаться ошибки, могут слагаться в том или ином отношении «пробелы», которые способны повести к общей или частичной неудаче. Идеала нет на земле… Однако с уверенностью можно сказать, что родители, которые сумели приобщить своих детей к духовному опыту и вызвать в них процесс внутреннего самоосвобождения, будут всегда благословенны в сердцах детей… Ибо из этих двух основ вырастает и личный характер, и прочное счастье человека, и общественное благополучие.
3. Основные задачи воспитания
Всё то, что мы доселе установили о духовно здоровой семье, как бы предрешает вопрос об основных задачах воспитания.
Можно было бы просто сказать, что всё воспитание ребёнка или, во всяком случае, его основная задача состоит в том, чтобы ребёнок получил доступ ко всем сферам духовного опыта; чтобы его духовное око открылось на всё значительное и священное в жизни; чтобы его сердце, столь нежное и восприимчивое, научилось отзываться на всякое явление Божественного в мире и в людях. Надо как бы повести или сводить душу ребёнка во все «места», где можно найти и пережить нечто Божественное; постепенно всё должно стать ей доступным – и природа во всей её красоте, в её величии и таинственной внутренней целесообразности, и та чудесная глубина, и та благородная радость, которую даёт нам истинное искусство, и неподдельное сочувствие всему страдающему, и действенная любовь к ближнему, и блаженная сила совестного акта, и мужество национального героя, и творческая жизнь национального гения, с его одинокой борьбой и жертвенной ответственностью, и главное – непосредственное молитвенное обращение к Богу, который и слышит, и любит, и помогает. Надо, чтобы ребёнок получил доступ всюду, где Дух Божий дышит, зовёт и раскрывается – как в самом человеке, так и в окружающем его мире…
Душа ребёнка должна научиться воспринимать сквозь весь земной шум и сквозь всю неиссякающую пошлость повседневной жизни священные следы и таинственные уроки Всевышнего, воспринимать их и следовать им, чтобы, внемля им, всю жизнь «обновляться духом ума своего» (Еф. 4, 23). Подобно тому, как однажды выразил это Лафатер65: «Внимай тихому гласу вещающего в тебе Господа…» Чтобы ребёнок, вырастая и входя в пору зрелости, привык искать и находить во всём некий высший смысл; чтобы мир не лежал перед ним плоской, двумерной и скудной пустыней; чтобы он мог сказать миру вещей словами поэта:
И мог закончить свою жизнь словами глубокомысленного созерцателя Баратынского:
Духовно живой человек всегда внемлет Духу – и в событиях дня, и в невиданной грозе, и в мучительном недуге, и в крушении народа. И, вняв, отзывается не пассивно созерцательным пиетизмом, но и сердцем, и волею, и делом.
Итак, самое важное в воспитании – это духовно пробудить ребёнка и указать ему перед лицом грядущих трудностей, а может быть, уже подстерегающих его опасностей и искушений жизни источник силы и утешения в его собственной душе. Надо воспитать в его душе будущего победителя, который умел бы внутренне уважать самого себя и утверждать своё духовное достоинство и свою свободу, духовную личность, перед которой были бы бессильны все соблазны и искушения современного сатанизма.
Как бы странно и сомнительно ни прозвучало это указание для педагогически неискушённого человека, но по существу оно остаётся непоколебимым: самое большое значение имеют первые пять-шесть лет детской жизни, а в следующее за ним десятилетие (с шестого по шестнадцатый год жизни) многое, слишком многое, завершается в человеке чуть ли не на всю жизнь. В первые годы детской жизни душа ребёнка так нежна, так впечатлительна и беспомощна… Он как бы плывёт в потоке наивной, непосредственной доверчивости и некоего как бы предмирного «всесмешения»: «свет и тьма», «твердь и вода» ещё не отделены друг от друга; и свод, имеющий потом отделить дневное сознание от нашей бессознательной сферы, ещё не создался в процессе вытеснения. Этот свод, который будет потом всю жизнь обуздывать кипение страстей и замыкать томление аффектов, подчиняя их творческой жизненной целесообразности, находится ещё в стадии возникновения. В этот период жизни впечатлениям открыта последняя глубина души; она вся всему доступна и не защищена никакой защитной бронёй; всё может стать или уже становится её судьбой, всё может повредить ребёнку или, как говорит народ, испортить ребёнка. И действительно, всё вредное, дурное, злобное, потрясающее или мучительное, что ребёнок воспринимает в этот первый, роковой период своей жизни, – всё причиняет ему душевную рану (травму), последствия которой он потом влачит в себе через всю жизнь то в виде нервного подёргивания, то в виде истерических припадков, то в виде уродливой склонности, извращения или прямой болезни. И обратно, всё то светлое, духовное и любовное, что детская душа получает в эту первую эпоху, приносит потом, в течение всей жизни, обильный плод. В эти годы ребёнка надо беречь, не терзать его никакими страхами и наказаниями, не будить в нём преждевременно элементарные и дурные инстинкты. Однако упускать эти годы в смысле духовного воспитания было бы столь же недопустимо и непростительно. Надо сделать так, чтобы в душу ребёнка проникало как можно больше лучей любви, радости и Важней благодати. Здесь надо не баловать ребёнка, не потакать его капризам, не изнеживать его и не топить его в физических ласках, но заботиться о том, чтобы ему нравилось, чтобы его умиляло и радовало всё то, что есть в жизни Божественного: от солнечного луча до нежной мелодии, от жалости, сжимающей сердце, до прелестной бабочки, от первой, лепетом сказанной молитвы до героической сказки и легенды… Родители могут быть твёрдо уверены: здесь ничто не пропадёт, ничто не канет бесследно, всё даст плоды, всё принесёт хвалу и совершение. Но пусть никогда ребёнок не будет для родителей игрушкой и забавой; пусть он будет для них нежным цветком, который нуждается в солнце, но который так легко может быть незаметно надломлен. Именно в эти первые годы детства, когда ребёнок считается несмышлёнышем, родители должны помнить при всяком обхождении с ним, что дело не в их родительских восторгах, наслаждениях и забавах, а в состоянии детской души, абсолютно впечатлительной и (именно вследствие несмыслия своего) абсолютно беспомощной…
Итак, до пяти-шести лет, т. е. до самого «вытесняющего» перелома в детской душе, ребёнка нужно душевно беречь, как нежный цветок, с тем чтобы затем постепенно изменить весь тон воспитания, ибо после периода душевной теплицы должен наступить период душевного закала; ребёнок должен приучаться внутренне к самообладанию и к высоким требованиям; и этот процесс дастся ему тем легче, чем меньше травм он вынесет из первого периода. В нежнейшую эпоху своей жизни ребёнок должен привыкнуть к семье – к любви, а не к ненависти и зависти, к спокойному мужеству и самодисциплине, а не к страху, унижениям, доносам и предательству. Ибо воистину мир можно пересоздать, перевоспитать из детской, но в детской же можно его и погубить.
Духовная атмосфера здоровой семьи призвана привить ребёнку потребность в чистой любви, склонить к мужественной искренности и способность к спокойной и достойной дисциплине.
Чистота любви, о которой здесь идёт речь, имеет в виду эротическую сторону жизни.
Вряд ли есть что-нибудь более вредное для жизни и для всей судьбы ребёнка, как слишком раннее эротическое пробуждение его души, в особенности если это пробуждение происходит в той форме, что ребёнок начинает воспринимать жизнь пола как что-то низменное и грязное, как предмет тайных мечтаний и постыдных забав, или ещё если это пробуждение вызывается неосторожностями или прямыми грубостями со стороны нянек, воспитателей или родителей…
Вредность преждевременного эротического пробуждения состоит в том, что на юную душу возлагается непосильная задача, которую она не может ни разрешить, ни изжить, ни достойно понести или устранить. Тогда ребёнок оказывается без вины виноватым и безысходно обременённым; начинается бесплодная и нечистая работа воображения, сопровождающаяся судорожными попытками вытеснить весь этот непосильный заряд и в то же время – болезненными напряжениями нервной системы. Начинаются внутренние конфликты и страдания, с которыми ребёнок не может справиться; ему приходится отвечать за невольные настроения и поступки; и ответственность эта превышает его душевные силы; в последней родовой глубине инстинкта начинается болезненное смятение, о котором ребёнок не может даже совсем высказаться, – и весь организм души и тела оказывается выведенным из равновесия. Большинство так называемых дефективных детей проходит этот страдальческий путь без всякой вины и очень редко встречает со стороны взрослых чуткое понимание и помощь…
Нередко бывает и хуже, именно, когда кто-нибудь из товарищей или взрослых, испорченных дурным опытом, начинает просвещать (т. е. портить) ребёнка в вопросах половой жизни. Там, где для чистой и целомудренной души, собственно говоря, нет ничего «грязного» («ибо всякое творение Божие хорошо». Тим. 1, 4, 4), несмотря на все человеческие несовершенства, заблуждения и болезни, – потому что грязное, чисто воспринятое, есть уже не грязное, а больное или трагическое, – там, в душе такого несчастного ребёнка, искажается жизнь воображения и развращается жизнь чувства, причём это искажение и развращение может излиться и в настоящее неисцелимое душевное уродство. Душевное восприятие такого ребёнка становится пошлым или полуслепым – он как бы не видит чистого в жизни, а видит во всём двусмысленное и грязное; с этой точки зрения он начинает воспринимать всю человеческую любовь, и притом не только её чувственную сторону, но и духовную. Чистое осмеивается; интимное и нежное забрасывается уличной грязью; здоровый половой инстинкт начинает тянуть к извращениям; всё священное в любви, в браке и в семье оказывается вывернутым, осквернённым и утраченным. Там, где уместно благоговейное молчание, шёпот или молитва, водворяется атмосфера двусмысленных улыбок и плоского подмигивания. Душевное целомудрие гибнет; воцаряется бесстыдство и бесцеремонность; все священные удержи и запреты души колеблятся; ребёнок оказывается душевно растлённым и как бы проституированным. Человек переживает целое духовное опустошение: в его «любви» отмирает всё священное и поэтическое, чем живёт и строится человеческая культура; начинается разложение семьи. Можно было бы прямо сказать, что в процессе современного разложения семьи и связанной с ним большевизации нравов вреднейшее и разрушительное значение принадлежит непристойному анекдоту, внесённому в детскую. Порнография есть одно из величайших зол в деле воспитания; и чем скорее родители, воспитатели и духовники объединятся между собою для того, чтобы повести против неё решительную и неутомимую борьбу, полную осторожного такта и психологического искусства, тем лучше будет для всего человечества.
Ещё одна серьёзная опасность грозит эротически чистой любви ребёнка – от неосторожных или грубых родительских проявлений.
При этом я имею в виду прежде всего так называемую обезьянью любовь родителей, т. е. слишком чувственную влюблённость их в ребёнка, которого они то и дело волнуют всевозможными и неумеренными физическими ласками, заигрываниями, щекоткой, вознёй, не постигая безрассудства и вредоносности всего этого; этим они, с одной стороны, вызывают в душе ребёнка целый поток напрасного и неутолимого возбуждения и причиняют ему ненужные душевные травмы, с другой стороны – избаловывают и изнеживают его, подрывая его способность к выдержке и самообладанию.
Наряду с этим надо поставить и всевозможные неумеренные проявления взаимной любви родителей в присутствии детей. Супружеское ложе родителей должно быть прикрыто для детей целомудренной тайной, хранимой естественно и неподчеркнуто; пренебрежение этим вызывает в душах детей самые нежелательные последствия, о которых следовало бы написать целое научное исследование… Во всём и всегда есть некая правильная и драгоценная мера, которую люди должны блюсти, а в данном случае эта мера может быть предсказана только живым чувством такта и в особенности врождённым женщине естественным и мудрым целомудрием.
Помимо всего этого, должны быть особо упомянуты те разрушительные для семейной жизни взаимные супружеские измены со стороны родителей, которые дети подмечают с таким ужасом и переживают так болезненно; иногда такие события переживаются детьми как настоящие душевные катастрофы. Родители всегда должны помнить о том, что дети не просто воспринимают отца и мать или подмечают за ними, но что они в глубине души идеализируют их, мечтают о них и втайне жаждут видеть в них идеал совершенства. Конечно, с самого начала ясно, что каждому ребёнку предстоит пережить в этом вопросе некоторое разочарование, ибо совершённых людей нет, совершенство принадлежит одному Богу. Но это неизбежное разочарование не должно приходить слишком рано, оно не должно быть слишком острым и глубоким, оно не должно обрушиваться на ребёнка в виде катастрофы. Тот час, когда ребёнок утрачивает уважение к отцу или матери – хотя бы никто не заметил этого крушения, хотя бы и сам ребёнок пережил его в молчаливом разочаровании или даже отчаянии, – этот час обозначает собою духовную катастрофу семьи; и редкой семье удаётся оправиться впоследствии от этой катастрофы.
Словом, счастливый ребёнок наслаждается в счастливой семье эротически чистой атмосферой. Для этого родителям необходимо искусство духовно-целомудренной любви.
Второй особенностью здоровой семьи является атмосфера искренности.
Родители и воспитатели не должны лгать детям ни в каких важных, значительных обстоятельствах жизни. Всякую ложь, всякий обман, всякую симуляцию или диссимуляцию ребёнок подмечает с чрезвычайной остротой и быстротой – и, подметив, впадает в смущение, соблазн и подозрительность. Если ребёнку нельзя сообщить что-нибудь, то всегда лучше честно и прямо отказать ему в ответ или провести определённую границу в осведомлении, чем выдумывать вздор и потом запутываться в нём или чем лгать и обманывать и потом быть изобличённым детской проницательностью. И не следует говорить так «это тебе рано знать» или «этого ты всё равно не поймёшь»: такие ответы только раздражают в душе ребёнка любопытство и самолюбие. Лучше отвечать так «я не имею права сказать тебе это; каждый человек обязан хранить известные секреты, а допытываться о чужих секретах неделикатно и нескромно». Этим не нарушается прямота и искренность и даётся конкретный урок долга, дисциплины и деликатности…
Родителям и воспитателям совершенно необходимо понять, что переживает ребёнок, встречая с их стороны ложь или обман. Ребёнок прежде всего теряет непосредственное доверие к родителям; он наталкивается на стену неправды в них, и чем холоднее, изворотливее, циничнее преподносится ему эта неправда, тем ядовитее она оказывается для детской души. Поколебавшись в доверии, ребёнок становится подозрителен и ждёт новой лжи и обмана; он колеблется и в своём уважении к родителям. В силу естественной подражательности он начинает отвечать им тем же, постепенно замыкается от них и приучается сам лгать и обманывать. Это переносится и на других людей; у ребёнка появляется склонность к хитрости и неверности вообще. В нём исчезает ясность и прозрачность души; он начинает жить сначала мелкими, а потом и крупными самообманами. Кризис доверия вызывает (рано или поздно) и кризис веры, ибо вера требует душевной цельности и искренности. Итак, все основы духовного характера приходят у ребёнка в состояние кризиса или оказываются просто подорванными. В душе водворяется та атмосфера лукавства, притворства и малодушия, к которой человек постепенно привыкает настолько, что перестаёт замечать её, а из этой атмосферы и вырастают потом всё большие интриги и предательства.