Знал ли он сам об этом? Вероятно, знал. Поэтому спешил исполнить дело своего служения и на каждый новый день трудов взирал с благодарностью. Бог дал ему слово, огненное, глубокое, очищающее. Это не была плата за усердное изучение риторических приёмов. Бог дал Иоанну слово потому, что Иоанн отдал Богу сердце. На словесное служение он смотрел как на единственную силу Церкви. «Чем привлечём мы невежд и еретиков? — спрашивал Иоанн. — Чудесами? Но их давно нет. Зна
78
меньями? Но их сила давно отнята. Так чем же? Словом!»
Ну, разве не судит он нас сегодняшних уже одним этим речением? И разве мы, ищущие чудес и ленящиеся проповедовать, простили бы ему подобные речи?
Деньги — бедным. Сердце — Богу. Физические силы, таланты, саму жизнь — служению. Стоит появиться такому человеку, и вот уже на фоне его поблёкли многие; поблёкли, говорю, и стали подобны восковым куклам. Если бы они просто были куклами! Они живы, и они шепчутся, сплетают сети; как змей из книги Бытия, «блюдут пяту» праведника. Благо, он сам беспечен. Он не хитрит, не молчит, не скрывается. Он словно лезет на рожон, совершает ошибки, рвёт последние связи с теми, кто мог бы его защитить. Дадим место исторической правде. Иоанн нарушал правила. Он позволял себе рукополагать диаконов на вечерне, а не на литургии. Он вторгался с властными полномочиями в чужие области и там низлагал епископов, поставленных за деньги. Низлагал тех, над кем не имел канонической власти. Он делал ещё много такого,
79
что казалось вызывающим, неслыханным, дерзким, достойным кары.
Кара пришла. Пришло изгнание. Одно, затем — другое. Затем пришла смерть вдали от кафедры и дома. Должно было прийти и забвение. Но вдруг, паче всякого чаяния, Иоанн стал понятен и оценен. Ещё одни шептали, что «если Иоанн епископ, то и Иуда — апостол», но другие уже видели, сколько труда внёс Златоуст в церковную сокровищницу. Время сняло повязки с глаз тех, кто осуждал Иоанна «за компанию». Время смягчило сердца тех, кто был обольщён злостным нашёптыванием. Время унесло из жизни души непримиримых врагов. И тогда на историческом расстоянии взору стала открываться величественная вершина под названием Златоуст. Она явилась там, где близорукий взгляд ещё недавно замечал лишь холод, лёд и камни. С тех пор и до сегодняшнего дня эта вершина продолжает расти в размерах, продолжает удивлять своей неприступной красотой.
Как хорошо, что мы живём вдали от времени Златоуста. Живя там, где мы живём, мы можем счастливо пользоваться его сокрови
80
щами, пить из родников его поучений, отдыхать в тени его мудрости. Но самое главное то, что мы избавлены от страха ошибиться и не заметить святость этого человека. Мы избавлены от соблазна отцеживать комаров его мелких ошибок и проглатывать верблюда его несправедливого осуждения. Но всё же мы не избавлены от соблазна наслаждаться, к его трудам не приобщаясь.
Его книги стоят на наших полках. Возьми любую из них, и божественный обладатель золотого сердца заговорит с тобой. Ты словно увидишь перед собою его златые уста; увидишь огонь, подобный огню Неопалимой Купины, тому, что горит, но не опаляет. Иоанн будет звать тебя за собой, будет будить, тормошить, устрашать, убеждать, обнадёживать. Если ты пойдёшь за ним, тебе будет очень трудно, так трудно, как должно быть трудно всем «желающим благочестиво жить во Христе Иисусе».
Но если ты и я не пойдём за ним, если согласимся «чтить его издали», не открывая книг, скорее всего, мы таким почитанием распишемся в том, что, живи Златоуст сегодня, мы были бы в числе тех, кто его осудил и выгнал.
81
Пастух и пастырь
Встреча со святителем Спиридоном Тримифунтским
То, что святитель Спиридон не похож на остальных святителей, становится понятно даже после первого взгляда на его икону. Древние святители чаще всего изображаются с непокрытой головой. Таков Златоуст, таков Василий Великий и многие другие.
Святители поздних эпох кроме привычного архиерейского облачения имеют на голове митры. Митрой украшен Феодосий Черниговский, Тихон Задонский, Иоасаф Белгородский. Перечислять можно долго. А вот Спиридон, современник Николая Чудотворца, не простоволос, но и не в митре. У него на голове — шапочка из овечьей шерсти. Пастухом долгие годы был этот удивительный муж, а когда воля Божия привела его на епископскую кафедру, чтобы пасти словесных овец Христовых, то образ жизни Спиридон не поменял. Крестьянская еда, воздержность в быту, доходящая до бедно
82
сти, пастушеская шапка — всё это так не похоже на признаки святительского сана. Зато внутренние богатства благодати, которые носил в себе Спиридон, заставляли современников вспоминать имена пророков Илии и Елисея.
IV век, век жизни святителя, был тем временем, когда успокоившаяся от внешних гонений Церковь стала терзаться внутренними болезнями. Ложные учения, ереси стали тревожить умы верующих людей. Эпоха требовала богословского подвига и защиты апостольской веры на отточенном языке философских понятий. Спиридон менее всего подходил для этого. Он был молитвенником, подвижником, праведником, но никак не книжником и не оратором. Однако святой пошёл на Никей- ский Собор, созванный императором Константином по поводу учения александрийского пресвитера Ария.
Ересь Ария поколебала вселенную. Этот священник дерзнул учить, что Христос не Бог, что Он не равен Отцу и было время, когда Сына Божия не было. Те, кто носил Христа в сердце, содрогнулись, услышав такие слова. Но те, кто ещё не победил свою греховность и кто слиш
83
ком доверял своему разуму и логике, подхватили Ариево кощунство. Таковых было много. Украшенные внешним знанием, кичливые и говорливые, эти философы страстно доказывали свои мнения. И Спиридон решил вступиться за Истину. Отцы Собора знали, что этот епископ в пастушеской шапке свят, но не искусен в слове. Они удерживали его, опасаясь поражения в диспутах. Но Спиридон совершил нечто неожиданное. Он взял в руки кирпич и, сотворив молитву, сжал его в руках. Слава Тебе, Христе Боже! В руках святого старца вспыхнул огонь, потекла вода и осталась мокрая глина. Кирпич, силою Божией, разложился на свои составные части.
«Смотри, философ, — сказал с дерзновением Спиридон защитнику арианства, — плинфа (кирпич) одна, но в ней — три: глина, огонь и вода. Так и Бог наш един, но три Лица в Нём: Отец, Слово и Дух». Против таких доводов должна была умолкнуть земная мудрость.
Это не единственное чудо святителя, и мы не случайно упомянули ранее имена Илии и Елисея. Великие пророки Израиля всем сердцем служили Богу, и Бог совершал через них
84
удивительные чудеса. Мёртвые воскресали, прокажённые очищались, Иордан разделялся надвое, небо заключалось на годы и отказывалось проливать дождь. Казалось, что Свою власть над сотворённым миром Господь временами отдавал Своим избранникам. Третья и четвёртая Книги Царств подробно рассказывают об этих чудотворцах.
Спиридон был подобен им. Киприоты-земледельцы были счастливы, имея такого архиерея, поскольку небо слушалось святого. В случае засухи молитвы Спиридона приклоняли Бога на милость, и долгожданный дождь поил землю.
Подобно Елисею, который проверил наличие на себе духа Илии, разделив воды Иордана (4 Цар. 2, 14), и святитель повелевал водной стихией. Он шёл однажды в город, чтобы вступиться за несправедливо обвинённого знакомого, и разлившийся ручей угрожал преградить ему дорогу. Святой запретил воде именем Бо- жиим и продолжил путь.
Неоднократно смерть отдавала свою добычу, и по молитвам святого воскресали мёртвые.
Нужно заметить, что житие святителя Спиридона известно нам не полностью, но лишь в
85
небольших фрагментах. И даже то малое, что известно, поражает могуществом силы и славы Божией, действовавшей через этого человека.
Знакомство со святыми и со всем тем сверхъестественным, что было в их жизни, является пробным камнем для человеческого сердца. Очевидно, мы не можем повторить жизнь великих угодников. Но радость о том, что такие люди есть, и вера в то, что описанные чудеса действительны, говорит о том, что мы с ними одного духа. Пусть они, эти святые люди, полны, как море, а мы — как напёрсток, но и в нас, и в них одна и та же живая вода. Если же человек скептичен к слышанному, то вряд ли в его сердце живёт вера в Того, для Кого нет ничего невозможного.
Илия и Елисей — великие святые, но не их именем назывались израильтяне. Отец народа и одновременно отец всех верующих
Авраам. Это его непостижимая преданность Богу стала основой всей последующей священной истории. Одной из главных черт, характеризующих Авраама, было милосердие и стран- ноприимство. Когда мы говорим о Спиридоне, мы всегда вспоминаем праотца, поскольку лю
86
бовью к нищим и странникам святитель вполне ему уподобился.
Любовь к людям выше чудес. Тот, кто может открывать нуждающимся вместе с сердцем и кошелёк, и двери дома, тот — настоящий чудотворец. Бульших чудес не надо. А если они и будут, то только при наличии главного чуда — человеколюбия.
Дом Спиридона Тримифунтского не закрывался для странников. Из его кладовой любой бедняк мог взять в долг любое количество пищи. Возвращал долг бедняк когда мог. Никто не стоял рядом и не контролировал количество взятого и возвращённого.
Вместе с тем, жестокие и корыстолюбивые люди в лице Спиридона встречались как бы с Самим Богом, страшным в Своей справедливости. Житие описывает несколько случаев, когда святой наказывал и посрамлял купцов, не стыдившихся наживаться на чужой беде.
Бывает, что человеку нужен не столько Небесный Отец, сколько Небесный «Дедушка», снисходительный к ошибкам и позволяющий порезвиться. Так, современника Спиридона, Николая Чудотворца, с течением веков
87
переодели в Деда Мороза и приспособили к разносу подарков. А ведь Николай не только тайком подарки раздавал. Временами он мог употребить к дерзким грешникам и власть, и силу. Так было при земной жизни. Так продолжается и сейчас, когда души праведных созерцают Христову Славу.
Спиридон добр, как Николай, и как Николай — строг. Одно не бывает без другого. Умеющий любить правду умеет и ненавидеть ложь. Человек неправедно гонимый, человек, чувствующий слабость и беззащитность, в лице Спиридона может найти сильного защитника и скорого помощника. Только пусть сам человек, просящий помощи, не будет несправедлив к ближним, поскольку у святых Божиих нет лицеприятия.
Среди тех радостей, которые дарит человеку христианская вера, есть радость обретения чувства семьи. Верующий никогда не бывает одинок. Вокруг него всегда — облако свидетелей (Евр. 12, 1). Жившие в разные эпохи и в разных местах люди, достигшие Небесного Иерусалима, составляют ныне церковь первенцев, написанных на Небесах (Евр. 12, 23). С
88
любовью наблюдают они за нами, всегда готовые, в ответ на просьбу, прийти на помощь.
Один из них — святитель Спиридон, радость киприотов, керкирская похвала, Вселенской Церкви драгоценное украшение.
Любимый СВЯТОЙ
Чудеса святителя Николая
Так сложилось (не по случаю, а по Промыслу), что о самых любимых святых мы меньше всего знаем. Речь идёт о Божьей Матери и о святом Николае. Смирение не ищет показать себя и прославиться. Смирению хорошо в тени, поэтому и «Благословенная между женами», и самый любимый на Руси святой прожили так, что известных фактов их земной жизни очень немного. Тем ценнее та слава, которую они приобрели после ухода из этого мира. Трудно найти христианский город на карте мира, где Матерь Божия не проявила бы Свою чудотворную любовь, исцеляя, защищая,
89
вразумляя нуждающихся в помощи людей. Это касается и Мирликийского архиепископа.
Его помощь быстра и удивительна. Он и строг, и милостив одновременно. Из угла, где горит лампадка, он внимательно смотрит на простолюдина и на толстосума. В каждом храме есть его образ, и даже если мы больше никого из святых не знаем, то, увидев Николая, сразу чувствуем себя в храме как дома. Одно чудо из тысяч мне хочется вспомнить и пересказать.
Этот случай описан у С. Нилуса в одной из его книг. Речь там шла о воре, который имел суеверную любовь к Угоднику, и всякий раз, идя на воровство, ставил святому свечку. Не смейтесь над этим вором, братья. Это только со стороны кажется, что глупость очевидна. При взгляде изнутри зоркость теряется, и мы сами часто творим неизвестно что, не замечая нелепости своих поступков. Так вот, вор ставил святому свечи и просил помощи в воровстве. Долго всё сходило ему с рук, и эту удачу он приписывал помощи Николая. Как вдруг однажды этот по особенному «набожный» вор был замечен людьми во время воровства. У простых людей разговоры недолгие. Грешника, пойманного на
90
грехе, бьют, а то и убивают. Мужики погнались за несчастным. Смерть приблизилась к нему и стала дышать в затылок. Убегая от преследователей, он увидел за селом павшую лошадь. Труп давно лежал на земле, из лопнувшего брюха тёк гной, черви ползали по телу животного, и воздух вокруг был отравлен запахом гнили. Но смертный страх сильнее любой брезгливости. Вор забрался в гниющее чрево и там, среди смрадных внутренностей, затаился. Преследователям даже в голову не могло прийти, что убегавший способен спрятаться в трупе. Походив вокруг и поругавшись всласть, они ушли домой. А наш «джентльмен удачи», погибая от смрада, разрывался между страхом возмездия и желанием вдохнуть свежего воздуха.
И вот ему, едва живому от страха и вони, является Николай. «Как тебе здесь?» — спрашивает святитель. «Батюшка Николай, я едва жив от смрада!» — отвечает несчастный. На что святой ему отвечает: «Вот так мне смердят твои свечи».
Комментарии кажутся излишними. Мораль — на поверхности. Молитва грешника смердит, а не благоухает. Нужно не только мо
91
литься, но и жизнь исправлять, по мере сил. Так? Так. Но это выводы верхнего слоя. Есть здесь и более глубокий урок. И как говорил кто то из литературных героев: «Так то оно так, да не так».
Николай всё же спас грешника! Молитва хоть и смердела, но до святого доходила, и в нужное время Николай о грешнике вспомнил. Пусть моя свеча ныне смердит, пусть она ещё долго смердеть будет (ведь не скоро запах выветривается), но я всё равно её ставить буду.
Молиться чисто и горячо, как свеча горит, в один год не выучишься. Молиться так, чтобы Богу это приятно было так, как нам ароматом кадила дышать, — это труд всей жизни. И радуюсь я, что Господь накажет, и Он же потом пожалеет. А святые в этом Богу подобны.
Или вот ещё случай. Дело было в Киеве при немецкой оккупации. В одной семье умирает мать. Остаются трое детей, мал мала меньше, а отец — на фронте. Дети кладут маму на стол. Что дальше делать — не знают. Родни никого, помочь некому. Знали дети, что по покойникам читать псалмы надо. Псалтири под руками нет, так они взяли акафист Николаю,
92
стали рядышком у мамы в ногах и читают. «Радуйся, добродетелей великих вместилище. Радуйся, достойный Ангелов собеседниче. Радуйся, добрый человеком наставниче». Конечно, какая тут радость. Один страх и горе. Но читают они дальше и доходят до слов: «Радуйся, неповинных от уз разрешение. Радуйся, и мертвецов оживление...» И на этих словах — Свят! Свят! Свят! — мама открыла глаза и села. Пожалел Угодник. Приклонился на детские слёзы.
Образ Николая созвучен и понятен нашей душе. Святой по себе книг не оставил. И народ наш больше верит делу сделанному, чем слову сказанному. Николай нищих любит, а у нас почти вся история — сплошная история нищеты, простоты и убожества. Когда итальянцы тело святого украли и к себе увезли, появился праздник «летнего Николая». Греки его до сих пор не признают, а предки наши этот праздник по особому осмыслили.