Потом я пошла в аптеку, чтобы выяснить причину болей в спине и отсутствия аппетита. Потом я испугалась! Испугалась, потому что поняла, что безалаберность и авантюризм завели меня на узенький перешеек, и развернуться уже нельзя… Можно только тихонечко, приставляя ступню к ступне, двигаться вперед. Впереди блестел скумбриевыми спинками неведомый Босфор и взлетали в немосковскую синеву минареты Султан-Ахмета…
«Я спросил сегодня у менялы, что дает за полтумана по рублю…»
– 11 —
Про провокации
Вот один мой ухажер был уверен, что если я говорю по телефону с мужчиной (даже если по работе), то я ему или изменяю, или его спецом провоцирую.
Другой считал провокацией юбку, если она вдруг короче, чем на ладонь ниже колена. Юбка – провокация. Я – шлюха. Он – бедный котик, которому изменяют и которого не уважают.
Еще один считал провокацией вообще все. Сготовила ужин – провокация. Специально, типа, готовлю ужин, чтоб усыпить его бдительность и изменять. Не сготовила – провокация!!! Не уважаю, нашла другого, тому готовлю – ему нет. Изменяю.
Еще один полагал, что если я пишу рассказ и там есть мужской персонаж, то это про моего любовника бывшего или нынешнего. И значит что? Правильно. Провоцирую.
Ну про разговоры с таксистами, официантами и продавцами не будем, да. Там «Можно кофе с молоком?» приравнивалось к «Я хочу тебя немедленно всего на стойке аааааррррр».
Про встречи деловые, где присутствуют мужчины, – вообще молчим. Там просто сплошные грязные измены! Со всеми. Всегда. Везде. Групповуха, ад, ад!
Про одежду, которая не выглядит как мешок, тем более. Хотя мешок тоже она. Провокация. Мешок же еще больше возбуждает. Фантазии всякие рождает в мужских мозгах…
И так далее. И тому подобное.
* * *
Вот я после этого всего (и еще чуточки) поняла, что если человек хочет увидеть провокацию, он ее всегда увидит.
Поэтому я их всех послала нахуй, купила себе мини, сделала на голове кудрь, надела шпильки белые в дырочку, начала ходить враскачку, громко смеяться, флиртовать со всем, что шевелится, и отвешивать мужчинам пошлые комплименты…
Фильтр оказался отличным.
Он до сих пор работает. Если зовешь мужчину просто на чай-кофе, а он начинает вот это все… сразу в бан. Если для кого-то чай равно секс, то извините.
– 12 —
Уже лет пять я не ношу обувь на высоких каблуках. То есть где-то для себя я решила, что это уже не модно, а на самом деле, наверное, возраст шепнул мне на ушко, что хватит шалить, пора бы уже и успокоиться.
И я перебралась с каблуков на плоскую подошву и завела себе стадо всяких мокасин, лоферов, кроссовок и прочих кедиков.
Но все равно, стоит мне увидеть что-нибудь на каблах, женское сердце мое начинает восторженно петь и стучать изнутри: «Мама, мама, купи!»
Носить не буду.
Но сердце жаль.
Поэтому я продолжаю покупать все эти восхитительные каблуки и шпильки от 9 см и выше… и складировать их в шкаф.
– 13 —
А еще седни пьяный мужик в метро сказал мне: «У вас классные штаны, и сами вы классная».
Я тут же полезла проверять, застегнута ли у меня ширинка.
Застегнута.
Весна.
Просто весна.
– 14 —
И такой тонкий женский весенний сон снился, что удержаться невозможно. Нет. Рассказываю.
Я там женщина лет тридцати – тридцати пяти, незамужняя, без детей и в жуткой депрессии.
В депрессии я не потому, что не замужем, а потому, что мой любимый мужчина – ярчайшая личность, умница, красавец, звезда, оптимист и кобель (но это неважно), год назад погиб.
Что-то там такое связанное с промышленным альпинизмом произошло – точно не пояснили.
Но парень погиб, и я осталась одна.
В общем, по этому поводу у меня депрессия, я ничего не хочу, жить тоже не хочу, что дальше делать, не знаю… Работаю где-то в конторе бухгалтером потихонечку и никуда больше не хожу. Даже к психотерапевту. Мне пусто и очень… очень больно.
Жизнь закончилась.
* * *
ОТСТУПЛЕНИЕ: что примечательно в снах (не знаю, как у вас – я за себя говорю), что проживая истории за персонажей, ты полноценно отрабатываешь все их чувства, как свои. Удовольствие колоссальное. У меня часто бывают вовсе неизвестные мне в реальной жизни эмоции и реакции.
* * *
Так вот. Мои «добрые» приятели, обеспокоившись моим здоровьишком, затаскивают меня на вечеринку. Ну все-таки год и даже больше прошел с трагедии, надо как-то оживать… все такое.
Я не хочу на вечеринку, но решаю попробовать, потому что тоже понимаю ненормальность происходящего.
Прихожу. Это чей-то пентхаус в центре. Не знаю даже чей. Ну круто чо. Нахуя только я там?
И вдруг вижу я (глаза в глаза встречаемся) незнакомого парня, который неожиданно мне кажется очень близким, хорошим и да… внезапно нравится.
От этой мысли я нервничаю и иду курить на веранду. А там парапет стеклянный. И меня накрывает паникой, трындец просто! Невыносимый страх высоты! Ужас.
(Чтоб вы понимали, я в жизни не боюсь высоты совсем. Так что явно не моя фобия).
И этот ужас вынуждает меня лечь на пол (животом вниз), и лежать, и не шевелиться.
А тут, короче, этот парень (по фамилии Славников – кто-то окликнул) понимает, что за хрень происходит со мной, ложится рядом, берет за руку и начинает что-то рассказывать о том, как он тренирует детскую дворовую команду хоккеистов и прочую херню.
Ну в общем, успокоил, уболтал и вытащил он меня из паники и с балкона.
И я прям нехило им заинтересовалась. Стою у стеночки, смотрю на него, руки ходуном ходят от волнения.
Но тут слышу краем уха… что этот самый Славников – крутой психотерапевт и специализируется как раз на таких случаях, как у меня – потеря близких, депра, то-се… И пригласили его на вечерину спецом ради меня.
И я понимаю, что меня: а) как дуру развели и подставили; б) я как дура развелась и подставилась; в) у меня импринтинг на Славникова; г) надо валить, ничего тут не будет хорошего.
И я, короче, тихо собираюсь и валю. Бреду по улицам – в глазах черно от происходящего, сдохнуть проще. И еще этого Славникова лицо прям перед глазами, и шепот, и рука его горячая на моей руке.
И глаза у Славникова ХОРОШИЕ. Добрые хорошие глаза. Если вы понимаете, о чем я.
Сцуко обидно!
Ну… Карочи иду на мост, с моста хочу не то чтоб сигануть, но хотя бы рассмотреть такую возможность. И тут упс… и кто-то сзади окликает по имени. А зовут меня Леной.
– Лена, – говорит. И голос такой, зараза… Родной-преродной.
Оборачиваюсь. Глаза! Какие ж хорошие глаза у него! Ну вот правильные. И ничего что он – психотерапевт и просто работает. Можно, я не буду про это какое-то время думать? Можно?
И руки я ему доверчиво протягиваю, он их в свои берет. Горячие руки. Хорошие мужские горячие руки.
И меня к себе притягивает так осторооожно.
И на ухо опять что-то такое психотерапевтическое трындит. И мне становится спокойно, уютно и я вдруг плачу.
А Славников вдруг замолкает. Я глаза-то поднимаю на него. А там ничего уже нет во взгляде психотерапевтического. Зато мужского такого правильного дохрена.
– Так нельзя же, этика префессиональная, то-се, – лепечу я.
– Нельзя, – кивает Славников. – сжимает меня крепче, и улыбается, и губы у него…
* * *
И, КОРОЧЕ, Я ТУТ ПРОСЫПАЮСЬ, и как всегда облом-с, и не дали досмотреть. Но я седня досмотрю. Я умею.
Очень хороший Славников. Шатен. Глаза карие. Немножко с хипстерской бородкой, но умный.
– 15 —
Про пищу
Всякая молодая сноха норовит доказать свекрови, что у нее (у снохи то есть) руки растут из правильного места. Всякая свекровь норовит сношеньку уесть и продемонстрировать, что у снохи все произрастает из места неправильного. Не ведаю, отчего так повелось, но существует такая вот странная традиция. Меряние виртуальными пиписьками и борьба, значицца, за место главной львицы прайда;)
Тут можно много рассуждать о том, какую позицию должен занять «лев» и как себя следует вести, чтобы избежать конфликтов. Но, кажется мне, что вот недавно Соловьев на «сердожде» эту бытовую и очень всем поднадоевшую тему еще раз поднадоел. И хрен бы с ней.
Я лучше байку.
Итак, идет вторая неделя моего пребывания в Турции в качестве турэцкой жены. Я в перманентном ужасе от происходящего. Действительное выглядит совсем не так, как желаемое. Самое кошмарное то, что свекровь и золовка (сестра мужа) живут с нами, хотя предполагалось, что они переедут в свой дом. Я молчу. Меня мама учила, что женщина должна терпеть и молчать. Терплю. Надеюсь на лучшее и верю в счастливую звезду.
Меж тем ситуация «три бабы в доме» с каждым днем все больше и больше становится похожей на затишье перед цунами. Меня до домашних дел не допускают, относятся ко мне не то как к гостье, не то как к чуду чудному – зверьку заморскому, разговаривают при помощи жестов и сладеньких улыбочек и т. п. Я чувствую себя не то смертельно больной, не то хронической дурочкой. Сейчас, в мои почти сорок, я бы плюнула на эти ощущения и согласилась бы с чем угодно, лишь бы не мешали читать и кропать посты в жж. Но тогда меня это оскорбляло!
«Не доверяют», – думала я.
«Не уважают», – думала я.
«Смеются», – думала я.
Правильно, кстати, думала.
И вот однажды, когда в очередной раз у меня просто ОТОБРАЛИ пылесос с такой снисходительной ухмылкой типа «все равно ты нихрена не можешь, еще пылесос сломаешь», я вышла из себя. Вышла, как и положено молодым снохам, с мужем в тет-а-тете. Поорала, поревела, потопала ногами. Муж проникся и пошел наводить порядок. И вот, вернувшись после этого довольно-таки громкого порядконаведения, он мне сообщил, что завтра я буду готовить обед.
Нууу… Обед. И что? Я, кстати, в свои двадцать четыре очень даже умела и салатику настругать, и борщецу, и мясца, и всякого-разного. Вовсе даже не была я белоручкой и неумехой. Так мне казалось, ага. И наконец-то полученная возможность продемонстрировать «этим турецким дурам» свое кулинарное мастерство меня ничуть не испугала, а, наоборот, воодушевила.
«Сейчас я вам покажу, КАК НАДО ГОТОВИТЬ!» – подумала я злобно.
«Сейчас вы узнаете, как РУССКИЕ женщины умеют вести хозяйство», – еще злобнее.
«Сейчас вы поймете, что вся ваша тупая жизнь прошла зря и все ваши долмы и пилавы (едва удержалась чтобы не написать „унылое говно“) – фигня на оливковом масле».
Всю ночь я не спала – продумывала «убойное» меню. Теперь догадайтесь, чем я решила потрясти Константинополь?
ну дык: салат оливье – раз
селедка под шубой – два
жюльен – три
борщ – четыре
пирожки с капустой – пять
мясо по-французски с картофелем – шесть
(хорошо еще, меня на заливное и холодец не торкнуло, чесслово:)))
Знакомо, привычно, то, что мамы делают на средневажные праздники, и то, что почти с детства умеет делать каждая русская (извините, поправочка: советская) барышня.
С утра мы со свекровью направились покупать ингридиенты для вышеуказанного. Надо отдать ей должное, она молчала и даже не морщилась, когда я приобретала отнюдь не бюджетные для Стамбула продукты в типично «русских» масштабах. (Ну, как нас учили. Если борща, то ведро. Если салатику, то тазик. Если жюльену, то чтоб не по две кокотницы, а так чиста до икоты…) И вот, нагруженные пакетами со жрачкой, мы вернулись домой. Я нацепила фартук, платочек, и вперед, к плите. Опять же свекровь предложила помощь, но я гордо ее отвергла, сказав «вы ЭТОГО не умеете».
Я хоть на руку и не легкая, за четыре часа справилась. Замаялась, правда. Ногами заболела. Но зато у меня на плите пыхтел борщ, в духовке стояло мясо, а салаты ждали заправки. Пирожки, уложенные рядами, готовились быть засунутыми в печь. А, да. Жюльен остывал в ожидании подогрева и посыпания тертым сыром.
Впрочем, существовали некоторые мелочи, которые меня несколько смущали:
а) в Турции нет сметаны, поэтому жюльен я заправила йогуртом;
б) купленный нами самый дорогой старый сыр жутко вонял – не благородной плесенью, а именно густым сырным духом;
в) тесто, которое мы нашли в продаже (сама бы я не успела), выглядело несколько иначе, чем требуемое;
г) то, что обладало внешностью селедки, селедкой вовсе не являлось, хотя имело какое-то отношение к рыбе. Ага.
д) вкус местного майонеза очень здорово отличался от привычного провансаля.
И еще кое-какая чепуха.
И вот наступил мой звездный час.
Я выставила на накрытый парадной скатертью стол праздничный сервиз, нахерачила борща в супницу и водрузила ее на стол вместе с пирожками. Там же были поставлены салат оливье и как бы селедка под шубой. Свекровь опасливо потянулась за пирожком, откусила с бочка и осторожно положила на краешек тарелки. Золовка даже пробовать не стала, лишь только углядела в начинке яйца. «Фууу. Воняет как, – сморщилась она на надкушенный матушкой кусочек. – Кто же с яйцами их делает-то?»
Я разозлилась, но виду не подала, занятая раскладыванием салатов. «Фууу. Воняет как. И лук. А это что?» – золовка отодвинула тарелку с оливье подальше и почти зажала нос ладонью.
– Курица. Русский салат (оливье в Турции, как и во многих других странах, зовут либо русский, либо американский салат) делается так, – огрызнулась я.
– Не знаю. У нас русский салат делают по-другому.
Селедку под шубой даже вежливая свекровь, трудно давившаяся до этого «русским» салатом, есть не стала. Едва унюхала рыбный запах и сообразила, что сверху натерта вареная свекла и все это сдобрено майонезом. «Разве можно рыбу с картошкой вместе? И с бураком? И с…» – округлила глаза золовка, и я поняла, что салатная часть мной проиграна. Они просто ЭТО НЕ ЖРАЛИ.
Часть борщевая была проиграна также бездарно с нулевым счетом. Впрочем, я могла догадаться. Редкий иностранец понимает всю прелесть обжигающего борща, и никакому иностранцу не пояснишь, почему борщ от долгого хранения становится только вкуснее.
Когда очередь дошла до жюльена, я уже махнула на нехристей рукой. Что они понимают в наших кулинарных традициях! И верно. Жюльен понюхали и, недовольные запахом тертых носков:) пожали плечами. Да еще этот йогурт, добавленный вместо сметаны, придавал шампиньонам кисловатый вкус.
Что уж говорить про мясо. Лук с тем же вонючим сыром был брезгливо отодвинут вилкой. В бифштексах, впрочем, поковырялись, но сочли их недостаточно прожаренными. Даже сырыми.
Догнались мои турки печеной картошкой, которая, на их взгляд, вышла жирной и была неправильно порезана. Мне уже было без разницы, я вяло жевала как бы селедку под как бы шубой, а тетки косились на меня с ужасом, мол, что еще ждать от этой дочери шейтана.
Не. Я не огорчилась. Я задумалась. И очень крепко. А когда раздумалась и к вечеру обнаружила: а) тазик оливье, б) судок селедки, в) корзину пирожков, г) ведро борща, д) килограмм мяса в мусорном баке, сделала вывод.
Со своим уставом в чужой монастырь надо соваться думаючи. Ду-ма-ю-чи.
А оливье жалко. И мясо тоже. И пирожки. Хотя они, если честно, так себе вышли. Тесто почти не подошло. Турецкое тесто. Что с него взять?
– 16 —
Дочка соседки (старше меня лет на семь) выходила замуж.
По большой любви, которая началась еще со школы, выдержала испытания жениховской армией и невестиным дипломом учительницы младших классов… и вот наконец увенчивалась тем, чем и должна. Законным браком.
«Ужас, ужас, как он, бедный, жить с ней будет?» – шептались все вовлеченные и интересующиеся. «Бросит через год максимум», – безапелляционно отвечали другие вовлеченные.
Первые вовлеченные кивали и закатывали к небесям глаза.
Вопрос про «как будет жить?» являлся риторическим. Всем было понятно, что никак. Самые опытные давали этому браку максимум год. Самые добрые – три.