Кто-то уселся ему прямо на грудь, буквально пригвоздив к земле.
– Я слышал, ты рисуешь на меня какие-то дешевые карикатуры, недоделок.
Рексу не нужно было даже на него смотреть; он сразу же узнал голос Алекса Пейноса. Глубокий голос, намного глубже, чем обычно бывает у второкурсника колледжа.
Рекс попытался что-то сказать, извиниться, но не смог вдохнуть в легкие воздуха, чтобы хоть что-то произнести.
– Эй, вот он, этот рисунок! – раздался голос Джея Парлара. – Взгляни-ка, Алекс. Я тут тоже есть… Ха-ха! Наблюдаю, как тебе надирают задницу.
– Ну-ка, дай сюда, – потребовал Алекс.
Рекс отчаянно заморгал, пытаясь избавиться от подступивших слез. Теперь он снова мог видеть. На его грудь навалился Оскар Вуди. Курчавые темные волосы Оскара выбивались из-под белой бейсболки с золотистыми буквами «ВС». Рядом с Оскаром стоял Алекс Пейнос и злобно поглядывал вниз.
У Алекса была светлая шевелюра, как у кинозвезды, и большое крепкое тело, такое, которое Рексу никогда не светит. Он держал в развернутом виде лист из альбома для рисования и что-то искал взглядом. Его глаза сузились. Он перевернул рисунок, чтобы Рекс тоже мог его видеть.
Вообще, Рекс рисовал все лучше и лучше. Алекса на картинке нельзя было не узнать. Рядом с ним стоял очень мускулистый Рекс Депровдечук и держал в руках цепную бензопилу, которой только что отрезал своему обидчику руки.
Алекс улыбнулся.
– Так ты думаешь, недоносок, что действительно можешь прикончить меня?
Рекс отчаянно затряс головой, растерев затылком смесь мелких камней, листьев и прутьев.
Джей заглянул через плечо Алекса. В свои шестнадцать лет он уже имел козлиную бородку, такую же жидкую и рыжую, как и волосы у него на голове.
– Сам-то рисунок неплохой. Серьезно, Алекс! Вылитый ты!
– Джей, – проговорил Алекс, – лучше закрой свою пасть.
Джей сразу сник, его плечи опустились.
– Да я ничего, – пробормотал он. – Прости, Алекс…
Пейнос продолжал сверлить взглядом Рекса. Наконец он скомкал лист с рисунком, отшвырнул в сторону и приказал:
– Ну-ка, ребята, держите ему руки.
Рекс пробовал вырваться, но Оскар был слишком тяжел.
– Лежи тихо, киска, – прошипел он.
Кто-то схватил правое запястье Рекса и сильно дернул. Рекс повернул голову и увидел, что это голубоглазый Айзек Моузес прижал руками его предплечье.
– Джей, – сказал Алекс, – возьми-ка вон там две деревяшки и принеси сюда.
Рекс наконец смог выдавить из себя несколько слов:
– Я… я не буду больше рисовать…
– Слишком поздно, приятель, – проговорил Алекс. Он посмотрел направо. – Да, да, вот эти, Джей. Подложи одну деревяшку ему под локоть, а вторую – сюда, под запястье.
Рекс почувствовал, как что-то засунули ему под локоть, приподняв его над грязной, усыпанной листьями землей на несколько дюймов. Он увидел, как Джей засунул деревяшку ему под запястье, затем перехватил удивленный взгляд на лице Айзека Мозеса.
– Эй, зачем? Не нужно, – воскликнул Айзек. – Ты что это задумал? Будет слишком больно.
Злобная улыбка с лица Алекса исчезла. Он бросил мрачный взгляд на Айзека и процедил сквозь зубы:
– Закрой лучше рот и держи его покрепче. А если отпустишь, будешь следующим.
Айзек открыл рот, чтобы что-то ответить, но спустя мгновение закрыл его и опустил голову.
Алекс шагнул вперед, переступив через приподнятую руку Рекса. Его свисающие вниз светлые волосы мерцали в лучах дневного солнца, пробивающихся через ветви дерева.
– Сейчас я хорошенько проучу тебя, Рекс. И ты узнаешь, что такое боль.
Потекли слезы. Рекс ничего не мог с этим поделать.
– Вы и так все время причиняете мне боль!
Улыбка Алекса стала шире.
– О, это были лишь намеки на боль, дебил. Тебе, наверное, это даже нравилось. А теперь? Теперь ты узнаешь, что такое настоящая боль.
Алекс весил больше восьмидесяти килограммов и был крупнее большинства учителей в школе. Он поднял ногу на высоту колена, и его тяжелый военный ботинок завис над предплечьем Рекса. Алекс улыбнулся, затем резко опустил ногу и встал на нее. Рекс услышал приглушенный хруст, затем почувствовал, как его рука впечаталась в грязь, в то время как запястье и локоть остались наверху, на высоте добрых двух дюймов…
А потом он почувствовал боль.
Прежде чем закричать, он успел это увидеть. Его рука теперь выгнулась вниз в форме неглубокой буквы «V», как будто между запястьем и локтем появился дополнительный сустав. Оскар слез с груди Рекса. Он молча встал, а его черные кудри болтались из-под бейсболки.
По щекам Рекса ручьем лились слезы, стекая вниз по подбородку и смешиваясь с кровью, текущей из носа. Ему было очень больно. Его рука… она была согнута там, где никогда не сгибалась.
Алекс наступил на живот Рекса.
– Если только заикнешься кому-нибудь об этом, считай, что ты покойник, – злобно проговорил он. – Я знаю сотню надежных мест, куда можно спрятать труп в этом городе. Ты понял меня, придурок?
Не в силах совладать с болью, униженный и беспомощный, Рекс только плакал. Никто так и не пришел ему на помощь. И никогда не придет.
Он тоже хотел сделать им больно.
Он хотел убить их.
Тяжелый солдатский ботинок сильно ударил ему по ребрам.
– Я спрашиваю, ты понял меня, Рекс?
Мысли о ненависти и мести исчезли, уступив место вездесущему страху.
– Да! – сквозь слезы и боль крикнул Рекс. – Да, я все понял!
Алекс снова поднял свой ботинок. Рекс успел закрыть глаза, прежде чем Алекс пяткой заехал ему в лицо…
В кабинете начальника полиции
Когда Брайан и Пукки вошли в кабинет начальника, там уже находились четверо. Шеф Зоу сидела за своим столом, в идеально наглаженном синем мундире. Ее заместитель Шон Робертсон стоял позади и немного слева. Справа от стола, в креслах у стены, сидели Джесси Шэрроу, начальник отдела по расследованию убийств, и помощник окружного прокурора Дженнифер Уиллс. Безупречный синий костюм Шэрроу резко контрастировал с его густыми белыми бровями и зачесанными назад белыми волосами. Уиллс сидела, закинув ногу за ногу, отчего ее юбка казалась еще короче. На ноге вызывающе болталась черная туфелька.
Зоу была не слишком озабочена внутренней обстановкой. Главное место в кабинете занимал большой стол из темного дерева. На стенах в рамочках были развешаны благодарности от различных организаций, а также несколько фотографий, на которых Зоу обменивалась рукопожатиями с полицейскими и чиновниками. На двух снимках она позировала с нынешним и бывшим губернаторами штата Калифорния. На самой большой фотографии пожимала руку вечно улыбающемуся Джейсону Коллинсу, мэру Сан-Франциско. За креслом Зоу на деревянных древках стояли государственный флаг США и «Медвежий флаг» штата Калифорния.
Ее рабочий стол выглядел очень просторным, потому что на нем почти ничего не было, кроме рамки с тремя фотографиями – двух дочерей-близняшек и мужа – и еще закрытой папки.
Брайан присутствовал здесь не впервые. В прошлый раз он тоже глазел на папку вроде этой… Сейчас в кабинете Зоу он чувствовал себя более неуютно, чем тогда. В воздухе явно витала какая-то угроза. Тут и думать было не о чем: могла в одночасье рухнуть его карьера. Возможно, убийство Карлоса Смита – так звали одного из киллеров – будет признано правомерным. Но, так или иначе, на чаше весов лежала его четырнадцатилетняя карьера полицейского…
Зоу жестом указала на два пустующих кресла.
– Инспектор Клаузер, инспектор Чанг, присаживайтесь, пожалуйста.
Брайан подошел к креслу справа, не сводя глаз с папки на столе. Она лежала строго параллельно краям стола.
Брайан сел. То же самое сделал Пукки.
Клаузера уже подташнивало. Он понимал, что концентрацию терять нельзя. Особенно сейчас. Его уже начинало трясти, но с этим он еще мог справиться. А вот что делать, если из-за этого заседания он был вынужден пропустить свой завтрак?..
Робертсон кивнул Пукки, затем улыбнулся Брайану. Интересно, что бы это значило?
Эми Зоу занимала пост начальника городской полиции уже двенадцать лет – по меркам Сан-Франциско срок очень длительный. В то время как Брайан уже был научен горьким опытом и не поддавался на женскую внешность, он не мог отрицать, что Зоу все еще выглядела весьма привлекательно. Несмотря на свои пятьдесят с лишним.
Зоу взяла папку, открыла ее на секунду, затем положила на то же место, убедившись, что та лежит так же ровно, как раньше. Очевидно, она уже знала результаты; повторная проверка была не более чем лишней нервотрепкой.
Она пристально посмотрела на Брайана. Он старался сидеть неподвижно. Шеф Зоу все-таки открыла эту чертову папку! Наклонившись вперед, она зачитала вслух:
– Относительно инцидента, имевшего место первого января, – сказала она. – Применение оружия против Карлоса Смита, жителя Южного Сан-Франциско, согласно результатам предварительного расследования, признано правомерным. Инспектор Брайан Клаузер действовал целиком в соответствии со сложившейся обстановкой. Действия инспектора Клаузера помогли спасти жизни людей.
Она закрыла папку, затем пристально посмотрела на Брайана.
– Нам еще придется подождать официального завершения расследования, но я не думаю, что здесь будут какие-то проблемы. Основываясь на свидетельских показаниях, с которыми я внимательно ознакомилась, я сообщу комиссии свое мнение по поводу этой ситуации.
Брайан не смог сдержать вздох облегчения. Он соскочил с крючка.
– Это здорово, шеф.
Робертсон обошел вокруг стола и похлопал Брайана по спине.
– Ну вот, Клаузер, – сказал он. – Ты знал, на что шел. И сделал правильный выбор, открыв огонь по преступнику.
Брайан пожал плечами, пытаясь подыграть:
– Просто я все время оказываюсь не в том месте и не в то время.
Робертсон покачал своей головой:
– Нет, нет. Ты сделал именно то, что нужно, и это не в первый раз. Ты спас жизни людей. У тебя попросту не было выбора.
Зоу повернулась к Дженнифер:
– Мисс Уиллс, есть какие-нибудь замечания со стороны окружного прокурора?
– Нет, шеф Зоу, – сказала Дженнифер. – Тем более учитывая послужной список этого Смита. Мы, конечно, готовы к тому, что его семья подаст иск, но, судя по показаниям свидетелей и записям с камер наблюдения, наши полицейские вне всяких подозрений.
Зоу удовлетворенно кивнула, затем повернулась к Брайану:
– У меня есть еще кое-какие хорошие новости. Стив Бойд обыскал квартиру Джозефа Ломбарди, также известного как Джо-Джо Ломбарди. Бойд обнаружил там свидетельства, которые сделали Ломбарди главным подозреваемым по делу Абламовича. И все это – благодаря тебе и Чангу.
Брайан кивнул. Джо-Джо сдал им Фрэнк Ланца. Что правда, то правда. Но много ли дадут теперь за жизнь этого Ломбарди? Ланце требовался козел отпущения, чтобы показать «Нортеньос», что кровь смывается кровью. Теперь шансы Ломбарди выжить приблизились к нулю…
Со своего места поднялся беловолосый Шэрроу.
– Шеф Зоу, следует ли привлечь инспектора Клаузера к службе в офисе – до окончания расследования?
– Нет, – ответила Зоу. – Здесь, кажется, все предельно ясно. Инспектор Клаузер и вы, инспектор Чанг, можете продолжать работу в группе по делу Абламовича. Вы, парни, очень нужны нам прямо сейчас. Все, с этим покончено. За работу.
Брайан чувствовал такое облегчение, что почти забыл о пустом желудке. Ему было наплевать на Карлоса Смита, но его очень волновала собственная работа. В процессе расследования могло произойти все, что угодно. Невзирая на свои многочисленные недуги, Брайан встал, поблагодарил всех за поддержку, после чего вышел из кабинета шефа полиции. Он был счастлив, что пока остался копом…
Белая комната
Тепло.
Уютно и тепло. Одеяла. Мягкие одеяла, сухие одеяла. Чистая одежда, которая мягко скользит по коже… По коже, которая впервые за многие месяцы отмыта, очищена от грязи и пота…
Эгги перевернулся… и услышал какой-то металлический звук.
Проснувшись, он несколько раз моргнул. На нем… пижама? Он вспомнил свою детскую кроватку в Детройте, вспомнил о матери, которая ласково будила его и гладила по голове. Вспомнил манящий запах блинчиков в их маленьком доме. Но здесь пахло не блинчиками…
Это был запах краски. Или, скорее, отбеливателя.
Одеяла сбились в кучу. Эгги лежал на боку, и матрац под ним был настолько тонкий, что он ощущал под ним твердый пол. Перед глазами по-прежнему все плыло и качалось, но из своего опыта Эгги знал, что это от героина. Он открыл глаза и моргнул – да, он еще под кайфом…
Неужели все это происходит на самом деле?
Всего в нескольких дюймах от его лица находилась стена из кирпичной крошки и скругленных камней, покрытых толстым слоем ярко-белой эмали.
Он почувствовал, что шею оттягивает что-то тяжелое.
Руками Эгги нащупал железный хомут. Он прилегал так плотно, что между ним и шеей едва можно было просунуть палец, но внутри оказалась мягкая кожаная прокладка.
Снова металлический звон.
К хомуту крепилась металлическая цепь…
Эгги привстал и потянул руками за цепь: она была из нержавеющей стали, в ее хромовом блеске отражался флуоресцентный свет, и в каждом звене этой цепи он видел крошечное искривленное отражение своей черной кожи и изумленного лица. Эгги посмотрел, куда тянется эта цепь. Она вела к вмонтированному в стену кольцу.
Вот дерьмо! Не повезло, такой облом…
– Ayúdenos, – сказал ему кто-то.
Эгги повернул голову на голос и увидел перед собой целое семейство: маленького мальчика, вцепившегося в мать, и отца, заботливо обнявшего их обоих.
Женщина и мальчик выглядели сильно напуганными, в то время как во взгляде мужчины сквозила угроза. Он словно обещал убить любого, кто к ним приблизится. У всех троих были темные волосы и смуглая кожа; они походили на мексиканцев.
Все трое были одеты в пижамы: мужчина – в светло-голубую из хлопка, женщина – в шелковую, а мальчик – в розовую фланелевую. Одежда выглядела чистой, но уже не новой – точно такой же, как в магазине Армии спасения на Саттер-стрит.
Как и у Эгги, на шее у всех троих были металлические хомуты, прикованные цепями к стене. Эгги встал и начал медленно прохаживаться туда-сюда, грохоча цепью.
– Por favor, ayúdenos, – сказал мужчина. – Ayúde a mi familia.
– Я не понимаю по-испански, – сказала Эгги. – Вы говорите по-английски?
Человек покачал головой.
Черт бы их побрал, этих эмигрантов. Понаехали тут, а сами не в состоянии даже пары слов выучить!
– Что это за место? – спросил Эгги. – Где мы? Что, черт возьми, мы здесь делаем?
Мужчина снова покачал головой.
– No entiendo, señor.
Эгги осмотрелся. Стены мерцали, двигались – героин все еще действовал, и было трудно сосредоточиться. Эгги не был уверен в реальности всего происходящего, но, по-видимому, круглая комната имела выгнутый потолок, наподобие купола, который составлял в поперечнике около тридцати футов, а в высоту – пятнадцать. Пол выглядел таким же, как стены: камни и кирпичи, уложенные в грубом, плоском рисунке, покрытом несколькими слоями эмалевой краски. Казалось, будто он внезапно очутился в большой ледяной хижине эскимосов, иглу.
В дальнем конце комнаты Эгги увидел дверь из ярко-белых брусьев: вход в тюрьму…
На полу были разложены десять матрацев: по одному для каждого из десяти круглых колец, которые Эгги насчитал на стенах. К четырем кольцам были прикреплены цепи, которые тянулись к Эгги и трем другим людям. На каждом из матрацев лежало по несколько одеял. Эти одеяла, как, впрочем, и одежда, казались уже не новыми. Но вместе с тем все вокруг – одежда, одеяла, матрацы и даже стены – выглядело чистым.