Товарищ инженер вздохнул и сообщил, что его наблюдения над жизнью убудцев дают основания сделать вывод: их семьи — это не семьи в нашем представлении. Ни ревности, никаких примет формального союза конкретного мужчины с конкретной женщиной. Может быть, они когда–нибудь и сходятся. В период гона или течки…
— Я же говорил, это стадо, человековидные коровки, а вы…
Товарищ инженер не стал продолжать беседу, сделавшуюся неприятной.
Денис решил продолжить экспериментирование по своему смотрению.
С этим дурным раем что–то надо было делать!
Как насытить механический акт хоть каким–то эмоциональным содержанием?
Попробовал совместить сексуальное воздействие с болевым, самодельный мазохизм, но очень скоро понял, что ничего не получится. Убудки просто убегали из–под его палки. Не сразу, но сообразил: не от неприятия сексуальных извращений, а просто потому, что удары воспринимали как приказ немедленно удалиться. Готовность к абсолютному послушанию показывала в данном случае обратную свою сторону.
И тут ничего нельзя было поделать, любые, даже самые детальные, объяснения ставили убудок в тупик. Боль как путь к удовольствию — это было для них недоступно.
Попробовать бить себя? Или заставить крестьянку пройтись по его хребту тяпкой, пока он трудится над другой крестьянкой? Представил вживе, расхохотался.
— Что с тобой? — поинтересовался дядя Саша, сидевший рядом и рассматривавший пустую бутылку из–под колы.
— Ничего особенного, — сказал Денис, — ставлю мысленный эксперимент.
— Вот и я ставлю.
Все же кое–что интересное Денис придумал. Как–то явился с одной своей новенькой на холм к Параше. Интересно, что скажет первая его здешняя женщина, если он…
Ничего не сказала, хотя все поняла.
Велел новенькой раздеться. Параша даже не посмотрела в их сторону.
— Параша, принеси воды.
Принесла.
— Так. Я заставлю вас чувствовать хоть что–то. Стой здесь и смотри.
Честно говоря, был почти на сто процентов уверен, что ничего и этот опыт не даст, продолжал раздраженно экспериментировать только для очистки научной совести.
И вдруг крик:
— А ну–ка, шабаш!
И это крикнула не Параша. Дядя Саша неожиданно вернулся на хутор и теперь пребывал в полнейшем ужасе и свирепости.
— Ты что делаешь, гаденыш?!
Денис, надо сказать, даже немного обрадовался, что все раскрылось. Он встал, демонстративно воспользовался тыквой, что держала Параша, в гигиенических целях. Новая девушка тут же убежала с глаз долой. Можно было подумать — ей стыдно. Или по каким–то своим делам. Параша тоже скрылась с глаз долой.
— Ты что, не понимаешь, это низко, Денис!
— Считайте, что я граф де Низ.
Товарищ инженер смотрел на напарника исподлобья, классически играя желваками. Напарник уже переборол первый приступ смущения и готов был к препирательствам. Трудно сказать, во что бы обратился этот разговор, но появилась Параша, неся, как ловкий официант, в каждой руке по подносу, на каждом высилась горка риса в обрамлении плодов.
Господин аниматор и товарищ инженер равно непонимающе глядели на нее: что должно означать это двойное угощение в неурочный час? Параша ответила ему на молчаливое недоумение:
— Шабаш!
Первым сообразил товарищ инженер, глубже успевший погрузиться в стихию убудских обычаев.
— Бери поднос и пошли, — сказал сбитому с толку аниматору.
Денис взял один поднос, его устраивал такой выход из ситуации; кажется, сейчас дело будет не до обсуждения его морального облика.
Товарищ инженер принял второй поднос, погладил девушку по плечу и сказал, чтобы она ничего не боялась, никто ее больше не тронет. Иначе… и угрюмо покосился на Дениса.
Тот сделал вид, что интересуется только предстоящим делом:
— Нас зовут на шабаш?
5
Они быстро спускались вниз по тропинке с холма в долину, неся в руках сгоношенные Парашей подношения. Денис сразу решил, что выданные продукты надо понимать именно так.
— А вы что, дядя Саша, знаете убудский язык?
— Я знаю слово «шабаш».
Они ступили в прохладную тень под местными липами.
— И что оно значит?
— Если еще не понял, сейчас поймешь.
Голос старшего товарища звучал жестко, он все еще продолжал показывать, что очень недоволен увиденным на холме. Впрочем, что он видел?
— Знаете, дядя Саша, можно подумать, вас никогда не одолевали разные костюмированные видения: вы — и гарем, подаренный вам султаном, осчастливленным в инженерном отношении. Или вы ночной санитар в коматозном отделении для женщин. Или, уж совсем просто — русский барин в своем имении, в баньке. Вы — Ганнибал, только не людоед, а Пушкина дедушка. Доступность женщины иногда волнует не меньше, чем недоступность.
— Это скотство. Они же не могут тебе отказать.
— В том–то и дело, для них это не грех, не преступление против их законов. Ни отцы, ни братья не против.
— Все равно — скотство!
— Ну, если у вас… угасло сексуальное чувство…
— Хватит! Ну, если завел себе любовницу, зачем тащить ее в дом к Параше?!
— Да, не подумал, — не посмел открыть всей правды о своих делах Денис и от этого был себе противен. Чего он боится этого?..
— Ты должен дать мне слово, Денис. Ты ни за что не тронешь Парашу!
— Да, — забормотал господин аниматор, — я понимаю, нельзя гадить там, где живешь…
— Вот именно.
— Даешь слово?
— Даю. — Денис, проклинал себя за слабость и трусость, все равно ведь все выяснится. — вам дорога Параша…
— Чисто человечески, как ты понимаешь. Я не могу запретить тебе гадить в других местах, но в нашем собственном доме изволь соблюдать.
— Можно подумать, что вам судьба этих коровок в человечьем обличье не совсем безразлична!
— Можешь мне не верить, но я считаю, что обязан ко всем островитянам относиться как к людям, пока не доказано обратное.
— Что они не островитяне?
— Посмотри туда.
Они стояли еще в тени крон, но уже и на краю поля. Инженер забрался на ствол поваленного дерева, напарник вслед за ним, и с этого возвышения можно было рассмотреть смысл слова «шабаш»: по нескольким маршрутам с разных концов острова тянулись к подножию скалы вереницы людей, у всех были подносы на головах, придерживаемые одной рукой.
— Транспортировка на башке — женское дело, — сказал Денис, щурясь. — Но не забудь — это Убудь.
— Почти все мужики, кроме самых доходящих старцев, как я понял, в заведенное время тащат рис и фрукты к скале. — Инженер перешел из морализаторского тона в исследовательский, напарнику его было в такой модификации намного легче терпеть. — Как я и подозревал, тут заметно более короткий цикл созревания злаков, чем обычно. То ли сорт особый, то ли…
— Облучение. А может, это атолл Бикини, дядя Саша? Французы рванули когда–то бомбу и сбежали и все документы запечатали, а туземная обслуга размножилась и деградировала до зародышевого состояния. А рис стал суперрисом. И плодовые деревья…
Вы видели когда–нибудь столько невиданных сортов? Глобальная территориальная мутация.
Инженер ничего не ответил. Возможно, высказанная идея ему не нравилась, но как ее опровергнуть, он не знал. А может, и нравилась. Денис же был к своей сверкнувшей мысли вполне равнодушен. Ну, сверкнула и сверкнула, сколько их мелькает за день.
Мимо них быстрым шагом протопали трое парней самого устремленного вида. По ним судя, можно было сделать вывод: к происходящему событию здесь относятся серьезно.
— Пошли, — сказал инженер.
Денис переложил кусок коры с правого бока на левый.
— Ну, понятно — культ. Все идут на горку. Так, значит, там кто–то у них есть. Жрец, бык какой–нибудь священный.
Дядя Саша быстрым шагом возбужденного натуралиста продвигался по междурядью, идеально удерживая равновесие. Денис неловко ломился за ним, то и дело проваливаясь в кротовые норы или топча побеги.
— Но они ведь не позвали нас. вдруг это интимное или, как это зовется, сакральное?
— Наверняка сакральное, поэтому мы в самое нутро не полезем, сначала окинем со стороны. Параша не зря вручила нам эти подносы — значит, прямого запрета на участие в этом мероприятии нет.
— Чтобы был запрет, нужен кто–то, кто имеет право запрещать.
— Ты прав, никого похожего на вождя я лично пока тут не видел.
— И я, дядя Саша. Даже у пчел есть какая–то царица или как там?
— Я уже думал насчет того, что мы имеем дело с неким роем, есть элементы сходства… Не исключено, что мы сейчас идем кормить матку…
Денис все время крутил головой, оглядываясь на движущихся параллельными курсами сосредоточенных аборигенов.
— Они вроде необидчивы, — в голосе господина аниматора звучала осторожная надежда, — открыты диалогу, но кто их там знает. Если зацепим божка, вдруг у них за это секир башка?
— Я, как и ты, исследовал, — сообщил товарищ инженер.
— Что?
— Насколько они необидчивы и открыты диалогу. Их мужчины.
— Сами поднимаете вопрос пола.
Товарищ инженер поморщился:
— Оставь, прошу. Так вот, среди здешних мужиков есть парочка довольно головастых и любопытных… я к тому, что они не обречены на вечную статику: хижина, поле, корова… Они способны к развитию.
— И вы готовы его направить. Только зачем? Поднять крестьянское восстание и кого–нибудь свергнуть? Кого?!
Чтобы сбить дыхание напарнику и заставить помолчать, инженер ускорил шаг, он освоился с передвижением в междурядьях, Денис же раскачивался, как движущаяся башня, теряя псевдояблоки и как бы бананы и вычурно чертыхаясь.
— А чего мы вообще потащились? Это ведь где–то и нескромно. И неделикатно к тому же. С чего это мы взяли, что мы приняты в убудцы?! Параша просто подчиняется какому–то женскому инстинкту. А если даже и приняты, то зачем нам эта радость? В качестве гостей мы и так были обеспечены всем необходимым, а за сомнительное право бегать с этими корочками на горку не навесят ли нам обязанностей? Я полоть рис и доить кротов не пойду.
— Тихо! — громко прошипел товарищ инженер.
Они подошли к забору довольно большого скотного двора, стоявшего на пригорке. Из–за ив, обнимавших его край, была отчетливо видна картина развивающегося события.
Аборигены редкими цепочками поднимались по трем тропинкам, ломаными линиями уходящим в толщу ежевичной ограды, откуда начиналась тропа, ведущая туда, где был «большой палец».
Денис неожиданно для себя высмотрел в цепочке бредущих своих «учеников», Отто и Борис шли парочкой, умело удерживая подносы над головой. Это явно был не первый их шабаш. Господину аниматору без связи с предыдущей мыслью пришло в голову, что во время своего первого визита на Олимп они с инженером, выбрав случайно своей целью «мизинец», тем самым поступили, скорее всего, наименее вызывающим образом. Не полезли в «священную рощу», или к сакральному пальцу убудьского народа. Недаром вся долина выжидающе замерла, когда они тогда карабкались по скале. И испытали облегчение, что белых богохульников не надо четвертовать. Денис поделился этой мыслью с дядей Сашей, и тот неожиданно согласился — очень может быть.
Аборигены поднимались по одной тропинке, а спускались по другой, самой крайней справа, но от какого места спускались, было не рассмотреть. Они весело, даже чуть рискованно прыгали с камешка на камешек, держа подносы под мышкой, как портфели, — прямо школьники после последнего урока.
— Подношения, — повторил под нос уже звучавшую мысль дядя Саша, — только вот кому? Когда все рассосется, сходим посмотрим.
— Был бы там, кроме идола, еще и какой–нибудь жрец, то, может, и к лучшему. Он должен знать, как отсюда выбраться.
— Ну да, ну да. — Товарищ инженер, кажется, не верил в то, что от священнослужителя может исходить польза.
— А вдруг он решит, что нас надо принести в жертву какому–нибудь местному Маниту?
— Бросаешься из крайности в крайность.
— Жизнь мне моя дорога, вот и бросаюсь.
— Если там есть какой–то жрец, он уже давно в курсе, что мы здесь, и нас, вишь, не трогают.
— И не захотел с нами познакомиться?
— Тебя это обижает? Считаешь себя важной персоной?
Ирония напарника задела Дениса, но он решил пока не реагировать.
— Небось еще время не пришло нас зажаривать. Сбежать мы все равно не можем. Пусть, думает, попасутся на воле, жирку нагуляют.
— Давно ты ничего про людоедов не трындел. Понятно же ведь — практически вегетарианцы.
— А молоко?
— Ну, молоко, — неохотно согласился дядя Саша.
— А человечина — по праздникам. После шабаша.
— Тише, — тихо сказал товарищ инженер.
По проходящей мимо загона тропинке шла группа аборигенов. Они явно были в замечательном расположении духа, как люди, совершившие что–то хорошее и полезное, и делились друг с другом переживаниями своего сакрального момента. Речь их была шершаво–шероховатая, «ш», «щ» и «ч» просто кишели в ней. Гласных было совсем мало. Сплошной фарш:
— ШчмашшбашашнчамачшаГОРАкрчашшачарашВОДАсаша.
То, что имелась в виду именно «вода» из урока дядя Саши, аборигены доказали тут же, свернув к ручью, встав пред ним на четвереньки и приступив к утолению жажды.
Денис хотел было что–то сказать по этому поводу, но его неожиданно кто–то лизнул в ухо и щеку. Маленькая коровка бесшумно подобралась к дыре в ограде и ласково шаркнула его своим дружелюбным языком.
— Вот черт!
— Нет, не черт, Денис, это «шуш».
— Так зовут корову?
— Так обозначают корову. Как кличут эту, ласковую, не знаю. Да и слово «шуш» я тебе не советую запоминать. Узнав слово «корова», мои новые друзья стали применять его.
Они по настоянию дяди Саши просидели в укрытии за ивами до самого окончания «жертвоприношения». Денис, как всегда, немного бузил. Подвергал сомнению, что они имеют дело именно с «жертвоприношением». «А вдруг это дань? Кому? А хрен его знает кому! Может, приплыл кто–нибудь, какой–нибудь чин с другого острова, вывалил ярлык, — гоните бананы! Пойдемте посмотрим прямо сейчас, а то они отплывут, а мы тут останемся». Товарищ инженер был против спешки. Нет там никаких сборщиков дани с другого острова, на корабле которых можно отвалить отсюда. Что там, мы пойдем посмотрим, когда можно будет.
Денис угрожал, что уйдет купаться, потому что надоело торчать здесь на жаре и в навозе, но конечно же не уходил. Не хотел оставлять напарника один на один с местной тайной. Он не столько боялся за него, сколько опасался, что напарник получит неизвестное преимущество от этой встречи.
— Пора, — наконец–то сказал дядя Саша. — Пошли, только не пригибайся, а то, если увидят, подумают, что мы скрываемся. Возьми поднос.
— Но мы же и правда скрываемся.
— Если забрел на чужой огород, ходи с уверенным видом. Не наклоняйся завязывать шнурки в огороде соседа.
— Мудро.
— Это не моя мудрость, а китайская.
Понимая, что отказываться от случайной похвалы в адрес китайского ума неловко, Денис просто стал ныть:
— А на кой нам подносы, мы же не хотим показать, что верим в того, кто там, наверно, сидит.
— Нет веры, продемонстрируй хотя бы уважение. Хуже не будет.
Подъем дался нелегко. Тропинкой маршрут к пальцу можно было назвать только издалека. А так это был скорее путь змея на скале, правда, обозначенный следами раздавленных плодов. У местных был, безусловно, навык передвижения по каменному телу, но и они изрядно сорили плодами. У гостей навыка не было, особенно у господина аниматора, и он растерял больше половины того, что вручила ему Параша.
Огляделись, не наблюдает ли кто за ними. Ни на полях, ни у скотных дворов и птичников никого не было видно. Народ вкушал праздничный обед.
Дальнейшая тропка огибала в нижней части огромный каменный выступ и кралась, заворачивая вправо и беря вверх, и нельзя было сказать, сколько шагов еще придется сделать. Справа провал, занятый ежевикой, оступиться туда — это тебе не в подмосковную крапиву шагнуть.
Дядя Саша прислушался, и Денис к нему присоединился, тем более что можно было переждать потоки пота, заливавшие лицо.