Всю ночь затем он стонал, бредил, а наутро вставал совершенно разбитый, опустошенный. Потом снова куда-то исчезал, и снова я его не видела несколько дней подряд. Если бы несколько старых знакомых мужа по издательству не приносили мне изредка деньги, мы с сыном умерли бы от голода…
Я забылась в тяжелом полусне, а когда открыла глаза, сквозь щели в ставни пробивались первые лучи солнца. Я встала, привела себя в порядок, привязала мальчика за спину и вышла на улицу. Я чувствовала, что больше не могу оставаться дома.
Без определенной цели направилась я в сторону вокзала. В лавке перед вокзалом я купила мальчику еды. И тут, как бы очнувшись, я села на трамвай в направлении Китидзёдзи. Взявшись за ручку, я случайно бросила взгляд на потолок вагона, — там висело рекламное объявление, — и заметила фамилию мужа. Это было объявление журнала, в котором муж опубликовал большую статью под названием «Франсуа Вийон». Я смотрела на название статьи, на фамилию мужа, и вдруг горячие слезы стали застилать мне глаза. Объявление стало мутнеть, расплываться, а потом исчезло совсем.
Я сошла у Китидзёдзи побродить по парку Иногасира. Около пруда уже совсем не осталось криптомерий, их вырубили, словно здесь собирались что-то строить. Знакомое место показалось мне каким-то пустым и голым.
Сняв ребенка со спины, я присела на ветхую скамейку у пруда и дала сыну немного батата.
— Посмотри, какой красивый пруд, — сказала я сыну. — Только раньше здесь было много-много золотых рыбок, а теперь их нет.
Он ничего не ответил, не спросил. Не знаю, о чем он размышлял в этот момент. Набив рот бататом, он вдруг как-то странно засмеялся. Вот ведь — родной сын, а тогда он показался мне совершенным идиотом.
Однако, сколько тут ни сиди, делу не поможешь. Я снова посадила его на спину и медленно побрела на станцию, разглядывая по дороге оживленную улицу с многочисленными лавками. Так ничего и не придумав, я взяла билет до Накано, а потом пошла по той улице, где должен был находиться ресторанчик моих вчерашних знакомых.
Вход в ресторанчик был закрыт, я обошла дом кругом и зашла через заднюю дверь. Хозяина не было. В зале была одна хозяйка. Встретившись с ней глазами, я совершенно неожиданно для себя начала врать:
— Послушайте! Мне кажется, я смогу вам полностью вернуть ваши деньги. Если не сегодня вечером, то завтра — обязательно. Так что не волнуйтесь.
— Что вы говорите?! Это было бы замечательно! Большое спасибо! — радостно воскликнула женщина, но я заметила, что на ее лице все же осталась тень недоверия.
— Это правда, поверьте. Деньги вам принесет один человек, а до его прихода я останусь у вас как заложница. Теперь верите? А пока я буду помогать вам.
Сняв ребенка со спины, я усадила его в жилой комнате на татами, а сама принялась за работу. Мальчик привык бывать один, поэтому нисколько не мешал мне. Он был еще такой глупенький, что не отличал даже своих от чужих, — радостно смеялся и хозяйку принимал за меня. Когда я, получив по карточкам продукты, вернулась в ресторан, он играл пустой консервной банкой от американской тушонки.
Около полудня с рыбой и овощами вернулся хозяин. Ему я сказала то же, что сказала его жене. Выслушав меня, он нравоучительным тоном заметил:
— Знаете ли, госпожа, деньги — это такая штука, что пока не будешь держать их в собственных руках, до тех пор сомнения тебя не покинут.
— Нет, я говорю вам правду! Прошу вас, обождите до завтра. А пока я буду помогать вам.
— Хорошо бы вернуть эти деньги, — сказал он, будто рассуждая сам с собой. — А то ведь через несколько дней кончается год…
— Вот почему я… О, гости!. Здравствуйте! — Я улыбнулась вошедшим посетителям. Это были, вероятно, рабочие. — Дайте мне, пожалуйста, передник, — тихо сказала я хозяйке.
— Ого! Какую красавицу наняли! — воскликнул один из посетителей.
— Ну, вы не очень-то! — нарочито серьезно ответствовал хозяин. — Она больших денег стоит.
— Выходит, племенной рысак в миллион долларов? — цинично заметил другой посетитель.
— Не горюй: говорят, если рысак — кобыла, он идет в полцены, — в тон ему бросила я, разливая по чашкам сакэ.
— Ну зачем же! Я слышал, у нас скоро будет полное равенство для всех, даже для лошадей и собак, — вмешался в разговор самый молодой из посетителей. — А я, знаете, сразу в вас влюбился, с первого взгляда. А это кто? У тебя уже есть ребенок?
— Это не ее, — ответила хозяйка, входя в зал с мальчиком на руках. — Мы взяли его у родственников. Теперь и у нас есть наследник.
— А значит, и деньги водятся.
— Как бы не так! Одни долги, — проворчал хозяин и, сразу изменив тон, любезно сказал: — Что вам подать? Хотите ёсэнабэ?
Был, сколько мне помнится, канун рождества, поэтому посетители шли один за другим. Во рту у меня с утра не было ни крошки, но безрадостные мысли совсем отбили аппетит. Даже когда хозяйка любезно предлагала мне перекусить, я отвечала:
— Спасибо, я сыта, — и продолжала обходить столики.
Быть может, это нескромно, но мне казалось, что это из-за меня в ресторане в тот день царило такое оживление, тем более что многие со мной заигрывали, спрашивали имя, назначали свидания.
«Однако чем это все кончится? — думала я. — Надежды никакой». Улыбаясь, я смело отвечала на грубые шутки посетителей, грубо шутила сама, кокетничала, разливая сакэ. А на душе у меня скребли кошки, мне хотелось, чтобы тело мое стало бесплотным, растворилось в воздухе.
И все же на свете иногда случаются чудеса.
Это было примерно в десятом часу. В ресторан вошел мужчина в маскарадной рождественской треуголке из бумаги и в черной, как у Арсэна Люпэна[2], полумаске. С ним была худощавая интересная дама лет тридцати пяти. Мужчина сел в углу зала спиной ко мне. Однако я сразу узнала его, едва он показался в дверях; это был мой муж — вор!
Очевидно, он не заметил меня, а я, притворяясь, что тоже не знаю его, флиртовала с посетителями. Через минуту дама, сидевшая с мужем, окликнула меня:
— Подойдите к нам!
— Слушаю! — отозвалась я и подошла к их столику. — Добрый вечер! Вам сакэ?
Метнув на меня быстрый взгляд из-под полумаски, муж явно удивился, я легонько похлопала его по плечу и заговорила шутливо:
— Поздравляю с рождеством! Или как это говорят в таких случаях? Мне кажется, вы в состоянии выпить еще немало.
Дама не поддержала шутки и со строгим лицом проговорила:
— Послушай, милая! Будь добра, позови сюда хозяина, нам нужно поговорить с ним.
Я пошла на кухню к хозяину, который в это время что-то жарил на плите.
— Отани-сан пришел! Идите к нему, но обо мне ничего не говорите. Мне не хочется ставить Отани в неловкое положение.
— Пришел все-таки!
До сих пор хозяин не совсем верил мне, но теперь он, очевидно, решил, что Отани пришел сюда моими стараниями.
— Так вы обо мне ничего не говорите, — еще раз попросила я.
— Ну что ж, это нетрудно, — согласился хозяин.
Войдя в зал, он направился прямо к столику мужа.
Обменявшись несколькими словами, все трое вышли из ресторана.
«Теперь все в порядке!» Мне почему-то хотелось верить, что все кончится благополучно. От радости я крепко схватила за руку молоденького парнишку лет двадцати, одетого в темно-синее узорчатое кимоно, и сказала:
— Давайте выпьем! Сегодня же рождество!
* * *
Через каких-нибудь полчаса, а может быть, и раньше, хозяин вернулся. Он подошел ко мне и сказал с довольной улыбкой:
— Спасибо вам. Я получил свои деньги.
— Правда? Слава богу! Все?
Он как-то криво улыбнулся:
— Нет, только вчерашние.
— Сколько же всего за ним?
— Двадцать тысяч.
— И это все?
— Да, я сделал большую скидку.
— Хорошо. Эти верну я. Только разрешите мне поработать у вас. Я заработаю и верну вам все.
— Вот это здорово! Да вы прямо-таки волшебница!
Мы оба расхохотались.
Около одиннадцати часов я покинула ресторан, и мы с сыном вернулись домой. Мужа, как всегда, еще не было, но я была спокойна. Завтра я опять пойду в ресторан и, может быть, снова его увижу. Я удивлялась, как мне это до сих пор не приходило в голову. Когда-то в отцовском кафе в Асакуса я неплохо обслуживала посетителей; почему бы мне не испробовать свои способности еще раз? Ведь за один только сегодняшний вечер я заработала пятьсот иен чаевых!
Из рассказа хозяина я узнала, что вчера ночью мой муж отправился ночевать к кому-то из своих знакомых, а сегодня с самого раннего утра зашел в бар в Кёбаси, который содержит та самая женщина, что была с ним. Там он пил виски и без счета сорил деньгами, раздаривая их девушкам из бара в виде рождественских подарков. Около полудня вызвал такси и уехал куда-то, но вскоре вернулся, неся с собой треуголку, маску, праздничный торт и даже целую индюшку; потом пригласил знакомых и закатил грандиозный пир. Хозяйка бара полюбопытствовала, откуда у него такие деньги, — ведь она знала, что у него никогда их нет. Тогда муж чистосердечно признался ей во всем.
Это женщину не устраивало, а вдруг дело дойдет до полиции! А Отани — ее близкий знакомый, это скомпрометирует и ее. Она настойчиво советовала ему вернуть деньги, а потом велела проводить ее в Накано и сама отдала деньги хозяевам ресторана. Закончив рассказ, хозяин сказал:
— В общем, я знал, что так оно и случится. Но вы-то как ловко все устроили. Небось попросили его друзей повлиять на него?
Хозяин думал, что я и впрямь явилась в ресторан нарочно, чтобы дождаться мужа. Но я не стала разуверять его и сказала:
— Ну конечно…
Жизнь моя изменилась — она стала радостнее, светлее. На другой день я зашла в парикмахерскую, сделала прическу, купила духи, пудру и помаду. Я привела в порядок кимоно, а хозяйка подарила мне две пары белых носков. Казалось, все пошло на лад.
Утром, позавтракав, я сажала ребенка на спину, брала с собой коробку с завтраком и отправлялась на работу.
Наступили горячие дни — канун Нового года. Посетители прозвали меня Саттян — маленькая счастливица, и эта Саттян целый день как угорелая носилась то туда, то сюда, так что к вечеру у нее голова шла кругом. Не проходило двух, самое большее трех дней, чтобы в ресторане не появился муж. Он пил, а я расплачивалась. Иногда он не показывался несколько дней, а иногда заглядывал поздно вечером и тихо спрашивал:
— Поедем домой?
Я с радостью соглашалась и спешила вместе с ним.
— Ты знаешь, — говорила я ему по дороге, — я теперь очень счастлива! И почему я не догадалась поступить так с самого начала?
— Женщины не знают, что такое счастье и несчастье.
— Ты думаешь? Впрочем, наверно, ты прав. А мужчины?
— У мужчин бывает только несчастье. Они всегда борются со страхом.
— Я тебя не понимаю, но все равно мне хорошо. И какие чудесные люди хозяева ресторана!
— Дураки! Деревенщина! И жадные, как шакалы. Сперва споили меня, а теперь еще хотят на мне заработать!
— В этом нет ничего странного! Ведь они торговцы! К тому же ты, кажется, с его женой был близок?..
— Это было давно. А что, он разве знает?
— Наверное, знает. Как-то он сказал: «И любовницу здесь завел, и долги наделал…»
— Знаешь, может, тебе и нелегко услышать, но мне иногда так хочется умереть! С детства думаю об этом. Да и для других было бы лучше. Правда? Но я вот никак не могу на это решиться. Будто какая-то страшная сила удерживает меня.
— Твоя работа!
— Работа — чепуха! Ты думаешь, что существуют какие-либо великие или бездарные творения? Глупости. Тебе нравится — значит, хорошо, нет — значит, плохо. Как, например, воздух, который вдыхают и выдыхают наши легкие. А самое страшное, что где-то на этом свете есть бог. По-твоему, есть бог?
— Что?
— Есть ли бог?
— Не знаю.
— Не знаешь?
Прошло несколько дней, и мне стало казаться, что все, кто приходят к нам в ресторан, — это одни жулики. «Боже! — подумала я, — ведь мой муж по сравнению с ними почти святой. Да что посетители! Все, кого я вижу кругом, стараются скрыть от чужих глаз какие-то свои ужасные преступления».
Однажды к нам зашла, с черного хода, конечно, хорошо одетая дама лет пятидесяти. Она, не стесняясь, предложила нам сакэ по триста иен за сё. Хозяйка купила, потому что запрошенная цена была намного ниже рыночной. Но вместо сакэ эта дама продала воду. «Может быть, на свете и невозможно жить честно, — подумала я. — Такая на вид благородная дама, а идет на подобную низость! А может быть, мораль этого мира вообще сводится к карточной игре, где проигрышная карта вдруг неожиданно выигрывает?»
О господи, если ты существуешь, явись мне!
В последних числах января один посетитель нанес мне тяжелую обиду.
В тот вечер шел дождь. Мой муж не появлялся. Зато к нам зашел его старый товарищ по издательству Ядзима-сан, который и прежде изредка навещал меня и приносил мне деньги. Его сопровождал незнакомый мужчина лет сорока. Заказан сакэ, они начали громко спорить, хорошо или плохо, что жена Отани-сана пошла работать в ресторан. Я, смеясь, спросила:
— А где именно она работает?
— Не знаю, но она значительно изысканнее и интереснее вас, «маленькая счастливица», — ответил мне Ядзима-сан.
Тогда, в свою очередь, пошутила я:
— Вот как! Тогда я ревную! Интересно было бы провести хоть один вечер с ее мужем! Я люблю таких хитрецов.
— Нет! Вы послушайте только, что она говорит! — Ядзима-сан повернулся к собеседнику и состроил смешную гримасу.
К этому времени многие журналисты, которые приходили к нам с моим мужем, знали, что я — жена поэта Отани. Некоторые даже специально забегали в ресторан посмотреть на меня. Впрочем, все это только шло на пользу дела, и хозяин был доволен.
В тот вечер Ядзима-сан, кажется, заключил удачную сделку на покупку бумаги с черного рынка и ушел в одиннадцатом часу. Дождь все еще шел. Я уже не надеялась, что увижу мужа, и начала собираться домой. Разбудив ребенка, я тихонько привязала его к себе за спину и сказала хозяйке:
— Разрешите, я возьму ваш зонтик?
— Вам нужен зонтик, возьмите, пожалуйста, мой. Я провожу вас, — с серьезным видом предложил мне, поднимаясь из-за стола, один посетитель. Это был парень лет двадцати пяти, худощавый, небольшого роста, похожий на заводского рабочего. Я его видела впервые.
— Не беспокойтесь. Я привыкла ходить одна.
— Нет, я знаю, вы живете далеко. Я тоже живу в том районе и провожу вас. Хозяйка, получите с меня!
Он выпил только три чашечки сакэ и не казался мне пьяным.
Мы сели в трамвай. Когда мы вышли в Коганэи, дождь еще шел. Тесно прижавшись друг к другу под зонтиком, мы пошли по совершенно темной улице.
— Вы знаете, я поклонник вашего мужа, я сам немного сочиняю, — заговорил наконец мой провожатый. — Мне бы очень хотелось когда-нибудь встретиться с Огани-саном. Но я почему-то его побаиваюсь.
Мы подошли к моему дому.
— Большое вам спасибо. До следующей встречи!
— До свиданья! — Молодой человек повернулся и ушел.
Вскоре меня разбудил громкий звук раздвигаемой двери в передней. «Наверное, вернулся муж», — подумала я и решила не вставать. И вдруг послышался незнакомый мужской голос:
— Можно войти?
Я поднялась, зажгла свет и вышла в переднюю. В дверях стоял мой провожатый. Он трясся от холода и еле держался на ногах.
— Простите меня! Я еще хлебнул в ларьке на улице. Откровенно говоря, я живу не здесь, а в Татикава, а трамваи уже не ходят. Разрешите мне переночевать у вас. Мне не надо ни одеяла, ни матраца. Мне достаточно ступеньки в передней. Разрешите, до первого утреннего трамвая. Если б не дождь, я поспал бы где-нибудь под карнизом, но в такую погоду это невозможно. Я очень вас прошу!
— Это неудобно, мужа нет дома. Но если вас устраивает ступенька, оставайтесь, пожалуйста, — согласилась я и вынесла ему две старых подушки.
— Извините, я совсем пьян, — с трудом ворочая языком, проговорил мой гость и тут же повалился на пол. Когда я снова вернулась к себе, из передней уже доносился громкий храп.
А на рассвете он неожиданно овладел мной…
Утром я отправилась на работу. В ресторане сидел мой муж. Он читал газету, перед ним стоял стакан вина. Грани стакана сверкали на утреннем солнце.
— Ты здесь один?
— Да. Хозяин ушел за покупками, а хозяйка только что вышла во двор. Ты с ней не встретилась?