– Ребра не сломаны, – сообщил я результаты осмотра. – Шею он тоже себе не свернул, иначе был бы уже мертв, но всё-таки надо немедленно послать за врачом.
– Да-да, – закивал зазывала. – Спасибо, вы очень помогли. Дальше мы сами.
– Хорошо, приглядите за ним, а я позову врача, – сказал я, поднимаясь на ноги.
– Нет-нет, – отмахнулся зазывала. – Мы сами справимся.
При этом он явно никуда не собирался. Это показалось мне подозрительным, и я прямо поинтересовался:
– В чём дело? Ваши религиозные воззрения не позволяют вам обратиться к медицине?
Зазывала смутился, и таким тоном, каким обычно сознаются в своем первом ограблении овощного ларька, сказал, что у них нет денег на лечение.
– Да ладно? – удивился я. – Вы только сегодня должны были полсотни рублей собрать.
– Всего лишь сорок два, – грустно поправил меня зазывала.
– Тоже неплохо, – сказал я. – Неужели ваш доктор такой грабитель, что возьмет за один визит такую сумму? Или вас только что ограбили?! Так полиция…
– Нет-нет, – немедленно перебил меня зазывала, с тревогой оглядываясь по сторонам. – Не надо полицию. Всё в порядке, деньги все тут, – он похлопал себя по карману. – Только они для дела потребны.
– Что ж у вас за дело такое? – удивился я.
Зазывала внимательно посмотрел на меня. Смотрел он долго, и успел собраться с духом. Тон изменился.
– Знаете, господин хороший, – наконец сказал зазывала. – Спасибо, конечно, за помощь да участие, только это, знаете ли, не ваше дело.
– Что именно не мое дело? – спросил я. – Если ваше финансовое состояние, то да. А вот если вы задумали уморить его, – тут я кивнул на пилота. – То нет, это уже мое дело. И как гражданина, и как, между прочим, полицейского.
– Полицейского?!
– Агент сыскной полиции Ефим Кошин, к вашим услугам, – представился я, и предъявил свой документ.
Зазывала окончательно помрачнел.
– Ну вот только вас тут и не хватало, – проворчал он.
Развить столь многообещающую тему не дал пилот. Он громко застонал и, не открывая глаз, зашарил перед собой руками. Зазывала, мигом забыв о наших разногласиях, метнулся к нему и, бережно приобняв за плечи, помог принять сидячее положение. Я готов был спорить на что угодно, что забота эта – искренняя, а не показная специально для меня.
– Аэроплан сильно разбит? – хриплым шепотом выдавил из себя пилот.
– Точно не скажу, – проворчал зазывала. – Смотреть надо. Да самолет – ерунда, починим. Главное, ты живой остался. Вот господин хороший говорит, что даже кости не поломал.
– И всё-таки вам следует показаться врачу, – сказал я, и добавил, когда зазывала бросил на меня хмурый взгляд. – Не волнуйтесь, если вы так стеснены в средствах, я оплачу его визит.
– Надо же, – хмыкнул зазывала. – Ну, тогда, конечно, благодарствуем, господин хороший.
Пилот тоже порывался что-то сказать, но смог только закашляться. Зазывала вытащил фляжку и дал ему хлебнуть. Эффект получился обратный: пилот еще больше раскашлялся, да так, что его пополам свернуло. Пожалуй, доктор тут всё-таки не помешал бы. Я уже нацелился было пойти и найти такового, когда пилот выдавил из себя фразу, заставившую меня задержаться:
– А деньги? Денег хватит? Сколько ты сегодня собрал?
Зазывала озвучил ему ту же сумму, что и мне.
– Получается четыреста рублей, – прохрипел пилот. – Но нам надо пятьсот! Сегодня!
В ответ зазывала развел одной рукой – второй он придерживал пилота за плечо – и пробормотал, что, мол, да, надо пятьсот, но есть только четыреста. Такие дела. Пилот через хрип протолкнул тяжелый вздох. Это был самый подходящий момент, чтобы влезть не в свое дело.
– Господа, – сказал я. – Возможно, я смогу вам помочь?
Пилот взглянул на меня так, как, наверное, взглянул бы голодный волк, внезапно приметив в лесной чаще упитанного ягненка.
– Он из полиции, – предупредил зазывала.
Пилот вздрогнул.
– Да, – подтвердил я. – Поэтому, прежде чем предлагать помощь, я хотел бы быть уверенным, что деньги не предназначены для совершения преступления. Сами понимаете, мое начальство не одобрит, если я профинансирую ограбление городского банка.
Пилот, снова зашедшись в кашле, замахал руками. Мол, никаких злодейств, согласен на ваши условия. Зазывала был более осторожен.
– Закон мы уважаем, – сказал он. – Но, простите, господин хороший, у нас тут вообще не принято его нарушать. Так с чего это вы именно нам помогать удумали? Мы ведь даже не представлены друг другу как положено.
– Последнее, думаю, легко исправить, – не сдавался я, после чего по всей форме отрекомендовался пилоту. – Вы, как я понимаю, инженер Морошкин?
Пилот согласно кивнул. Я повернул голову к зазывале. Тот фыркнул и сказал:
– Морошкин я.
– Вы? – удивился я, снова поворачиваясь к пилоту. – Погодите, а вы…
– Он тоже, – ответил за него зазывала. – Он Пётр, инженер, как вы правильно заметили, а я – Михаил, механиком буду. Братья мы. Анатольевичи, если это имеет какое-то значение.
– Отлично, вот и познакомились, – сказал я. – Что до остального, то я не благотворительное общество, но ссудить вам сто рублей смогу. Почему? Ну а почему бы и нет? Я, как и вы, верю в будущее авиации, и буду рад поддержать усилия талантливого инженера в этом направлении. Может быть, именно благодаря вам мы перестанем заказывать дирижабли и аэропланы во Франции, а начнем выпускать свои, и не хуже.
Зазывала хмыкнул.
– Талантливый, – протянул пилот. – Боюсь, вы это не про меня сейчас сказали.
– Про вас, – уверенно заявил я. – Вы же взлетели. Какие еще доказательства вам нужны? Если бы вы не забрали так сильно вправо, то и полетели бы.
– Если бы, – ворчливо повторил зазывала. – Мы так уже лет десять летаем. Через забор и в канаву.
– В этот раз всё было по-другому! – вскинулся пилот, и снова закашлялся.
– Ну да, – спокойно согласился зазывала. – В этот раз вместо канавы было дерево.
– Я просто его не увидел, – выдавил через кашель пилот. – Пока в моторе копался, слякоть очки залепила. Взлетал практически вслепую.
– Ну и снял бы их, – проворчал зазывала. – В небе-то перед кем форсить? Перед галками?
– Я снял. Только поздно.
Зазывала покачал головой.
– Вот так всегда, – сказал он мне. – Вечно мы не успеваем.
– Тише едешь, дальше будешь, – вспомнил я слова своего недавнего знакомого. – Подготовитесь как следует, дождетесь нормальную погоду…
– Простите, – перебил меня пилот, он же Пётр. – Но деньги нам нужны сегодня.
И, судя по его взгляду, нужны были до зарезу. Зазывала, который Михаил, тоже явно отнекивался только приличий ради.
– Что возвращает нас к теме нашего разговора, – подытожил я. – Речь, как я понимаю, идет о покупке нового агрегата, причем, судя по вашему нежеланию привлекать к делу полицию – явно контрабандного.
Братья переглянулись.
– Вообще-то, нет, – честно сказал зазывала.
После чего я с полминуты наблюдал отчаянную внутреннюю борьбу между желанием получить с меня сто рублей и послать меня куда Макар телят не гонял. С подачи Петра первое победило. Существовал, конечно, еще один вариант: братья могли меня обмануть, но им самим такая мысль в голову не пришла.
– Ну, в общем, дело такое… – начал зазывала, и оглянулся на брата.
Тот твердо кивнул. Я изобразил на лице композицию "я весь внимание". Зазывала вздохнул, и начал рассказывать. На всякий случай я всё-таки приготовился отслеживать нестыковки в его рассказе, но быстро это забросил. Такая дикая история могла быть только правдой.
Началась она аж шестнадцать лет тому назад. Тогда мои новые знакомые были "подающими надежды" молодыми людьми. Петр учился на инженера, Михаил устроился на завод учеником механика, а их третий брат Иван поступил на службу во флот. Но все трое были одержимы одной идеей, одной целью – покорить воздушный океан!
Увы, человек предполагает, а бог располагает. Первое же плавание Ивана стало для него последним. Да и не только для него. В морской пучине сгинул броненосец "Русалка". По крайней мере, так гласила официальная версия. На Балтике бушевала буря, корабль попал в нее и с тех пор его никто не видел. Позднее на одном из островов нашли шлюпку с "Русалки", на другом – деревянные обломки, за неимением других кораблекрушений приписанные ей же, а в порту – крышки от люков, забытые командой броненосца.
Впрочем, морячки вообще повели себя на редкость безалаберно. Капитан канонерки "Туча", получив строгий приказ сопровождать броненосец, забыл о нём и оставил "Русалку" посреди шторма и тумана. Да что капитан?! Адмирал флота заметил, что потерял броненосец, лишь спустя трое суток после трагедии! Полиция, кстати, уложилась в два дня, обнаружив разбитую шлюпку и доложив по инстанциям в морской штаб.
Потом, понятное дело, всем досталось на орехи. Адмиралу здорово всыпали за то, что выпустил "Русалку" в море, капитану канонерки – за то, что ее там оставил, а всем прочим, кто попал под горячую руку, за недостаточную бдительность и впредь на будущее. В 1902 году здесь, в Ревеле, был воздвигнут памятник в честь погибших моряков.
История печальная, но, казалось бы, давняя. Однако пару недель назад она неожиданно обрела продолжение.
Ближе к ночи братьев посетил один человек. Он отрекомендовался посредником и заявил, что представляет русалок Балтийского моря.
– Вот так вот, – сказал в этом месте Михаил.
Мол, это они утопили броненосец или, как считали сами русалки, забрали его себе. Он ведь тоже "Русалка", так что они как бы и право такое имели. Когда братья оправились от шока, у них возникло к гостю два вопроса. Первый озвучил Пётр:
– А что случилось с экипажем?
Экипаж, понятное дело, попал русалкам в плен. Мол, все пока живы – слово "пока" посредник четко выделил голосом – и обитают вместе с русалками на морском дне. Однако живые игрушки русалкам наскучили и пришла пора от них избавиться. Либо утопить окончательно, либо отпустить, но не просто так, а за выкуп.
Второй вопрос – у меня он был бы первым – касался психического здоровья посредника, и, к моему удивлению, озвучил его сам посланец русалок. Причём сделал это вполне разумно. Он сказал, что нечего верить на слово первому встречному. Мало ли каких безумцев на земле русской хватает. Нет, братьям предлагалось лично встретиться с русалками, убедиться, что их новый знакомый – не сумасшедший – и узнать, так сказать, из первых рук условия выкупа, чтобы не подумалось, будто посредник что-то себе урвать на этом деле желает. Он де исключительно о пленённых россиянах радеет.
В последнее братья не поверили. Другое дело, что навар посредника был для них вопросом даже не третьестепенным. Что ему посулили русалки за хлопоты – это его дело. Для братьев главное было, что Иван, возможно, всё еще жив. А русалки там или, к примеру, немецкие социалисты – это, как разумно заметил Михаил, дело десятое.
Встречу назначили, не откладывая в долгий ящик, в ту же полночь.
– И что? – не удержался я. – Видели русалок?
Пётр кивнул, а его брат подтвердил:
– Именно так, господин хороший. Вот прямо как вас сейчас.
Полицейский департамент города Ревель внешне походил на мавзолей. Это было массивное серое здание, подавлявшее одним своим видом. Внутри никто не бегал, не кричал и никуда не спешил. Меланхоличный дежурный так долго изучал мои документы, что я уже начал подозревать, что он просто уснул с ними в руках.
Я тихонько постучал ладонью по конторке. Дежурный вперил в меня долгий вопросительный взгляд, после чего сообщил, наконец, в каком кабинете искать инспектора из Санкт-Петербурга: второй этаж и по коридору налево до самого конца, где свернуть направо.
Пройдя этим путем, я обнаружил просторный светлый кабинет, а в нем – Вениамина Степановича и неизвестного мне чопорного старичка с длинной седой бородой. Инспектор сидел в кресле за большущим столом. На таком разве что военную кампанию планировать. Вся столешница была погребена под множеством бумаг, и только с самого краешку нашлось место для фарфоровой кружки с чаем. И то, нашлось только потому, что часть бумаг старичок держал в руках, крепко прижимая их к груди.
– Добрый вечер, Вениамин Степанович, – сказал я. – Добрый вечер и вам.
Старичок церемонно кивнул мне в ответ:
– И вам здравствуйте, молодой человек. Вы кто будете?
– Это мой помощник, – сказал инспектор. – Ефим Родионович Кошин. Ефим, познакомьтесь: Пафнутий Павлович Чёрный, письмоводитель.
Старичок снова кивнул, но особой теплоты в его взгляде я не заметил. Только внимание. Инспектор взглянул на часы. У стены стояла настоящая деревянная башня с большим циферблатом, и стрелки показывали ровно четыре часа.
– Я так понимаю, этот ваш инженер никуда не полетел, – сказал инспектор.
– Увы, – ответил я. – Взлететь-то он взлетел, но сразу врезался в дерево. Хорошо хоть, живой остался. А вот аппарат – всмятку.
– Печально, – равнодушным тоном констатировал инспектор.
– Не то слово, Вениамин Степанович, – вздохнул я. – Аэроплан обратно в ангар на четырех тачках привезли. Плюс крылья отдельно.
– Вот как? – произнес инспектор, снова зарываясь носом в бумаги. – И что вы?
– Я пожелал пилоту скорейшего выздоровления, и прибыл к вам на помощь, пока вас не поглотило это бумажное море.
Инспектор внимательно посмотрел на меня, потом на старичка, и, молча кивнув, снова углубился в изучение какого-то отчета. Я прошелся по кабинету и остановился у окна. Мелкий дождь накрапывал уже из последних сил, но упорно не сдавался. В тучах обозначился первый просвет.
– Похвально, – сказал инспектор, не прерывая чтение, так что я даже не сразу сообразил, что это относится ко мне. – Похвально, Ефим. Что ж, работы много, – он перелистал бумаги справа от себя и повернул голову к старичку: – А где форма по авансовым отчетам?
Тот сунулся было в те же бумаги, но инспектор покачал головой.
– Нет, Пафнутий Павлович, это сами отчеты, а где утвержденная форма и приказ по ней? Принесите, пожалуйста.
– Слушаюсь, господин инспектор.
Письмоводитель аккуратно пристроил свои бумаги на краешке стола и вышел из кабинета. На его лице я успел прочесть: "нет у нас такой ерунды и никогда не было!" Однако найти несуществующий документ всё же легче, чем сказать "нет" столичному инспектору.
В прошлом году эта же "драма" целый сезон с успехом шла в кронштадтской сыскной полиции, так что мысли и закулисные реплики героев я знал практически наизусть. Сейчас исполнялся акт первый, в котором инспектор требовал немедленно подать ему еще ненаписанный документ, а начальство, имеющее право подписи подобных бумаженций, отсутствовало. Нас тогда, помнится, спасли политические дрязги. Отделение сыска создали, а начальника сразу не назначили, ну а без руководства – какая же бюрократия?
Когда за письмоводителем закрылась дверь, инспектор не торопясь перелистал оставленные тем бумаги и негромко сказал:
– Хорошо, Ефим, я вас слушаю. Дело хоть интересное?
Со времени нашего знакомства он не уставал поражать меня своей проницательностью, но тут, когда я еще ни словом не обмолвился, это просто выбило меня на секунду из колеи, и я брякнул:
– Но как?
– Ефим, Ефим, – покачал головой инспектор. – Я готов, исключительно в порядке рассуждения, допустить мысль, что вы способны предпочесть вот эту бумажную волокиту, – он обвел рукой бумаги на столе. – Возможности покопаться в очередном летающем чуде техники, но как рабочую версию я ее принять никак не могу. Слишком ничтожна вероятность. Стало быть, вам нужен я. Учитывая ограниченный круг моих интересов и дополнительно урезая его за счет вашего равнодушия к правильным сортам чая, вывод абсолютно очевиден. У вас на руках сложное дело и вам нужен совет. Отсюда и вопрос: дело интересное или так себе?
– Интересное.
– Хм… Кого убили?
– Никого, насколько я знаю.
Инспектор покачал головой.
– Надо же, как вам сходу подфартило. Только приехали, а сразу и дело интересное нашлось, и без смертоубийства. Но кто преступник, вы пока не установили?
– В общих чертах – установил, – ответил я.
Инспектор откинулся на спинку кресла и внимательно уставился на меня.
– Вы, Ефим, прямо как в сказку попали. Хвастайтесь, я вас внимательно слушаю.