И. Б. Линдер создал «Оружейную молитву» в 1979 году как образец учебно-боевого ритуала с оружием. С 1989 года эта техника преподаётся на всех курсах и мероприятиях с использованием программ или учебных элементов МКТА. На момент публикации настоящей книги, по данным МКТА, «Оружейную молитву» в различных вариантах исполнения изучили более 50 000 сотрудников специальных и силовых ведомств в 40 странах мира.
Ты выбрал путь исканий и потерь…
Ты выбрал Путь исканий и потерь,
И неустроенность, и риск
без всякой меры…
Ты выбрал Путь и верен будь теперь,
Ведь жить нельзя без нашей крепкой веры.
Засада, концентрация, бросок,
Артподготовка, марш, атака с ходу,
Захват и штурм, простреленный висок,
Страданье, кровь и множество народу.
И только чёрных масок резкий ряд,
И головы, склонённые упрямо.
Нам в спину очень много говорят,
А мы всегда идём по жизни прямо.
Кто мы? Убийцы? Боги? Подлецы?
Герои? Иль мучители столетья?
Мы в век террора – жизни кузнецы,
Кующие на крови в лихолетье.
И вновь автобус и блужданье лиц,
И каждый взгляд в себе сосредоточен.
Ребёнка плач, истошный крик девиц,
А каждый выстрел должен быть
сверхточен.
В заслуги нам – и слава, и позор,
А вечная борьба, как бег на месте,
И по-мещански чистенький укор,
И боль утрат, и вечность жажды мести.
Но мы идём, и нас не повернуть.
В стремленье том извечная задача
Постичь, познать и, может быть, вернуть
Всего лишь жизнь, а это что-то значит…
Ты выбрал Путь исканий и потерь,
И неустроенность, и риск без всякой меры…
Ты выбрал Путь и верен будь теперь,
Ведь жить нельзя без нашей крепкой веры.
Гимн специальных частей
Когда идёшь ты с группой на свинец,
Идёшь, как взгляд сквозь прорезь капюшона,
И может, жизни настаёт конец,
А может, выход в сказку про шпиона.
Есть только взгляд и то тепло ствола,
Который в руки врос твои давно,
Есть только друг и песня от стола,
Прервать которую и смерти не дано.
И не дано нарушить этот строй,
Хотя друзей немало убивало,
Но каждый павший словно бы живой,
А память возвращает вновь к началу…
Мы долго не видали матерей,
И никогда всей правды не расскажем,
Ведь правду всю раскроют для людей
Тогда, когда в сырую землю ляжем.
Нас мало было в первом том ряду,
Мы часто выходили брат за брата,
Но взгляд я никогда не отведу,
Ведь будет за погибшего расплата…
Когда идёшь один ты на свинец,
Шанель, Карден, за поясом Чезетка,
Не может жизни наступить конец,
Хотя цветы кладут на камень редко…
Спецчасти – это чудо света,
Разведаем, пробьёмся, победим,
На все вопросы знать хотим ответы
И в бой всегда уходим незаметно,
Но Родины своей не предадим…
Ревскому В. Е. на книгу «Афганский синдром»
Свистят в твоих строчках осколки,
Кабул, Кандагар, Гиндукуш…
Снова в выражениях колки,
Навыворот раны из душ.
Лихая мужская судьбина
Свела с невесёлой бедой,
А Родина, может, любила
Любовью своей неродной.
Но, как в сновиденье кошмарном,
Разрушился замок из грёз,
А кровь развороченной раны
Товарища била всерьёз.
И вместе с остатком дыханья,
Ладонью закрывши глаза,
Ты как на предсмертном свиданье
Молчал, и катилась слеза.
Но не было стыдно за слёзы
Мужские – их мало у нас,
Разрушились бывшие грёзы,
Рассыпались в пыль или грязь.
И руки в крови обагряя,
Пройдя через сотню горнил,
Ты, чести своей не роняя,
Друзей боевых хоронил.
А метина в центре затылка
У самого честного вдруг?
Цветы и пустая бутылка,
Порочный и замкнутый круг…
Но всё пронеся сквозь проклятья
И ложь, сквозь жлобизм и угар,
Ты вышел, очищенный счастьем,
Вновь сердцем встречая удар.
В развалинах старой системы
Остались и злато, и хлам,
Нувориши, словно гиены,
Кровь с гноем сосут пополам,
Идиллия с прагмой смешалась,
А орден в ладони зажат,
Ничто никому не досталось,
Лишь слава в осколках гранат,
Лишь пули из плоти дрожащей,
И кровь, как позор из души.
От мысли, в пространстве летящей,
Мы мыслим! Мы живы! Пиши!
P.S.
Стихи не правят за спиной,
Как другу в спину не стреляют.
Да будет так! И Бог с тобой,
Ведь факты истину слагают…
Грустное откровение
Предательство иль грубая ошибка?
Кто виноват? Кому предъявлен счёт?
Один лишь страх, гримаса иль улыбка?
Из страха ложь иль грамотный расчёт?
Мы действуем порой почти как дети,
С безумной злобой душу растоптав.
И, сердце бросив на холодный ветер,
Мы рассуждаем: кто же был не прав?
Меняются секунды, как столетья,
А вечность тянется, как преходящий миг.
Слова исчезли – только междометья
Нам могут рассказать о нас самих…
Тогда нас было несравнимо меньше.
За глупость заплатившие сполна,
Мы просто были счастливы, и, грешен,
Был счастлив я, но чья же в том вина?
Вина за глупость, смерть или ошибку,
Косившую твоих друзей подряд,
Вина за страх и жалкую улыбку,
Которой не вернуть ушедший ряд…
Ряды редеют, но помимо павших
Уходят чувства, горечь, привкус слёз.
Ряды редеют, как листвой опавшей
Рассыпавшийся замок детских грёз.
Но ненависть печали не поможет,
И ненавистью вечно жить нельзя.
Обида не бесчестие – сотрётся,
Хотя процесс медлительно незрим.
Вновь равновесие душевное вернётся
К тебе победой над собой самим…
Отповедь генералу
Я вам уже писал, обиду
Пытаясь в строчках изложить,
Как ни смешно и просто с виду,
Но шанс вы даровали – жить.
Дитя политики и мести,
Охотник станет вдруг зверьком,
А на зловещем лобном месте
Курки ведь взводятся тайком.
И выстрел грянет из кармана,
Как разорвавшийся листок,
И струйка крови возле раны,
Как междометья между строк…
Здесь кто кого, без компромисса,
Тебя иль ты, но весь секрет,
Когда у псевдотеррориста
Оружия в помине нет.
Когда враги в бессильной злобе
Тебя не могут зацепить,
Они по жанру «туполобья»
Способны только жечь и бить.
Всё это – лютики-цветочки —
Ты выдашь им сполна потом,
Ведь доведя тебя до точки,
Они свинец глотают ртом.
А ты на страшном солнцепёке
В грязи, в крови, но ведь живой…
Восходит солнце на востоке,
И водку пьют в пути домой.
Ужасно сложно офицеру
На компромисс идти с собой,
Мы пьём за Родину и веру
В неё, за жён и за покой.
Чтоб наши дети в перспективе
Не отвечали за отцов,
Чтоб на тяжёлой ратной ниве
Поменьше было подлецов,
Чтоб не стыдиться за Отчизну,
Чтоб верить в друга, как в себя,
Чтоб понимать других по жизни
И чтобы поняли тебя…
Судьба страны с его судьбой связалась…
Генералу Владимиру
Владимировичу Филипповскому.
Судьба страны с его судьбой связалась,
Всё было в этой жизни, и не раз.
Казалось, жизнь уходит – оказалось,
Вновь начинается уже в который раз.
Военный парень, недоевший хлеба,
Он вышел в жизнь и зашагал по ней.
Победы звёздно-солнечное небо
Всегда в его глазах, до этих дней.
И звёзды на погонах и мундирах
Его ведут по жизни столько лет,
Тепло учителей и командиров
Как наставленье, чтоб найти ответ
На те вопросы, что всегда тревожат,
Что нам порой покоя не дают,
Но ты в пути, и первый бой уж прожит
Границей страха в несколько минут.
Всё тяжелее китель и погоны,
Всё больше седины в твоих висках.
Афганские обманчивые склоны
И пик Пекту в заснеженных горах.
В служебных буднях и в зените славы
Не иссякают мудрость, долг и честь,
И в поколениях, словно в волнах лавы,
Учеников твоих уже не счесть.
Всегда подтянутый, радушный и спокойный,
Общительный, корректный, но не броский.
Чекистской славы генерал достойный,
Ведь это наш Владимир Филипповский!!!
Былые сны,
или последняя командировка
Когда мне в жизни что-то непонятно,
Когда щемит под сердцем и тревога
Скользит змеёй и шепчется невнятно,
Вдруг вспоминается судьбы моей дорога.
Былые годы, люди, имена, столетья,
Мысли, подлости и честь…
Как средоточие порыва в лихолетье,
Где доблесть и жестокость не расчесть.
Проходит время, словно лёгкий пар,
Струящийся сквозь пальцы невесомо,
И жизнью нам вручённый свыше дар
Ведёт по жизни, словно сам ведомый.
Проклятья, страсти, чувства и долги,
Любовь и ложь, предательство и чудо,
Уж коли можешь – просто помоги,
А не цеди монеты, как Иуда.
Когда-то мир способен был решить,
Что может быть ужаснее паденья,
Прервать или оставить жизни нить,
Но смерть прошла, как будто приведенье.
И, сидя в самолёте у окна,
Я впитываю музыки настрой,
Наш вижу дом – ты в комнате одна,
И явь смешалась с сонной тишиной.
Потоки чувств моих, величие греха,
Любви стремление, и совести порыв,
И оголённый нерв, как нить стиха,
А выстрел в спину – поминальный взрыв.
Бросает жизнь порой из края в край,
Где доверять могу я лишь себе,
Но я не обменяю ад на рай,
Ведь каждый раз из ада мчусь к тебе.
Всё было в этой жизни много раз:
Предательство, и гнев, и жажда мести,
Но в жизни есть огонь любимых глаз,
И это значит, что мы снова вместе.
Отповедь
Прости, майор, за матюги,
Прости за грубость без отваги,
Не я в Сантьяго «утюги»
Гонял, как ручку по бумаге,
И у Ортеги допоздна
Я не учил латинос мести,
Но водку русскую до дна
Я трижды пил на лобном месте.
И три тюрьмы успел познать,
Пока дошёл до юга Крыма,
И ковыряли – вашу мать! —
Меня не раз, и били мимо.
Когда-то тридцать шесть часов
Мне оставалось жить всего-то,
Когда-то камеры засов
Мог довести меня до рвоты,
А ты всё думаешь, когда
Тебе дадут медаль с отставкой,
Но жизнь, как каторгу труда,
Не совместят тебе со ставкой.
И скрытный член Политбюро
Не будет говорить: «Обязан!»,
Коль из секретного бюро
Деньгами ты не будешь связан…
Дай Бог тебе построить дом
И счастьем жизни насладиться,
Дай Бог не быть тупым скотом
И сильных мира не страшиться,
Дай Бог, дай Бог, дай Бог, дай Бог…
Но Бог не даст, я точно знаю,
Сам перейди через порог,
Где тридцать лет тебя пинают.
Я за черту давно ушёл,
Но власть и деньги – не отрада,
А что же в жизни ты нашёл?
Подумай – отвечать не надо.
Коль слов таких на свете нет
И голова на грудь склонилась,
Меж словом «да» и словом «нет»
Вся жизнь твоя, майор, вместилась.
Прости, майор, за матюги,
Прости за грубость без отваги,
Прости за то, что я мозги
Пером размазал по бумаге.