Они ненавидят нас. Они чувствуют нашу цельность, их методы управления, выработанные за годы помыкания низшими членами Системы, в отношении нас постоянно дают сбои. Потому что эти методы построены на запугивании или на обещании подачки. Но трудно командовать тем, кто не боится смерти, самого главного пугала. Еще труднее помыкать, если человек не ждет подачек, а просто приходит и берет заслуженное.
Но Разум учиться. Он постоянно пытается объездить Дух, направить его энергию, для решения своих проблем. Не скажу, что это у него не выходит совсем, но и получается не шибко. Да, многие Сильные поддались соблазну, соблазну стать Великим. Получить блага, что дает Система своим Высшим. Да только, вот фокус, такие почти сразу теряли одно из главных качеств Сильного — умение действовать безупречно, умение чувствовать Рисунок. Не важно, как это называется. Интуиция, наитие, предчувствие, главное, что Сильный, который уже умеет в нужный момент обуздать Разум, начинает действовать не всегда правильно и логично, с точки зрения окружающих, но потом оказывается, что единственно верно и максимально эффективно. Безупречно.
Мы не такие. И не пытайся стать своим среди овец. Ты волк, одиночка, одинаково опасный и для отары и для ее поводырей. И еще ты пример, образец.
И все зависит от тебя, какой это будет пример. Или пример того, что не надо идти против Системы (то есть устрашение сомневающихся). Или того, как живется вне ее искусственных ограничений, того, что происходит, если не опускаешь руки, пример Силы Духа.
И поверь, Система боится нас, поэтому так ненавидит. Ненавидит за то, что мы знаем, что ее кажущаяся незыблемость, несокрушимость, при взгляде со стороны, как карточный домик. Ведь мы знаем главное:
Устойчивость всей Системы и благополучие ее Высших, зависит лишь от того, насколько прочен самый ее низ…
Леший, Лидер группы «Грань».
* * *
— И все–таки, я не со всем согласен, — сказал я, наклоняясь за очередной веткой.
Очередной Поиск, завел нас в район города Реж. Три часа даже не на электричке, а в вагоне, где сидения были расположены, как в самолете. Я и не знал, что у нас сохранились такие ветки железки, которые еще не электрифицированы. Поезд, который привез нас на перрон небольшого вокзала, тянул тепловоз.
Когда мы вылезли из душного вагона, нас встретил высокий, мощный парень с длинными волосами, убранными в хвост. Он тепло поздоровался с ребятами и мной, тем самым, нашим, оригинальным рукопожатием, а потом, кивнув в мою сторону, спросил у Лешего:
— Смена?
Тот покосился на меня и ответил:
— Есть надежда, что да.
До леса мы, в отличие от предыдущих выходов, доехали с комфортом. Оказалось, что этот странный парень приехал на сером микроавтобусе, который, судя по надписям на дверях, назывался «Соболь». Этакий укороченный вариант вездесущих «ГАЗелей».
Я не задавал вопросов по поводу нашего спутника остальным. Во–первых, еще будет время (мы выехали на целую неделю), а во–вторых, я уже и сам почувствовал, что парень этот необычный.
Взгляд у него был узнаваемо цепкий. Такой же был у, например, Олега или Игоря. Вообще, я его замечал у многих аномальщиков (мы иногда встречались с другими группами и в Поиске, и просто в городе). Видимо, обязывала специфика рода деятельности.
И еще, я ощутил в его присутствии беспокойство. Нет, не тревогу, а смутное ощущение, что рядом находиться что–то, так скажем, не очень понятное. Следуя советам Лешего, я принялся наблюдать за нашим добровольным водителем.
Еще по вынесенной из профессии привычке, я для начала изучил его одежду. Джинсы, темные, почти черные. Когда–то. а теперь изрядно потертые. Темно–синяя футболка. Кожаная безрукавка. На ногах, как я заметил еще на перроне, берцы. Ну, это понятно, данный вид обуви почти культовый среди аномальщиков и прочих любителей пошариться по лесам.
Безрукавка, кожаная, в такую жару (а стояла середина июля), говорила о том, что этот человек, скорее всего, имеет некоторый комплекс по поводу своего телосложения (а он и действительно, был далеко не худенький, правда и не квашня). В пользу этого говорила и футболка навыпуск.
Руки у него, далеко не изящные. Умеренно волосатые, они имели неплохо развитые мышцы, толстые запястья. Кисти большие, крепкие, ладони мозолистые. Развитый плечевой пояс, да и толщина рук, которая достигалась совсем не отложениями жиров, все это, говорило о том, что парень часто занимается физическим трудом.
Машину он вел уверенно, но без излишней напористости, даже несколько лениво. Мне показалось, что он наслаждается самим фактом того, что едет.
Леший, кстати, сел на переднее сидение, и у них с этим парнем шел какой–то разговор, за шумом движка и ветра врывающегося в открытое окно, совершенно неразличимый.
Поставив нас, как выразился Алексей (так его звали), на точку, и, пообещав забрать через неделю на этом же месте, он поехал обратно, не остался. И после того, как серый микроавтобус скрылся за поворотом лесной дороги, я понял, что меня напрягло, при общении с этим человеком. При разговоре, он почти не применял жесты, да и мимику использовал не особо. Странная привычка, интересно, он с детства ее имеет или приобрел? Скорее всего, приобрел, все–таки некие обрубки жестов были заметны, но где и как он это сделал? Что же он пережил, раз вынужден был научиться, так держать себя в руках? К тому же, я не заметил, что его это заставляет напрягаться. То есть, он не контролировал постоянно эти рефлекторные движения. Это ограничение на проявление эмоций, значит, вбито уже на уровень подсознания.
С этими размышлениями я и шел, глядя на ноги впереди идущего Холода. К вечеру мы пришли на место, которое Леший указал, как стоянку. Все занялись обустройством лагеря, а меня Леший взял с собой, набрать дров на ночь. И вот, пока мы набирали необходимый запас горючего, Леший и высказал свою теорию насчет Системы и нас. Ну а меня посетили сомнения, насчет его утверждений.
— С чем не согласен? — поинтересовался Леший.
— По твоему выходит, Система вредна, — пояснил я. — Но беспорядок тоже далеко не благо.
— А я и не говорил, что нужна анархия, — отозвался Леший. — Я говорил, что вредна нынешняя Система, так как она построена на принципах пирамиды, на принципе даже не подчинения, а почти что преклонения.
— Но если ее не будет, наступит хаос, другой–то нет, — возразил я.
— Есть, — не согласился Леший. — И всегда была. Но она не дает того, что нужно большинству. А именно Власти. Ну и удовлетворения «Хочу» тоже, как производную.
— Но ведь не все понимают, что нужно делать, — я положил еще одну палку в охапку. — Не все хотят работать, учиться. Кто–то вообще ничего не хочет. Только жрать и спать. Ну, еще и бабу иногда. Как их заставить трудиться?
— Вот это и есть основной принцип построения Системы. Насилие, принуждение, навязывание своего мнения. Это же ее основной недостаток. Она заставляет человека подчиняться своим законам, которые при этом не сильно указ ее собственным Высшим. Нет ничего удивительного в том, что нижестоящие члены Системы время от времени взбрыкивают, и нарушают их. Для ровной, устойчивой работы такой Системы необходимо, чтоб в нее входили одни роботы. Загрузил необходимую программу и все, нет вопросов.
Мы нагрузились и тронулись в обратный путь к лагерю.
— Как тогда сделать, чтоб человек не нарушал законов? — спросил я.
— Не делать их. Каждый должен сам выработать необходимые для себя законы, только тогда он их примет. И это будут уже не законы, а принципы существования человека, его жизненное кредо.
Леший поудобнее перехватил охапку.
— Но это же невозможно, — сказал я. — Каждый же хочет разного.
— Для этого нужно, чтобы все понимали, что есть некоторые, так скажем базовые принципы существования, нарушение которых ведет к сильному ухудшению своей жизни. Например, ограбил ты кого–то, и вскоре тоже лишишься чего–то очень важного для себя, причем в гораздо большем объеме. Воздаяние, помнишь?
— Но это тот же закон, — ответил я.
— Да, — мы пришли в лагерь, и Леший бросил вязанку у костра. — Но только он соблюдается всегда, причем не важно, сколько у тебя денег и Власти. И нет судей, с которыми можно договориться. Он есть, и с этим ничего нельзя сделать. Остается только его принять.
— По–моему, это тоже самое принуждение, — бросил я свою вязанку следом.
— Принуждение, это когда тебе стремятся не оставить выбора в действиях, — сказал Леший. — А здесь ты волен в своих поступках.
Вечером, после ужина, я снова подсел к Лешему. Мучимый раздумьями на тему, которую он мне подкинул, я сказал:
— Знаешь, я вот все думаю, — начал я. — Ну, вот, допустим, иду я по улице, и ко мне подваливает гопник. Зная закон Воздаяния, я по логике вещей, должен отдать все, что он хочет. Ведь он потом потеряет больше, нет?
— Ну, если не можешь отстоять свое добро, или боишься это делать, то да, — ответил Леший.
У меня от такого ответа чуть мозг не задымил:
— Блин! Как тогда это сочетать с законом, который у каждого в башке должен быть?!
— Если ты знаешь, что в данном месте может быть такой человек, который может тебя ограбить, зачем ты по туда идешь? — спросил Леший.
Я оторопело воззрился на него.
— Ну, например, другого выхода не было, — попытался возразить я.
— Тогда, какого черта ты прешься туда один? — Леший вытащил сигарету и, чиркнув зажигалкой, прикурил.
— Друзей нет, например, — сказал я.
— Тогда надо было дубину взять побольше, — Леший, прикурив сигарету, выпустил дым, сложив губы трубочкой.
— Ну, а если все получилось так, что ты ничего сделать грабителю не в состоянии, — упорствовал я.
— Значит, Воздаяние постигло, как раз тебя, — невозмутимо ответил Леший, вновь пыхнув огоньком сигареты и уткнув в меня палец, сказал. — Например, за излишнюю самоуверенность.
— Блин, я пас, — признался я. — У меня сейчас крышу сорвет.
— Вот об этом я говорю. Кто захочет делать гадость ближнему, если будет точно знать, что ему потом будет гораздо хуже? — усмехнулся Леший. — Как ты не поймешь, Система построена лишь для того, чтобы удовлетворить желания тех, кто находиться на ее верху. А желания Низших выполняются тогда, когда надо заставить их что–то сделать. А в остальное время их заставляют подчиняться желаниям Высших. И другого порядка Система не позволит.
Леший посмотрел на меня и продолжил:
— Вот твой случай с грабителем. У Сильных просто возникнет острое нежелание идти в то место, где ему может быть плохо. И очень трудно заставить их это сделать. Но даже если он туда и пойдет, даже если один, то что–нибудь найдет, чем можно отбиться. Скажи, как грабить, если жертва тупо не идет в то место, где ты ее поджидаешь? А если и придет, то, либо в компании, либо вооруженный. Будешь ли ты вообще заниматься грабежами, если почти всегда будет такой расклад, а?
— Интересное утверждение, — пробормотал я. — Оригинальное по крайней мере. Только, не у всех же развита интуиция.
— Правильно, Система гасит любое проявление Духа, я же говорил, — сказал Леший. — И не просто гасит, а выдает за отклонение от нормы, за дефект. Это же ее смерть. Представь, что каждый более–менее владеет интуицией. То есть, может найти худо бедно, но самое близкое к правильному, решение любой проблемы. То есть многие начнут доверять своему Духу.
— И что из этого? — я совсем уже не понимал, куда ведет Леший. — Что, все начнут соблюдать законы?
— А что такое законы? — опять усмехнулся Леший. — Это правила, как вести себя, чтоб не создавать проблемы остальным, чтоб они не создали проблемы тебе. Система же, многие из в принципе правильных законов, подточила под себя, точнее под своих Высших. А теперь представь, что никто не нарушает законов…
— Утопия! — перебил я его.
— Да? — хитро посмотрел на меня Леший. — А почему ты так решил?
— Ну, есть же те, кто не хочет их соблюдать, — уже не так рьяно возразил я. — Такие всегда будут.
— А кто тебе это сказал? — сощурился Леший.
— Как кто…, — я уже совсем запутался. — Родители, учителя. Да я и сам немало видел!
— То есть, ты безоговорочно доверяешь тем, кто сам является частью Системы, принимая их мнение, всего лишь мнение отдельных людей, как аксиому? А чем их слова по весу отличаются от моих? Тем, что я говорю один, а они толпой?
— Э-э…
— Нет. Не так все обстоит, — Леший видимо сел на одного из своих любимых коньков. — Это ложь, одна из многих, на которых построена Система. Я же сказал, что Система намеренно давит в людях интуицию, потому что если ее развивать, то никто, НИКТО, не будет делать плохое другому, потому как будет чувствовать, что после этого очень плохо будет уже ему. А те, кто не захочет развивать в себе это чувство, очень быстро тупо вымрут, так как другие их начнут просто избегать. Как прожить человеку, который ничего, кроме как грабить не умеет? И у него это не получается? А если нет таких, которые подобны таким людям, то не нужен и механизм принуждения и наказания, то есть Система лишиться своего главного инструмента, людей, которые могут применить насилие к несогласным. И это на фоне того, что многие Высшие и есть, по сути, эти самые грабители.
И как контрольный выстрел, из людской среды автоматически начнут выделяться те, кто умеет управлять остальными, и которым подчиняются на добровольной основе. И эти люди, Лидеры, могут действовать максимально эффективно. То есть, Безупречно. И становиться не нужно последнее оправдание существования Системы — аппарат управления массами. Они просто останутся не у дел, соперничать с успехом Лидеров и их Команд, у них шансов нет.
Леший перевел дух и посмотрел на меня. И видимо, у меня был такой вид, что он решил оставить меня в покое.
— Ладно, — хлопнул он меня по колену и встал.
— Но и я не мессия, — сказал Леший, когда встал, глянув сверху вниз. — И я могу ошибаться, как и все. Вот так…
* * *
Проснулся я от того, что меня замучила жажда. Во рту было противно сухо, как с большого перепоя. Только что не было, для большей схожести, противного вкуса. Облизав шершавым языком губы, я буквально выпал из палатки. Зашарил глазами в поисках своего рюкзака, который должен был быть где–то рядом.
С трудом сдерживаясь, чтоб попросту не порвать к чертям замок, я расстегнул его, и рука быстрее молнии метнулась внутрь.
Блаженная влага смочила горло. Я буквально кайфовал, такое удовольствие нечасто приходилось испытывать. Пузырьки минералки приятно скользили по языку, прохлада жидкости растекалась по всему телу. Нега!
Напившись, я огляделся. У костра сидел Холод и, дожигая запасенные вчера дрова, кипятил над огнем воду, в закопченном, некогда зеленом чайнике, повесив его на палку. Рядом с ним, на пне стоял котелок, из которого шел пар. Тут, будто только что включилось обоняние, я ощутил дивный запах гречневой каши. С тушенкой. В желудке тут же призывно заурчало.
Из–за деревьев вышли Сокол с Бурым, по пояс голые и с мокрыми волосами. И очень довольные. Странное дело, но их, казалось, совсем не волновал вопрос наличия довольно большого количества кровососущих тварей, которые вылетели на завтрак. Меня лично, это бесило до чрезвычайности. Я, пока они шли к нам, просто задолбался шлепать себя по телу. Не выдержав, я метнулся внутрь палатки и одел штормовку, и даже капюшон на голову нацепил.
Между тем рядом сидел тот же Холод и был он тоже полураздет, в смысле в одних штанах.
— Не желаешь сходить умыться? — спросил он меня, когда я вернулся одетый.
— Что–то не очень, — хмуро ответил я, пряча лицо от этих маленьких вампиров.
— Смотри, — сказал Холод, подымаясь. — Потом может и негде будет сполоснуться.
— Разберемся, — буркнул я и тут до меня дошел смысл сказанного.
Я открыл рот, чтобы спросить, но оказалось, что сижу уже один. Холод залез зачем–то в палатку, а Бурый с Соколом вновь пошли в том — же направлении, откуда явились, держа в руках по несколько пластиковых бутылок.