Враги, лежавшие на больших расстояниях друг от друга, окоченевшие от холода, застигнутые врасплох, вскочили на ноги и остановились в нерешительности. Прежде чем они могли собраться с мужеством или сообразить количество нападавших и их силы, такой же крик, предвестник нападения, достиг их ушей с отдаленной стороны ограды. Они сочли себя погибшими и побежали.
Таким образом два маленьких отряда членов шайки «Черная стрела» соединились перед стеной сада, выходившей на море. Часть незнакомцев очутилась как бы между двух огней, а остальные разбежались в разные стороны и скоро исчезли в темноте.
Но битва еще только начиналась. Хотя на стороне лесных бродяг Дика было то преимущество, что нападение их было неожиданным, те, на кого они напали, превосходили их численностью. Между тем наступил прилив, берег сузился до небольшой полосы. На пространстве между морем и садовой стеной в темноте началась яростная, смертельная борьба, исход которой был сомнительным.
Незнакомцы были хорошо вооружены, они молча бросились на нападающих – схватка превратилась в ряд отдельных поединков. Дик, первым бросившийся в битву, схватился с тремя воинами. Одного из них он уложил с первого удара, но остальные двое напали на него с такой горячностью, что он чуть было не отступил перед их нападением. Один из нападающих был громадный малый, почти великан, вооруженный огромным мечом, которым он размахивал, как тросточкой. Против такого противника с сильным размахом руки и длинным, тяжелым оружием Дик со своей алебардой оказывался совершенно беззащитным. Если бы и другой противник решил принимать горячее участие в нападении, гибель юноши была бы неизбежна. Но этот человек, менее высокий и более медлительный в движениях, остановился на мгновение, вглядываясь в темноту и прислушиваясь к звукам битвы.
Великан продолжал пользоваться своим выгодным положением, а Дик все отступал перед ним, поджидая удобного случая. Вдруг в воздухе сверкнуло и опустилось громадное лезвие – Дик сделал ловкий прыжок и стал наудачу рубить своей алебардой направо и налево. Послышался громкий, отчаянный крик; прежде чем раненый успел поднять свое страшное оружие, Дик дважды повторил свой удар, и тот упал на землю.
В следующее мгновение Дик вступил на более равных условиях в борьбу с другим своим преследователем. Тут не было большой разницы в росте, и хотя противник Дика выступил против его алебарды с мечом и кинжалом, хотя он был осторожен, умел хорошо отражать удары и имел лучшее оружие, Дик возмещал все это своими ловкостью и проворством. Никто из них сначала не имел видимого преимущества над другим, но старший из противников незаметно воспользовался горячностью младшего, чтобы завести того, куда ему хотелось. Вдруг Дик заметил, что они прошли берег во всю его ширину и дерутся теперь по колена в воде, среди пены и шума волн. Тут его ловкость и подвижность становились бесполезными; он увидел себя в руках врага. Еще немного – и он очутился вдали от своих людей и убедился, что ловкий и искусный противник решил увести его как можно дальше.
Дик заскрежетал зубами. Он решил немедленно окончить борьбу. Когда прибой удалился, оставив песок сухим, он бросился вперед, выбил оружие из рук противника и вцепился ему прямо в горло. Тот упал вместе с Диком, который очутился на нем. Следующая волна покрыла их водой.
Пока противник еще лежал под водой, Дик выхватил у него из рук кинжал и встал на ноги с победоносным видом.
– Сдавайтесь! – сказал он. – Дарю вам жизнь.
– Сдаюсь, – ответил его противник, поднимаясь на колени. – Вы бьетесь, как молодой человек, то есть неумело и очертя голову, но, клянусь всеми святыми, вы сражаетесь отважно.
Дик обернулся к берегу. В темноте еще продолжался с переменным успехом яростный бой. Покрывая глухой шум волн, слышались удары стали о сталь, раздавались восклицания боли и боевые клики.
– Отведите меня к вашему предводителю, юноша, – сказал побежденный рыцарь. – Пора окончить эту бойню.
– Сэр, – ответил Дик, – если у этих храбрых малых есть какой-нибудь предводитель, то он – тот бедный джентльмен, что стоит перед вами.
– Ну так отзовите своих псов, а я велю своим слугам остановиться, – сказал незнакомец.
В голосе и манерах противника было столько благородства, что Дик перестал бояться измены.
– Складывайте оружие, молодцы! – крикнул незнакомый рыцарь. – Я сдался под условием, что останусь жив.
Тон незнакомца был чрезвычайно властным, и шум и смятение схватки прекратились почти немедленно.
– Лоулесс, – крикнул Дик, – ты жив?
– Да, – крикнул в ответ бывший повар, – жив и невредим!
– Зажги фонарь, – сказал Дик.
– Сэра Дэниела нет здесь? – спросил рыцарь.
– Сэра Дэниела? – переспросил Дик. – Молю Бога, чтобы его не было здесь. Клянусь распятием, плохо бы мне пришлось, если бы он был здесь.
– Плохо пришлось бы вам, прекрасный сэр? – спросил рыцарь. – Ну, признаюсь, если вы не принадлежите к партии сэра Дэниела, то я ничего более не понимаю. Зачем же вы напали на мою засаду? Какой тут спор, мой юный и чрезвычайно пылкий друг? Какое у вас было намерение? И – чтобы покончить с расспросами – какому благородному джентльмену я сдался?
Но прежде чем Дик успел ответить, в темноте раздался чей-то голос. Дик разглядел белый с черным значок на шапке говорившего и почтительный поклон, которым он приветствовал своего начальника.
– Милорд, – сказал он, – если эти джентльмены – недруги сэра Дэниела, то, право, очень жаль, что мы бились с вами; но было бы в десять раз больше жаль, если бы они или мы остались здесь дольше. Часовые в доме, если они не мертвы и не глухи, слышали нашу схватку с четверть часа тому назад; сейчас они дадут сигналы в город, и если мы не поторопимся уйти, то все будем схвачены новым врагом.
– Хоксли прав, – сказал лорд. – Чего вы желаете, сэр? Куда мы должны идти?
– Ну, милорд, что касается меня, идите куда хотите. Я начинаю думать, что у нас есть основание для дружбы, и если я начал знакомство с вами несколько грубо, то не хочу продолжать его таким же образом. Поэтому, милорд, вы дадите мне вашу руку и мы расстанемся. А в назначенный вами час мы встретимся в назначенном вами месте и поговорим.
– Вы слишком доверчивы, мой мальчик, – сказал рыцарь, – но на этот раз ваше доверие не будет обмануто. Я встречу вас на рассвете у Креста Святой Невесты. Ну, молодцы, за мной!
Незнакомцы исчезли со сцены с несколько подозрительной быстротой. Пока обитатели зеленого леса занялись привычным делом – грабежом покойников, Дик еще раз обошел садовую стену, чтобы рассмотреть переднюю часть дома. В маленьком окошечке на верху крыши он увидел какой-то свет. Так как этот свет был, наверное, виден из задних окон городского дома сэра Дэниела, то он не сомневался, что это и был сигнал, которого боялся Хоксли, и что на сцене скоро появятся солдаты тонсталлского рыцаря.
Дик приложился ухом к земле, и ему послышался нестройный, глухой звук со стороны города. Он поспешно бросился к берегу. Но работа была уже окончена; последний труп был обезоружен и обобран догола, и четверо молодцов уже шли к морю, чтобы кинуть его в воду.
Через несколько минут, когда из ближайших переулков Шорби показались около сорока всадников, поспешно снарядившихся и мчавшихся в галоп, все было безмолвно и пустынно вокруг маленького дома на морском берегу.
Между тем Дик со своими воинами вернулся в питейный дом «Коза и Волынка», чтобы урвать несколько часов сна до утреннего свидания.
Глава III. Крест Святой Невесты
Крест Святой Невесты стоял недалеко от Шорби, у опушки Тонсталлского леса. Тут перекрещивались две дороги: одна шла из Холивуда через лес, другая – дорога из Райзингема, по которой, как мы видели, бежали остатки ланкастерской армии. В этом месте дороги сходились и спускались вместе по холму к Шорби. Несколько дальше от места их соединения вершина небольшого холма увенчивалась старинным крестом, сильно пострадавшим от непогоды.
Сюда и явился Дик около семи часов утра. Было по-прежнему холодно; земля вся посерела и отливала серебром из инея; на востоке зарей пурпурно-оранжевого цвета занялся день.
Дик сел на нижнюю ступеньку у креста, хорошенько закутался в свой длинный плащ и внимательно огляделся по сторонам. Ждать ему пришлось недолго. По дороге из Холивуда показался джентльмен в богатых, блестящих латах, на которые была наброшена верхняя одежда из драгоценнейших мехов, верхом на великолепном ратном коне. В двадцати ярдах за ним следовала группа всадников, вооруженных копьями. Они остановились напротив места назначенного свидания, и джентльмен в меховой одежде поехал дальше один.
Из-под поднятого забрала видно было лицо с властным, величественным выражением, соответствующем богатству одежды и вооружения незнакомца. Дик встал со своего места с некоторым смущением и спустился по холму навстречу своему бывшему пленнику.
– Благодарю вас, милорд, за аккуратность, – сказал он с низким неловким поклоном. – Не угодно ли вашей милости сойти на землю?
– Вы здесь одни, молодой человек? – спросил лорд.
– Я не так прост, – ответил Дик, – и должен сказать откровенно, ваша милость, что леса по обе стороны этого креста полны моими честными молодцами с оружием наготове.
– Умно вы поступили, – сказал лорд. – Это мне нравится еще потому, что в прошлую ночь вы дрались очертя голову, скорее как дикий безумец – сарацин, чем как христианский рыцарь. Но мне не пристало жаловаться, так как я был побежден.
– Вы были побеждены, потому что упали, милорд, – возразил Дик. – Если бы не помогли волны, то мне пришлось бы плохо. Вам угодно было отметить меня знаками кинжала, которые и теперь на моем теле. В конце концов, милорд, мне думается, что все опасности, так же как и все выгоды этой маленькой стычки на берегу, выпали на мою долю.
– Я вижу, вы достаточно проницательны, чтобы этим воспользоваться, – заметил незнакомец.
– Нет, милорд, – ответил Дик, – я не думаю извлекать из этого выгоду. Но когда при свете дня я вижу, какой храбрый рыцарь сдался – не мне, а судьбе, темноте и приливу, – как легко бой мог принять совсем другой оборот для такого неопытного и неотесанного воина, как я, то вы, милорд, не должны находить странным, что я смущен выпавшей на мою долю победой.
– Вы хорошо говорите, – сказал незнакомец. – Ваше имя?
– Мое имя, если вам угодно знать его, – Шелтон, – ответил Дик.
– Меня зовут лорд Фоксгем, – сказал незнакомец.
– Значит, милорд, вы, с вашего позволения, опекун самой милой девушки в Англии, – ответил Дик, – и не может быть никакого разговора об условиях выкупа как вашего, так и тех, кто был с вами на берегу. Прошу вас, милорд, окажите мне вашу милость и благосклонность, отдайте мне руку моей возлюбленной, Джоанны Седли, и примите со своей стороны свободу свою, свободу своих слуг и, если желаете, мою благодарность и службу до смерти.
– Но разве сэр Дэниел не ваш опекун? Мне казалось, что так говорили о сыне Гарри Шелтона, – сказал лорд Фоксгем.
– Не угодно ли вам сойти с лошади, милорд? Я рассказал бы вам откровенно, кто я, каково мое положение и отчего я решаюсь на такую смелую просьбу. Умоляю вас, милорд, присядьте на эти ступеньки, выслушайте меня до конца и судите меня милостиво.
Говоря это, Дик протянул лорду Фоксгему руку, чтобы помочь ему сойти с лошади, привел его к кресту, усадил на то место, где прежде сидел сам, и, стоя почтительно перед своим благородным пленником, рассказал ему всю свою историю до событий вчерашнего вечера включительно.
Лорд Фоксгем внимательно слушал его.
– Мастер Шелтон, – сказал он, когда Дик окончил свой рассказ, – вы самый счастливый и в то же время несчастный молодой джентльмен на свете; но счастье, которое у вас было, вы вполне заслужили, а несчастье не заслужено вами ни в каком случае. Ободритесь, потому что вы приобрели друга, который может оказать вам услугу и имеет власть на это. Что касается вас, то, хотя человеку вашего происхождения и не годится водиться с шайкой лесных бродяг, я должен признать, что вы и храбры, и честны, очень опасны в бою, очень любезны в мирное время; юноша с превосходными наклонностями и отважного вида. Что касается ваших поместий, вы не увидите их, пока мир снова не перевернется; пока Ланкастер одерживает верх, сэр Дэниел будет владеть ими. Относительно благородной девицы, которую я опекаю, дело иное: я еще раньше обещал ее руку одному джентльмену, родственнику нашего дома, некому Гэмли. Обещание дано давно…
– Да, милорд, а теперь сэр Дэниел обещал ее руку милорду Шорби, – перебил Дик. – И это обещание, хотя и данное позже, по всей вероятности, окажется более действительным.
– Это истинная правда, – сказал лорд Фоксгем. – И, принимая во внимание, что я ваш пленник, которому вы, по соглашению, оставили только жизнь, а самое главное, что девушка находится, к несчастью, в других руках, я условно даю свое согласие. Помогите мне с вашими добрыми молодцами…
– Милорд, – воскликнул Дик, – ведь это те же самые лесные бродяги, за которых вы порицали меня, что я вожусь с ними!
– Пусть их будут, чем хотят, если только они умеют сражаться, – возразил лорд Фоксгем. – Ну так помогите мне, и если нам двоим удастся отбить девушку, клянусь моей рыцарской честью, она выйдет за вас!
Дик преклонил колено перед своим пленником; но тот легко соскочил с подножья креста, поднял юношу и поцеловал его как сына.
– Ну, – сказал он, – если вы женитесь на Джоанне, то мы должны заранее стать друзьями.
Глава IV. «Добрая Надежда»
Час спустя Дик был снова в гостинице «Коза и Волынка», сидел за завтраком и выслушивал донесения своих гонцов и часовых. Декуорса все еще не было в Шорби. Это случалось часто, так как он играл много ролей и принимал участие в многочисленных и разнообразных делах. Он основал общество «Черная стрела», когда разорился и жаждал мести и денег, но среди людей, особенно хорошо знавших его, он считался агентом и эмиссаром великого «делателя королей» в Англии – Ричарда, графа Уорвика.
Как бы то ни было, во время его отсутствия ведение дел в Шорби выпадало на долю Ричарда. Он сидел за завтраком с душой полной тревоги и задумчивым выражением лица. Между ним и лордом Фоксгемом было решено нанести решительный удар в этот вечер и освободить Джоанну силой.
Однако препятствий оказывалось много. По мере того как к Дику являлись разведчики, он узнавал все более и более неприятные новости.
Ночной бой встревожил сэра Дэниела. Он увеличил гарнизон дома и в саду; не довольствуясь этим, он расставил всадников по всем соседним тропинкам так, чтобы они могли ему дать немедленно знать о всяком движении. В то же время во дворе его собственного дома стояли оседланные лошади, и всадники, вооруженные с головы до ног, ждали только сигнала к отправлению.
Ночное предприятие казалось все более и более неосуществимым, но вдруг лицо Дика прояснилось.
– Лоулесс! – крикнул он. – Ведь ты был моряком. Можешь ли ты украсть для меня судно?
– Мастер Дик, – ответил бывший моряк, – если вы поддержите меня, я готов украсть кафедральный собор в Йорке.
Вскоре они вышли из гостиницы и отправились вниз к гавани. Это была довольно большая бухта, окруженная песчаными холмами и размытыми дюнами. Берега были засыпаны обломками и всяким хламом; к гавани вели глухие, заброшенные улицы города. Много палубных судов и лодок стояло там на якоре или было вытащено на берег. Продолжительная дурная погода загнала их из открытого моря в прибежище порта, а большие черные тучи и холодные шквалы, следовавшие один за другим и приносившие иногда сухой снег, не предвещали улучшения, а скорее угрожали еще более сильным штормом в недалеком будущем.
Большинство моряков, чтобы укрыться от холода и ветра, отправились на берег и шумели и пели в прибрежных харчевнях. Многие из судов раскачивались на якорях без присмотра. По мере того как становилось поздно и погода не выказывала никаких признаков улучшения, число таких судов возрастало. На эти-то суда, в особенности на те, которые стояли подальше, Лоулесс и обратил внимание. Дик, сидя на якоре, наполовину ушедшем в песок, прислушивался то к грубым, могучим голосам урагана, то к хриплому пению матросов в ближайшей таверне; но вскоре он забыл о том, что окружало его, забыл и все заботы в приятных воспоминаниях об обещании лорда Фоксгема.