Да, точно, она позвонит Кисе, это самое лучшее. К тому же Кися сносно говорит по-английски.
– Паша, я решила. Я позвоню Кисе.
– Кисе? Напомни, кто это?
– Лариса Киселева. Она работает на «Мосфильме».
– А, вспомнил. Это такая блондинка?
– Да, это такая блондинка. Между прочим, эта блондинка – моя хорошая подруга. Ты что-то имеешь против?
– Ничего я не имею против, ты что? Просто у нее такое специфическое выражение лица, как у сестрицы Аленушки, которая только что потеряла братца Иванушку. Это она?
– Паша… – Оля взяла трубку. – Кися – нормальная, порядочная девчонка, моя очень хорошая подруга, которая никогда меня не подведет. И сестрица Аленушка и братец Иванушка здесь ни при чем. – Набрала номер. После двух гудков трубку сняли.
– Алло? – отозвалась Лариса.
– Кися, привет, это я.
– Ой, Оль… Ты куда пропала? Целую вечность не звонила.
– Так, дела. Ты что собираешься делать сегодня вечером?
– Даже не знаю. А что?
– Пойдем с нами в ресторан?
– С вами в ресторан? Что это вы вдруг?
– Просто мы тебя приглашаем. С нами будет Пашин друг, Джон, американец, он только что прилетел в Москву. Посидим, отметим встречу. Заодно поболтаем. А?
– Пашин друг, американец…
– Что ты раздумываешь? Ты что, не хочешь?
– Нет, что ты… Конечно, я очень хочу пойти с вами. Но как-то все неожиданно. Оль, клянусь, мне ведь даже нечего надеть.
– Слушай, перестань хныкать. Будь готова к половине восьмого, мы за тобой заедем. Хорошо?
– Ну… хорошо. Где это хоть будет?
– В «Золотом амулете». Все, Кися, до встречи.
– До встречи…
Когда они подъехали к дому на Плющихе, где жила Олина подруга, и Кися вышла, Молчанов не поверил своим глазам. Образ, удерживавшийся в его памяти, был образом худой, высокой, застенчивой девушки с настороженными глазами, подчиняющейся каждому слову Оли. Сейчас же к машине подошла уверенная в себе, высокая и стройная молодая женщина. На Ларисе было очень модное коричневое вязаное платье в обтяжку и коричневые замшевые ботинки. Ее лицо с голубыми глазами, маленьким вздернутым носом и пухлыми губами, со светлыми, спадающими на плечи волосами конечно же можно было сравнить с лицом сказочной сестрицы Аленушки – но с поправкой на то, что никаких следов страданий по братцу Иванушке на этом лице не было.
Улыбнувшись, Кися открыла заднюю дверцу и села в машину:
– Я не опоздала?
– Нет, все в порядке, – сказал Молчанов. – Лариса, вы прекрасно выглядите.
– Павел, перестаньте… Я сегодня как раз не в форме. Поехали?
– Да, конечно.
В зал ресторана «Золотой амулет» они вошли без пяти восемь. Здесь было шумно, играл оркестр, перед эстрадой танцевало несколько пар.
Оглядев зал, Молчанов не увидел никого, кто напоминал бы Джона Лейтнера.
Заметивший их метрдотель подошел к ним. Осмотрев Молчанова, поднял брови:
– Простите, вы кого-то ищете?
– Ищем свой столик, – сказал Молчанов.
– Номер столика?
– Сами не знаем. Столик должен был заказать мой приятель, его фамилия Лейтнер.
– Ваша фамилия?
– Молчанов.
– Все правильно. Идемте, я вас провожу.
Подведя их к столику перед эстрадой и дождавшись, пока они сядут, метрдотель пригнулся к Молчанову:
– Господин Лейтнер ненадолго отошел. Вон он, разговаривает с господином Трентом.
Посмотрев в направлении его взгляда, Молчанов увидел Джона. Лейтнер стоял за эстрадой, беседуя с невысоким толстяком, на лице которого отражалась готовность вкусить все удовольствия жизни. Рядом, явно скучая, стояла красивая зеленоглазая шатенка с удивительно тонкими чертами лица.
Джон нисколько не изменился, у него были те же коротко стриженные волосы цвета пакли, те же светло-серые глаза, тот же сломанный когда-то в отчаянной футбольной схватке нос, который делал его лицо еще более мужественным. На нем был темно-серый твидовый пиджак, черные брюки и черный галстук-бабочка.
Повернувшись в их сторону, Джон наконец увидел его. Что-то сказав Тренту и его спутнице, подошел к столику.
Молчанов встал, они обнялись. Сжав его в стальных объятиях, Джон отодвинулся:
– Черт, Пол, ты все такой же. Я страшно рад, что мы встретились.
– Я тоже.
– Только не убивай меня за то, что я отошел. Я должен был подойти к Бобу Тренту, это мой клиент.
– Ладно, пустяки. Садись, я представлю тебя девушкам.
После того как с церемонией представления было покончено, Джон сказал:
– Пол, в одном из писем ты писал, что встретил девушку, которая, цитирую буквально, «подходит мне на все сто процентов и со всех сторон». Оля, вы – та самая девушка?
– Та самая. Только сомневаюсь, что я подхожу ему на все сто процентов, – сказала Оля.
– Это старая история, – засмеялся Джон. – Никто никогда никому не подходит на все сто процентов. Но в этом как раз и состоит главная прелесть жизни, так ведь?
Вечер протекал легко, настроение у всех было отличным.
В один из моментов, когда Оля и Лариса отошли, Джон сказал:
– Пол, где ты разыскал такую красавицу? Я имею в виду Ларису?
– Она тебе понравилась?
– Понравилась – не то слово. Я просто влюбился. Кто она?
– Обычная девушка. Работает на киностудии художником по гриму. Живет, между прочим, одна.
– Прекрасная девушка.
– Рад за тебя. Раз она тебе нравится – начинай за ней ухаживать. Не мне тебя учить.
– А что, и начну. Пол, ну как ты вообще? Что у тебя?
– Что у меня, ты видишь. На дела пожаловаться не могу, пока все идет отлично. У меня детективное агентство, работа мне нравится. Ну и главное – у меня есть Оля. У тебя-то что? Объяснишь, зачем приехал в Москву?
– Приехал, чтобы консультировать совладельца «Золотого амулета» Боба Трента, которого ты только что видел. Трент владеет гостиницей и рестораном на равных правах с вашим русским, которого зовут Сергей Гонтарь. Как я понял, это иногда вызывает некоторые шероховатости и сложности. Я помогаю их исправить.
– Что-то не слышал раньше, что это по твоей части.
– Ну… – Молчанову показалось, в голосе Джона отразилось некоторое колебание. – Скажем так, это по части моей фирмы «Консалтинг интернейшнл». Мы помогаем бизнесменам выработать главную линию при ведении дел, разбираться в тонкостях рынка, наладить правильную рекламу и так далее. Видишь ли, многие в Штатах заинтересованы в том, чтобы вкладывать деньги в какой-то бизнес в России. Но прежде чем вкладывать деньги, они должны убедиться, что их деньги не пропадут. В этом им помогают фирмы вроде моей. – Увидев показавшихся в дверях Олю и Ларису, Джон пригнулся. – Предупреждаю, я по твоему совету начинаю классически ухаживать за Ларисой. Покупать цветы, делать подарки, провожать домой и так далее.
– Прекрасная мысль. Как говорят у нас в России – с почином.
Джон, как и обещал, продолжил линию классического ухаживания, предложив Ларисе после ужина отвезти ее на своей машине домой. Предложение было милостиво принято.
На следующий день Джон позвонил Молчанову в десять утра.
– Пол, я хотел поблагодарить вас с Олей за вчерашний вечер. Он был просто замечательным.
– Мы рады.
– Слушай, сегодня воскресенье, погода прекрасная, может, мы все вчетвером походим по Москве? И вы покажете мне свой город? С Ларисой я уже договорился.
– Отличная идея. Где встретимся?
– Где скажешь.
– Давай у памятника Пушкину.
– Лариса знает, где это?
– Конечно. Подъезжайте в двенадцать часов, мы с Олей будем вас там ждать.
Им повезло, хорошая погода стояла весь день. Джон увидел все, что есть в Москве знаменитого, ему были показаны и тайные уголки, и всемирно известные диковины, которых в Москве немало.
Во время ужина в ресторане, которым закончился осмотр города, Джон заверил всех, что впечатлений от этого дня ему хватит на всю жизнь.
Судя по Ларисе, она была с ним полностью согласна.
Глава 4
В понедельник, выбрав момент, когда остался в кабинете один, Молчанов достал записку, найденную им на даче Шершневых.
Записка была написана арабской вязью с числом «$ 1800000» в тексте – это, скорее всего, означало, что речь идет о деньгах.
Он прошел в кабинет Радича, усевшись в кресло, сказал:
– Сергей Петрович, вы ведь когда-то воевали в Афгане.
– Воевал. – Сняв очки, Радич протер их. – На заре туманной юности. А что?
– Может, у вас есть знакомые переводчики? Мне нужно перевести с арабского.
– Перевести что?
– Это. – Он положил перед Радичем снятую с записки копию.
Изучив текст, отставной полковник сказал:
– Паша, дорогой, это не арабский. Это фарси. Афганский диалект таджикского.
– Но шрифт вроде арабский?
– Шрифт арабский, потому что большинство фарсоязычных стран используют арабский шрифт. Где ты это взял?
– Нашел в кармане одного из пиджаков на даче Шершневых.
Молчанов коротко рассказал о субботней поездке, а также о своих подозрениях. Выслушав, Радич заметил:
– Н-да, дорогой Паша… Историйка не очень… Крайне неприятная.
– Неприятная. Но нас она уже не касается.
– Хорошо бы.
– Почему она нас должна касаться?
Радич взял лежащую на столе трубку. Набив ее табаком, вздохнул:
– Ладно, будем надеяться, что не коснется. Зачем тебе перевод этой записки?
– Считаете, ее не нужно переводить?
Подумав, Радич потер подбородок:
– Черт, тебя не обойдешь. Ты прав, переводить такую записку нужно в любом случае.
– Вот я и прошу найти переводчика.
– Ладно, найдем. – Радич вгляделся в бумажку. – Несколько слов здесь я разобрал, но нужен качественный перевод.
Загудел телефон. Взяв трубку, Радич передал ее Молчанову:
– Оля.
– Павел Александрович, к вам посетитель, – услышал он голос Оли.
Понимая, что она не одна, спросил:
– Что за посетитель?
– Нина Николаевна Боровицкая.
– Откуда она взялась, эта Боровицкая?
– Нина Николаевна Боровицкая – мама Юлии Шершневой.
– Мама Юлии Шершневой? – Прислушался к молчанию в трубке. – Что, она уже в приемной?
– Да. Она пришла только что, без звонка. И… надеюсь, вы понимаете.
– Понимаю… Хорошо, сейчас подойду. – Положил трубку. – Пришла мать Юлии Шершневой.
Радич склонил голову набок, пытаясь разжечь спичкой трубку. Сказал язвительно:
– То есть убитой?
– Да, убитой. Без звонка.
– Ну… – Трубка наконец разожглась, и Радич затянулся. – Что я могу тебе сказать? Иди.
– Иду. Только вот что еще, Сергей Петрович. Вы можете по своим старым связям узнать отношение Шершнева Олега Владимировича к военной службе? В частности, проверить, не воевал ли он в Афганистане?
– Ладно. – Радич пыхнул трубкой. – Попробую.
Нина Николаевна Боровицкая сидела на диване. Он сразу узнал ее – это она вместе с Витей была запечатлена на нескольких фотографиях, обнаруженных им в семейном альбоме Шершневых. Одну из этих фотографий он взял с собой.
На вид Боровицкой было лет пятьдесят с небольшим; на ней была длинная черная юбка, черная кофточка и черный пиджак-букле. В руке она держала небольшую черную сумочку. Сходство с Юлией было заметно, у Боровицкой были русые с проседью, гладко зачесанные и собранные сзади волосы, такие же, как у дочери, светлые глаза, небольшой нос и округлый подбородок. Макияжа на ней не было – если не считать легких теней у глаз и чуть тронутых помадой губ.
При его появлении посетительница вопросительно посмотрела на Олю. Перестав работать на компьютере, Оля сказала:
– Павел Александрович, это Нина Николаевна Боровицкая.
Помедлив, женщина протянула руку:
– Боровицкая.
– Здравствуйте, Нина Николаевна. – Пожав ей руку, он чуть тронул ее за локоть, как бы давая понять, что она должна встать. – Пожалуйста, прошу, проходите ко мне в кабинет.
– Спасибо. – Она встала, прошла в дверь. Походка у нее была прямой, твердой, уверенной. Подойдя к столу, Боровицкая вопросительно посмотрела на него. Он кивнул:
– Прошу, садитесь, Нина Николаевна.
После того как она села, сел сам на свое обычное место. Сказать он ничего не успел – неожиданно, как-то беспомощно схватившись руками за щеки, Боровицкая разрыдалась.
Он подошел к ней, но она, продолжая всхлипывать и стонать, отстранила его рукой:
– Не надо… Не мешайте… Сейчас… Сейчас все кончится… – Он не отходил, и она прошептала: – Да не мешайте же…
– Оля! – крикнул он. – Оля, воды!
– Не смейте! – вдруг прошептала Боровицкая, подняв голову. – Не смейте просить для меня воды! Не надо мне никакой воды!
Дверь открылась. Оля, державшая в руке стакан с водой, вопросительно посмотрела на него. Боровицкая, низко опустив голову, будто стыдясь, открыла сумочку. Достав платок и вытирая лицо, сказала очень тихо:
– Извините, ради бога… Все уже прошло… Прошло… Пожалуйста, Олечка, выйдите…
Оля снова посмотрела на него. Он показал знаком: выйди. Покачав головой, Оля вышла.
Когда дверь за Олей закрылась, Боровицкая, все еще не поднимая головы и держа платок у глаз, сказала:
– Ради бога, простите, Павел Александрович.
– Ничего страшного. Я все понимаю.
– Садитесь. – Подняв на него глаза, улыбнулась через силу. – Садитесь, пожалуйста, Павел Александрович. Мне очень важно сейчас с вами поговорить. Очень.
Подождав, пока он сядет, сказала как-то бесстрастно, глядя сквозь него:
– Понимаете… Юля и Витя были для меня всем… Всем в жизни… Теперь этого нет… Нет… – Посмотрела на него. – Вижу, вы понимаете это?
– Понимаю.
Она достала из сумочки зеркальце, поправила что-то на лице. Спросила:
– Я знаю, их обнаружили вы?
– Я.
– Ну вот. – Спрятала зеркальце. Наступило долгое молчание, которое он умышленно не прерывал. – Я только что была в прокуратуре. В районной прокуратуре. Говорила со прокурором, фамилия которого Федянко. – Помолчала. – Он опять повторил эту чушь.
Он ничего не сказал – хотя прекрасно понял, какую чушь она имеет в виду.
– Чушь, что якобы Юлия и Витя умерли естественной смертью. Вы слышали эту версию? О якобы естественной смерти моей дочери и внука?
– Слышал.
– Неужели вы тоже считаете, что они умерли естественной смертью?
– Нет, я так не считаю.
Она осторожно тронула глаза платком.
– Спасибо. Нашелся хоть один нормальный человек.
Опять наступила тишина, которую прервала Боровицкая:
– Сердечная недостаточность… Ясно, они несут полную чушь. Юля всегда была здоровой девочкой. И Витя был здоровым мальчиком. Они… – Спрятала платок в сумочку. – Они просто хотят снять с себя ответственность. И все.
Он не знал, что ей на это ответить.
– Мою дочь и внука убили. Безжалостно убили. Я вижу, вы понимаете, что их убили?
Она смотрела в упор. Ладно, подумал он, надо же, в конце концов, вести себя нормально. Как он всегда себя вел.
– Конечно, Нина Николаевна. Я понимаю, что их убили.
– Слава богу, наконец-то я слышу честный ответ. – Порывшись в сумочке, она достала пачку «Столичных». – И вы ничего не делаете, никому ничего не говорите, хотя понимаете, что их убили?
– А что я могу сделать? И кому я могу что-то сказать?
– Не знаю. – Посмотрела на него. – Извините, я могу закурить?
– Конечно. – Он придвинул пепельницу.
Она достала из пачки сигарету, прикурила от своей зажигалки. Сделала несколько затяжек, помахала рукой, разгоняя дым.
– Извините еще раз. Но вы можете сделать одну вещь.
– Какую?
– Найти убийц моей дочери. И моего внука.
– Но…
Пока он подбирал слова, она, взглянув на него в упор, покачала головой:
– Никаких но. Если вы порядочный человек, вы возьметесь за это.
Положив сигарету в пепельницу, достала из сумочки сверток. Молча положила на стол.
– Что это? – спросил он.
– Здесь все мои сбережения. Восемнадцать тысяч долларов.