– Видимо, он нашел новый источник силы. Боюсь подумать, что бы это могло быть. Вы получали новости от Габриэля и остальных?
– Нет.
Король Робби и волшебник продолжали разговаривать, но Кейт уже не слушала. Она узнала то, что хотела. Эмму еще не нашли.
Они завернули за угол, и в конце улицы Кейт увидела огромное здание розового цвета, которое заметила еще с корабля. Но больше всего – помимо невероятных размеров и ярко-розового цвета камня – ее поразило ощущение хаоса: фасад через неравные промежутки становился то выше, то ниже; крыша была утыкана множеством куполов и башенок разного размера и формы; при этом само здание украшали дюжины балконов, колоннад и арок, разбросанных то тут, то там. Однако в нем была странная, почти идеальная красота, сравнимая разве что с природной красотой цветка.
А еще в здании обитало что-то могущественное. Кейт почувствовала вибрацию в груди, когда увидела башню с лодки, а теперь, подойдя ближе, убедилась в этом окончательно. Здание из розового камня было построено, чтобы что-то защищать. Но что именно?
Пройдя под аркой, где их поприветствовали двое стражников (человек и гном), путники оказались в коридоре под зданием.
Волшебник остановился.
– Это Розовая Цитадель. Когда жители волшебного мира собираются, встречи проходят здесь. В здании находится самая большая волшебная библиотека в мире, а еще хранится несметное количество богатств и тайн. Это и музей, и университет, и зал советов. А на верхних этажах есть очень уютные комнаты для гостей. Я заказал для вас пару.
– А там что? – спросила Кейт, указывая на коридор, в конце которого виднелась полоса зелени.
– Сад, – сказал волшебник. – Цитадель построена вокруг него. Потом мы с вами туда сходим.
«Это там, – подумала Кейт. – Что бы это ни было, я чувствую, оно там».
Они попрощались с королем Робби, который пообещал с ними отобедать, и доктор Пим повел их через дверь, за которой начинался лабиринт лестниц и галерей. Запомнить путь было решительно невозможно. Наконец они оказались в просторной, тускло освещенной комнате. Кейт разглядела кровать, стул и стол. Потом волшебник толкнул пару тяжелых деревянных ставен, и в комнату хлынул свет, а за окном, далеко внизу, показалось голубое море. Доктор Пим кивнул на дверь.
– Там вход во вторую спальню. Отдохните, приведите себя в порядок. Я позову вас на обед. Знайте, что здесь вы в большей безопасности, чем где-либо еще, – с этими словами он развернулся и вышел.
Усталость будто этого и ждала: Кейт почувствовала, как на плечи наваливается тяжесть, и присела на кровать, чтобы не упасть.
– Ладно, – сказал Майкл, – значит, я буду во второй комнате.
– Майкл?
Он обернулся в дверях.
– Я хотела спросить…
– Да, знаю. Я не сказал королю Робби про Виламену, но…
– Не об этом, – она хотела спросить, ощущал ли он тоже присутствие чего-то великого, но, взглянув на брата, Кейт еще сильнее почувствовала возникшее между ними отчуждение и неожиданно закончила: – Все в порядке?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты на меня злишься?
– Что? Нет! Конечно, нет.
Повисла тишина. Майкл уставился в пол. Когда он заговорил снова, его голос звучал иначе. Сейчас он был больше похож на себя, на настоящего Майкла.
– Когда я использую Летопись, то проживаю жизнь другого человека. Все его воспоминания и чувства на несколько секунд становятся моими. Я должен был сказать тебе раньше. Я не хочу, чтобы это происходило, но ничего не могу поделать. Большую часть я потом не могу вспомнить. Это похоже на то, как если бы я пытался вспомнить сон.
– Но что-то ты помнишь.
– Да.
– И когда ты вернул меня, ты…
Майкл поднял голову и, встретившись с Кейт взглядом, понял, что должен это сказать.
– Мальчик на колокольне. Тот, который потом стал Грозным Магнусом…
У Кейт пересохло в горле.
– Рэйф.
– Ты его любишь.
Кейт не знала, что пугает ее больше: слова Майкла или то, как легко и прямо он их произнес. Прежний Майкл, тот, которого она покинула в Балтиморе неделю назад, ходил бы вокруг да около и сделал бы все, чтобы не касаться темы чувств – своих или чужих.
– Ты его любишь, – продолжил Майкл. – Я имею в виду, ты знаешь, что он Грозный Магнус. Знаешь, что он враг, но все равно любишь.
– Нет, я… – Кейт обеими руками вцепилась в матрас. – Я не… люблю Грозного Магнуса.
– Я хочу сказать, ты любишь его, Рэйфа, а он – Грозный Магнус. Они – один человек.
– Зачем ты это говоришь? Что…
– Ты не можешь его спасти. Ты должна это знать.
Теперь была очередь Кейт уставиться в пол. Как бы ни была она обескуражена заявлением Майкла, внутренне она признавала его правоту. Сколько раз за последние дни – несмотря на прыжки из одного конца мира в другой, несмотря на преследование Крикунов, несмотря на похищение Эммы – она закрывала глаза и представляла лицо Рэйфа, вспоминала, как ехала с ним на крыше поезда, когда ветер хлестал ее щеки, или как сидела в дымном, но уютном китайском ресторане, а он учил ее есть лапшу, или как танцевала с ним под снегопадом и чувствовала биение его сердца… Сколько раз она приказывала себе забыть его – но потом вновь вспоминала, как он сжимал ее руку в своей…
– Ты говорил доктору Пиму? – спросила Кейт.
– Нет. И не скажу. Но тебе придется выбирать: Эмма или он. Обоих ты спасти не сможешь. Ты должна выбрать.
Он развернулся и вышел из комнаты, оставив ее одну.
Глава 3
Смятый листок
– Можешь представить, какая здесь жизнь?
Габриэль стоял в деревне у фьорда Рижкинка – длинной серебристой полоски воды, которая врезалась в леса западной Норвегии. Деревня была маленькая, всего около тридцати домов гнездились между деревьями и зеркальной поверхностью фьорда. Рядом с ним стояла худая старуха с седыми волосами и огромными голубыми глазами. Одной рукой она держала трость, другой опиралась на руку Габриэля. Она ждала ответа, и Габриэль снова посмотрел на спокойную гладь воды и прислушался к тишине деревьев.
– Тут прекрасно. Очень спокойно.
– Да, – сказала старуха и вздохнула. – Было.
Вокруг них, среди дымящихся руин и закопченных стен домов, бродили жители деревни, разбирая то немногое добро, что успели спасти. В небе висело облако черного дыма. Габриэль и старуха пошли по грязной улице; она с помощью трости находила дорогу среди пепла и обломков.
– Когда-то мы с Мириам выставляли защиту – от вампиров, оборотней и им подобных. Но с тех пор прошли десятилетия. Мы стали забывчивы. Хотя, думаю, нам бы и это не помогло: их были сотни. Морум кади. Нечисти. Даже один тролль.
– Он тоже был здесь?
– Нет. Их вел Рурк.
– Он что-нибудь говорил?
Старуха хмыкнула.
– Конечно. Он разыскал нас. Сказал: «Однажды вы выступили против моего повелителя. Вот почему сейчас все это происходит. Пойдете против него снова, и в этот раз он не будет так снисходителен». Он сказал, что Пим нас больше не защитит.
Габриэль промолчал.
Старая ведьма остановилась. Ее костлявые пальцы сжали руку Габриэля.
– Он сильнее, чем раньше. Я чувствую это.
– Мы думаем, у него пока нет Книги расплаты.
– Но у него в плену Хранитель, верно? У него есть Хранитель Книги?
– Да.
Хватка женщины ослабла, будто силы оставили ее.
– Тогда это лишь вопрос времени. Он найдет Книгу, и его будет не остановить.
– Этого не случится.
Старуха похлопала его по руке.
– Скажи Пиму, что мы с ним. Может, мы и не те, что раньше, но будем с ним до конца, – она сделала паузу. – По крайней мере, я с ним.
– Сожалею о том, что случилось с вашей сестрой.
Женщина благодарно кивнула и указала тростью на кромку леса.
– Они пришли оттуда, – она засеменила по дорожке, ее палка тихо чавкала по грязи.
Габриэлю не понадобилось много времени, чтобы найти место, где появился со своей армией Рурк. Деревья, поваленные широким кругом, и земля, дочерна выжженная внутри. Но откуда они появились? Габриэль знал, что после закрытия портала отследить его источник невозможно. По крайней мере, с помощью магии. Но его преимущество заключалось в том, что он был не волшебником, а обычным человеком – человеком, который многое знал о деревьях, о растениях и земле. И сейчас он наклонился и поднял маленький смятый листок. Судя по виду, на него множество раз наступали ботинки. Габриэль осторожно расправил его на ладони.
Он не узнавал листок, но понимал, что тот вырос не в этом лесу. Следовательно, он попал сюда на подошве одного из нападавших. Но откуда? Габриэль чувствовал, что если опознает растение, то найдет Грозного Магнуса, а если найдет Грозного Магнуса, то найдет и Эмму.
Но для этого ему понадобится помощь.
Два часа спустя и в пяти тысячах миль к юго-востоку Габриэль поднимался по тропинке на каменистый склон. Солнце, садившееся за горы и леса, отбрасывало длинные тени на дорогу, по которой он шел. Наступающие сумерки не пугали его – Габриэль нашел бы путь и вслепую, – так что вскоре он достиг вершины горного кряжа и остановился, глядя вниз, на маленькую деревню у подножия.
За пятнадцать лет, что прошли с тех пор, как Станислаус Пим заручился его помощью в уничтожении Грозного Магнуса и спасении детей, Габриэль возвращался сюда всего несколько раз. И с каждым разом все меньше чувствовал себя дома.
Габриэль знал, что, когда он дойдет до деревни, уже полностью стемнеет. Он мог бы попасть туда раньше, но для золотого ключа, который дал ему волшебник и который позволял быстро перемещаться по миру, требовалась замочная скважина или замок, а в его деревне не было ни того, ни другого. Ему пришлось пройти через поместье у Кембриджского Водопада, до смерти напугав смотрителя Абрахама. Придя в себя, старик расспросил Габриэля о детях. Пока тот рассказывал, экономка, мисс Саллоу, с кислым лицом подслушивала из кухни. Когда Габриэль дошел до новости о похищении Эммы, мисс Саллоу вышла и взяла Абрахама за руку.
– Вы должны ее спасти, – сказала старуха срывающимся от волнения голосом. – Должны.
Вскоре Габриэль ушел.
В деревне было темно и тихо, на улице никого не оказалось, и он почувствовал себя призраком, бредущим среди теней.
Наконец он подошел к обветшалой хижине на краю деревни и поднял руку, чтобы постучать. Однако не успел коснуться двери, как изнутри по звали:
– Входи, входи!
Габриэль толкнул дверь и заглянул в темноту. Он увидел очаг в центре комнаты и неясный силуэт полной женщины, склонившейся над горшком. На секунду он замер. Вид старухи у очага и запах ее хижины – запах дыма, горящих сосновых поленьев, дикого лука и моркови, варившейся картошки и тимьяна, – будто разбил цепи, много лет стягивавшие его грудь. Он снова был мальчиком. Был дома.
– Я поставила вариться похлебку, когда увидела, что ты близко, – сказала бабушка Пит. – Хотя картошки там почти нет. В этом году неурожай.
Вернувшись в настоящее, Габриэль вошел в хижину и захлопнул за собой дверь.
– Не буду спрашивать, как ты узнала, что я приду.
– Вот и славно. Ты все равно бы не понял. Садись.
Габриэль опустился на один из низких стульев у очага. Бабушка Пит продолжала помешивать в горшке. Обереги и крошечные флакончики в ее ожерелье мелодично позвякивали, сталкиваясь. Габриэль все еще чувствовал тоску по дому, но в его груди уже нарастало привычное напряжение. Оно не оставит его, пока Эмма не будет в безопасности.
– Тебя не было слишком долго, – пробормотала старуха. Неверные отсветы огня прибавляли ей морщин. – Это твой дом. Он питает тебя.
– Многое случилось.
– Я знаю. Я слышу шепот. Что ты мне принес?
Габриэль сунул руку в сумку и достал свернутый квадратом кусок ткани, в котором лежал мягкий черный листок. Тот казался слишком маленьким, чтобы возлагать на него какие-то надежды, но ничего больше у Габриэля не было.
– На деревню в Норвегии напали. Я нашел это.
У бабушки Пит были грязные отекшие пальцы и толстые желтые ногти, но она взяла листок с необыкновенной бережностью, повернула к свету очага, затем приблизила к носу и понюхала.
– Хм.
Она отнесла листок к столу за спиной Габриэля, где среди переплетения корней и веток стоял горшок с землей. Проковыряв в ней углубление, она положила туда лист, снова засыпала его землей и полила чем-то, что Габриэль принял за обычную воду. Затем бабушка Пит вернулась к огню.
– Посмотрим, есть ли ему что сказать. А сейчас ешь. Потом расскажешь, что не дает тебе покоя, – и она сунула ему в руки дымящуюся, наполненную до краев миску с мясной похлебкой.
Габриэль собирался сказать, что пришел только из-за листка, но понял, что это не так. Было и другое – то, что много дней занимало его мысли. Но он знал, что бабушка Пит не станет ничего слушать, пока его миска не засверкает чистотой, так что без споров взял ложку и принялся за еду. Похлебка была слишком горячей и обжигала рот, но каждый кусочек мяса возвращал его в дни, когда он вот так же сидел у очага мудрой старухи, слушал ее истории о мире за границами деревни и кивал пророчествам, что его призовут служить великому делу. «От тебя многое потребуют, – говорила бабушка Пит. – Ужасную жертву».
Он всегда казался младше своих ровесников. Его родители погибли при оползне, когда ему было меньше лет, чем Эмме сейчас (не этим ли объяснялась его привязанность к детям?), и его воспитывали всей деревней. Особенно много времени с мальчиком проводила бабушка Пит. Она кормила, учила его – и Габриэль вдруг начал вытягиваться, словно наверстывая упущенное в детстве. Уже юношей он был на голову выше мужчин деревни. Порой он думал: не добавляла ли бабушка Пит что-то ему в еду? Однажды он спросил ее об этом, но она только рассмеялась и ответила: «Не гадай, откуда твои силы, а будь благодарен за них. Когда придет время, тебе понадобятся они все».
Когда Габриэль доел похлебку, то впервые за последние дни почувствовал себя по-настоящему отдохнувшим. Он продолжал сидеть с пустой миской в руках. Старуха сгорбилась на стуле рядом с ним, попыхивая короткой узловатой трубкой; ее глаза казались двумя темными колодцами.
Габриэль заговорил первым:
– Пятнадцать лет я помогал Пиму собирать потерянные Книги. Он сказал, что найти их – единственный способ обеспечить детям безопасность, – Габриэль промолчал о том, как часто его собственная жизнь была под угрозой, как много шрамов осталось на его теле, до каких глубин отчаяния он доходил: старуха все это знала. – Но недавно я сражался со слугой Грозного Магнуса, – Габриэль не заметил, как его руки стиснули миску, когда он начал вспоминать битву с Рурком. – Он сказал, что если детям удастся найти все Книги начал и собрать их вместе, они умрут. И что Пиму об этом известно.
Некоторое время бабушка Пит молчала, лишь покуривая трубку и выдыхая дым. Габриэль слышал, как скрипят на улице деревья, как шепчутся ветки, касаясь одна другой.
Наконец она ответила:
– Это возможно.
Габриэлю показалось, что земля уходит у него из-под ног. Мужчина вцепился в деревянную миску, будто она была якорем, который поможет ему удержаться на месте.
– Так это правда, что они умрут, если соберут Книги?
– Вероятнее всего.
– И Пим об этом знает?
– Не сомневаюсь.
– И ты ничего мне не сказала? Все это время, что я искал Книги, я приближал детей к гибели!
Габриэль слышал, что его голос дрожит от злости, но ему было все равно. Старуха неподвижно смотрела на него, по ее глазам ничего нельзя было понять. Казалось, она дает гневу Габриэля утихнуть, как ждут, когда волна разобьется о берег и вернется в море.
– Книги нужно найти, – сказала она наконец. – И только дети могут это сделать.
– Но зачем их искать? Потому что Грозный Магнус тоже их ищет? Должны быть и другие способы его победить. Если потребуется, я убью его – и всех до единого его приспешников. Я не…
– Нет, – сказала старуха. Она больше не казалась неуверенной и неуклюжей. Теперь в ней чувствовались решимость и настойчивость. – Могущество Грозного Магнуса выросло. Не хватит ни твоей силы и сердца, ни знания Пима, ни желания и усилий добрых людей всего мира. Только Книги могут победить его. И только дети могут их найти.
Габриэль замолчал и уставился в огонь. Наконец он медленно разжал пальцы и поставил миску на стол.
– Но есть и другая причина, – сказала старуха. – Что-то прохудилось в материи мира. Это началось очень давно, но теперь разрушается все быстрее. Если с этим ничего не сделать, произойдет катастрофа, с которой никто не сможет справиться. Только Книги могут ее предотвратить. Все замыслы Пима направлены на это.