— Спасибо, хорошо, — ответила она кратко.
— Пожалуйста, задержитесь на минутошку, мисс Джини. Прошу вас, сделайте одолжение, мэм, — попросил он.— Видите ли, дело в том, что мы тут поспорили, сколько стоят хорошая рубашка и штаны для малшика вроде моего внука Натаниела. Мы заклюшили пари. Бредда говорит одно, Долфес — другое.
— Какую рубашку и какие штаны вы собираетесь покупать? — поинтересовалась леди.
— Самые лучшие, мисс Джини, такие, в которых он мог бы предстать перед губернатором, если понадобится.
— Так. Рубашка из хорошего материала, включая шитье и все остальное, стоит не больше десяти шиллингов. А штаны — не больше пятнадцати. Впрочем, может обойтись и дешевле, — объяснила она.
— Ты проиграл, Долфес, — обрадовался мистер Уолкер.
— Спасибо, мисс Джини. Благодарю вас, мэм, — крикнул Тата вслед даме, фыркнувшей в знак великого презрения ко всем бездельникам, околачивающимся в лавках.
— Двадцать пять шиллингов. Это не так страшно, — заметил масса Джо. — Но как мы заставлять ее взять эти деньги?
— Вот что я предлагаю, — сказал Уолкер. — Надо сказать всем, у кого есть ребятишки, чтоб они покупали конфеты в субботу вечером только у мисс Дорис. Конечно, этого недостаточно, но все-таки кое-что.
— Можно договориться с другими женщинами, которые продают конфеты, чтобы по субботам они «заболевали». Пусть она одна торгует.
— Ты даже представить себе не можешь, что будет, если секрет раскроется, — возразил Тата.
— Я думаю, мы должны решиться на это, — заключил Септи.
— Но как объявить женщинам? — спросил Тата. — Не ходить же по дворам.
— Ха, вот это как раз просто, — заметил масса Джо и громко крикнул: — Линь Пао! Линь Пао!
Из своей лавки вышел китаец.
— Ты звал? — спросил он.
— Да. Пожалуйста, подойди поближе, — попросил масса Джо.
Башмаки на деревянных подметках застучали по ступенькам крыльца, а потом по каменной мостовой.
— Ну. Что у вас случилось? — поинтересовался он.
Масса Джо быстро ввел китайца в курс дела, закончив свою речь так:
— Так вот, я просит тебя говорить об этом каждому, кто приходит в твой лавка. Не забудь рассказать также Вэнь Хану. Попроси и его помочь.
— Да-да, — с жаром подхватил Линь Пао. — Моя знает, он согласится. Хорошо. Моя пойдет и скажет ребятишкам, что они все должны купить у мисс Дорис конфет на два шиллинга. Хорошо!
Он возвратился к себе в лавку и скоро завел оживленный разговор со своим соотечественником, чей магазинчик находился метрах в восьмидесяти вверх по дороге. Когда беседа завершилась, Линь крикнул массе Джо: «Вэнь Хан сказал „да“. Полядок!»
Теперь нужно было устроить так, чтобы в течение оставшихся до поездки мальчика пяти недель женщины, торгующие сладостями, «заболевали» каждый субботний вечер.
— Я думаю, — сказал Тата, — завтра после службы мы поодиночке потолкуем с каждой из них. Масса Джо, не мог бы ты поговорить с твоей соседкой мисс Сюзан?
— Конечно, могу, — охотно согласился Джо.
Когда все проблемы были решены и роли распределены, старик сказал:
— Ну, я пойду домой поесть. Возвращусь попозже — узнать, как дела. А вы?
Они выпили по последней, чтобы закрепить соглашение, и вскоре масса Джо остался один в своей лавке.
Вечером все опять сошлись на обычном месте. Время от времени кто-нибудь из них ненадолго исчезал в толпе, заполнившей деревенскую площадь, и возвращался с утешительным сообщением. Мисс Дорис была в восторге от того, что ее изделия пользуются такой необычайной популярностью. Когда пришло время расходиться, Тата, допивая последнюю порцию рома, с удовлетворением отметил:
— Пока все хорошо. Будем надеяться, так пойдет и дальше.
А тем временем у себя дома мисс Дорис подсчитывала выручку.
— Джонни, — обратилась она к сыну, — мы славно поторговали сегодня. Я быстро все распродала. На следующей неделе надо будет приготовить побольше конфет. Может, бог даст, в конце концов ты сможешь поехать за премией.
Когда в понедельник вечером самозваный деревенский парламент собрался, чтобы обсудить текущие события и обменяться идеями, все сообщили об успехах своей миссии. Все, кроме Бредды Уолкера.
— Когда я заговорил об этом с мисс Лизой, — начал он огорченно, — она ответила, что очень сожалеет, но не собирается терять доход ни ради нас, ни ради мисс Дорис. Она говорит: «Мисс Дорис нос задирает, а сама со своим мальчишкой хуже нищенки. Пусть немножко пострадает из-за своей гордости». Я упрашивал ее, но все без толку.
Большинство горячо осудило недостойное поведение мисс Лизы. И только Тата молчал, посасывая свою глиняную трубку. Наконец Уоссенли обратился к нему:
— Хм-м, Тата, похоже, что мисс Лиза собирается все испортить, а?
— Еще не знаю. Не могу сказать, — ответил старик. — Придется поговорить с ней. Может, сумею убедить. А если она все-таки откажется…
— Что ты собираешься делать тогда? — спросил масса Джо.
— Пока не могу сказать. Но я подумаю, — ответил Тата.
И с воодушевлением продолжал:
— Теперь вы видите, что денег, заработанных на конфетах, совершенно недостаточно, чтобы отправить Джонни в Кингстон. Кто придумал что-нибудь новое?
Адолфес предложил тайком собрать деньги с жителей всего района и подложить их ночью под дверь мисс Дорис.
— Долфес, ты говоришь как круглый дурак, — осудил его Тата. — Неужели не понимаешь, что она тут же смекнет, в чем дело, и устроит скандал, а к деньгам даже не прикоснется. Или, может, она возьмет деньги и отдаст в церковь.
— Вчера вечером я толковал со своей старухой, — вмешался Питер Тэйд. — У нас есть кой-какой запасец, вот моя и предложила: она прикинется больной и не пойдет работать к миссис Холл. А мисс Дорис — они ведь подружки — попросит поработать вместо себя. Уж недель пять-то она проболеет…
— Вот это хорошо! Это должно получиться, — согласился Тата.
— Я думаю, мальчику нужен ботинки, — вставил масса Джо. — Какой смысл надевать на него праздничные штаны и рубашку, если он будет босой? Вот у меня какой план.
Все взоры обратились к массе Джо, объяснявшему:
— У меня есть несколько пар ботинок. Хороших! Одна из них должна быть как раз впору Джонни. Мой идей такой: мы разыграем ботинки в лотерею и подстроим так, чтобы мальчик или его мать выиграли.
— А вдруг не они выиграют? — возразил Уоссенли.
— Долфес, не кричи как осел, — остановил его Тата и обратился к хозяину лавки. — А сколько будет стоить билет?
— Шесть пенсов, — ответил Джо.
— Когда ты собираешься устроить лотерею?
— В субботу вечером на следующей неделе, — объявил хозяин лавки.
Во вторник Питер Тэйд сообщил об успехе своего предприятия:
— Она согласилась! А чтобы не возникло подозрений, моя старуха договорилась с мисс Дорис брать один шиллинг из тех денег, что та заработает, а пять шиллингов останется ей. Сегодня утром она уже начала работать, и похоже, что миссис Холл ею довольна.
Тата Сим печально покачал головой:
— Я побывал сегодня у мисс Лизы, но она женщина упрямая.
— Как же нам быть? — спросил Уоссенли.
— Мой малшик, я не могу тебе сказать, как быть, потому что не знаю. Но у меня есть внук. Я мог бы многое рассказать о его проказах. Так вот. Я объяснил ему все и спросил, не может ли он, раз уж у него хватает ума мучить меня, подстроить что-нибудь этой женщине. Он сказал мне: не беспокойся. Теперь я надеюсь на него.
— Да. Вы можете положиться на маленького чертенка! — заключил мистер Уолкер, который не раз страдал от проделок непослушных отпрысков старого Тата, и обратился к хозяину лавки: — А как дела с лотереей?
— Люди охотно покупают билеты. А ну-ка, пошли со мной. Каждый из вас должен взять по крайней мере пару билетов.
Так собирались они каждый вечер. Играли в карты, пили ром и обсуждали события, совершенно не обращая внимания на презрительные замечания женщин, обзывавших их бездельниками.
В субботу Джо объявил, что продано двадцать билетов, причем один из них приобрела мать Джонни. По этому случаю была организована выпивка.
Когда стемнело, заговорщики решили пойти посмотреть, каким именно способом внук Тата Сима будет приводить в чувство мисс Лизу. По этому поводу высказывались разные предположения, но никто не угадал. В тот вечер торговали только три женщины. Две другие, как и было условлено, не явились. Торговля мисс Дорис шла бойко. Но если миссис Джемайма Поуд, казалось, радовалась успеху конкурентки, то мисс Лиза была явно недовольна популярностью лотка мисс Дорис. Наконец она стала расхваливать свой товар, выкрикивая:
— Покупайте конфеты! Сладкие конфеты! Покупайте чистые конфеты!
И как бы в ответ на ее крики появилась ватага мальчишек и шумно загалдела:
— Мне на полпенни! Мне на пенни!
Мисс Лиза открыла лоток, но не успела она достать конфеты, как началась драка. Удары сыпались направо и налево. Кто-то крикнул:
— Вот тебе, получай! Ты за что стукнул меня?
— Это не я. Я не бил тебя! — завопил другой. В ответ последовал новый удар.
Стоял невообразимый гвалт. Клубок мальчишек катался по земле возле самого лотка. Зная, что маленькие мошенники часто нарочно устраивают возню, чтобы под шумок стянуть что-нибудь, женщина закрыла лоток и крикнула:
— Убирайтесь отсюда! Нашли место драться!
Очевидно, слова ее подействовали. Потасовка вскоре прекратилась, и один из мальчишек, зажав деньги в руке, наклонился, чтобы выбрать конфету.
— Господи спаси, вы только гляньте! — вдруг завопил он, указывая на стеклянную крышку лотка. — Мисс Лиза призывает на помощь нечистую силу! Видите ящерицу! Она лижет конфеты, чтоб они лучше продавались!
Бранные выражения, которые собралась было исторгнуть почтенная леди, замерли на ее губах. Она увидела… издающую шипение жирную ящерицу. Животное облизывало конфеты и, по-видимому, чувствовало себя как дома.
В ужасе мисс Лиза оттолкнула лоток с конфетами, но толпа уже услышала и вопила:
— Нечистая сила! Мисс Лиза знается с нечистой силой!
Увидев злые глаза односельчан, Лиза поняла, что лучше всего ей ретироваться. Она вскочила со скамейки и пустилась наутек.
Этот случай навсегда погубил ее кондитерскую карьеру. Инцидент расследовала даже церковь. И отступница была бы отлучена, если бы не слезы и заверения в невиновности.
— Да, я не сомневался в этом малшике, — заметил Тата Сим, когда некоторое время спустя они обсуждали случившееся.
Организовать лотерею оказалось куда проще. Масса Джо еще за границей научился плутовать в картах и обучил этому искусству свою дочь. Лотерея прошла прекрасно.
Листочки бумаги, на которых были написаны номера, скрутили в трубочки и положили в маленькое ведерко. Дочь лавочника Кезая встала под яркой лампой, которую специально принес Линь Пао. Бумажка с номером — таким же, как на билете Джонни, — была спрятана у девочки в пухлом кулачке и зажата между большим и указательным пальцами.
— Теперь я прошу тебя опустить рушку и вытащить бумажку, — сказал Тата Сим.
Девочка повиновалась. Она перемешала бумажки в ведерке и вытащила руку с плотно сжатым кулачком.
— Разверни листок и скажи, какой там номер, — скомандовал он.
— Номер тринадцать, сэр, — прочла девочка.
— Джо, кто выиграл? — спросил старик.
Лавочник заглянул в свою потрепанную записную книжку и затем объявил:
— Этот билет купила мисс Дорис.
Все захлопали в ладоши. А когда мать мальчика подошла получить выигрыш, старик сказал с улыбкой:
— Мисс Дорис, многие считают, что число тринадцать приносит беду. А для вас оно оказалось счастливым.
Вечером, укладываясь спать, Дорис сказала сыну:
— Джонни, бог услышал наши молитвы. Пожалуй, денег, которые я выручила от продажи конфет и заработала у миссис Холл, хватит на твою поездку в Кингстон. Я, правда, беспокоилась о ботинках, но вот бог послал нам и их.
В день отъезда собралась целая толпа — попрощаться с Джонни и пожелать ему всяческих благ.
Когда автобус тронулся с места, раздалось громкое «ура!».
— Тата, я не осуждаю, но, по-моему, это была нечестная лотерея, — сказал Уоссенли по дороге домой.
— Тьфу, — ответил старик презрительно. — Какого черта беспокоиться, честная или нет. Главное — Джонни получил ботинки.
О. Паттерсон (Ямайка)
ГОСТЬ
Перевод с английского В. Рамзеса
Странный он был какой-то! Улыбался мне из-под серой фетровой шляпы, я смущался от этой улыбки, чувствуя, что и ему тоже не по себе. Он долго молчал и казался мне все более подозрительным.
— Ты сын мисс Глэдис? — спросил он внезапно каким-то жалобным, виноватым голосом. От него пахло ромом и зубной пастой. Я кивнул, и он, приоткрыв рот, продолжал меня разглядывать. Глаза его увлажнились и погрустнели.
— Позвать вам маму? — спросил я.
— Что? — Он вздрогнул так, словно мой вопрос застал его врасплох, проглотил комок, с еще большим любопытством уставился на меня и пробормотал:
— Позвать ее? Да-да, позови.
«Потешный тип!» — подумал я, идя к двери.
— Мама!
— Что?
— К тебе пришли.
— Кто? Что за человек?
— Не знаю. Первый раз его вижу.
Она поднялась и украдкой выглянула в окно. Мне и самому хотелось узнать, кто это может быть, и я внимательно следил за маминым лицом. Она будто прилипла к окну, а когда я заглянул ей в лицо, то даже немного испугался.
— Что случилось, мама?
Она не ответила. Я понял: случилось что-то неладное. Никогда не видел ее такой растерянной.
— Мама?..
— Пойди и скажи ему, что меня нет… пойди и скажи… нет, погоди… скажи, что я сейчас к нему выйду.
От этого незнакомца, кем бы он ни был, видимо, можно было ждать неприятностей, и я невольно начал побаиваться его. Но когда я вновь вышел на крыльцо и посмотрел на него, он не внушал мне никакого страха. Держался он робко и неуверенно, и мне даже показалось, что он сам нас боится. Это льстило моему детскому тщеславию.
— Мама сейчас придет, — сказал я ему.
— Спасибо, — тихо отозвался он. Открылась дверь, мама застыла на пороге, пристально глядя на него. Незнакомец сделал несколько шагов к ней и остановился. Между ними или, вернее, между нами, казалось, был заговор молчания, потому что теперь и я тоже молча уставился на него, стараясь понять, что происходит. В конце концов он нарушил тишину:
— Привет, Глэдис. Я тебя не очень удивил?
— Как ты узнал, где я живу? — Голос ее был против обыкновения сухим, сдержанным и даже чуть-чуть сердитым.
— О, я просто проезжал мимо, ну и спросил о тебе в лавке китайца. Мне показали твой дом…
После долгой паузы она кивком пригласила его в дом. Дверь оставалась приоткрытой. Потом я услышал, что мама зовет меня. Сердце подпрыгнуло как мячик — сейчас я узнаю, кто этот незнакомец. Я заправил рубашку в штаны. Тут мама второй раз нетерпеливо позвала меня, и я вбежал в дом.
Он сидел на нашем единственном стуле, она примостилась на краешке кровати. Как только я вошел, оба они уставились на меня. Я постарался не встречаться с ним взглядом и смотреть только на маму. Она нерешительно кивнула в его сторону и пробормотала:
— Это твой отец.
Конечно, я был поражен и порядком смутился. Я знал, что он вообще где-то существует, но у меня было самое смутное и неопределенное представление о нем. Он был персонажем моего собственного фольклора: он мне нравился, даже снился иногда, словно золотая рыбка, но я легко обходился без него и не принимал его отсутствие близко к сердцу. И вот, увидев его перед собой, я так растерялся, будто к нам явился Шалтай-Болтай из сказки. Сказать мне было нечего, да от меня этого и не требовалось. Меня позвали поглядеть на него — пожалуйста, могу поглядеть.
Лоб у него был в морщинах, а щеки обветрены. Наверное, бреется каждый день. Отцы моих приятелей брились ежедневно. Вот был бы смех, если бы и маме надо было каждый день бриться! Впрочем, что за глупости лезут мне в голову!