— Птица несмышленая и та летает. А человеку голова от бога дадена — все превзойти. И не может того быть, чтобы человек летать не научился, — сказал Темка.
— В школу тебе надо, Темка, — вздохнул Рогов.
— А вот с большевиками покончат, в город уйду, учиться стану.
— Чем же тебе большевики мешают? — спросил Рогов.
— Они против христьян, — у кого крест на шее, того сразу к стенке.
Рогов с грустью поглядел на Темку.
— А знаешь, Темка, люди давно уже научились летать.
Темка недоверчиво усмехнулся.
— Сказывали, да не верится. Крылья научились делать, что ли?
— Нет. Аппарат такой изобрели. Аэроплан называется.
Рогов взял палочку и нарисовал на земле аэроплан. Темка с интересом разглядывал рисунок.
— А все-таки с крыльями. Как же он летает? Крыльями машет?
— Нет, его пропеллер тянет, вот этот. — Рогов показал на рисунок. — Пропеллер вертится, а аэроплан и летает.
— От чего вертится?
— От мотора.
— На керосине, значит, летает, — понимающе кивнул Темка и задумчиво сказал: — Поглядеть бы…
Отсюда сверху был хорошо виден загон, где Суббота держал лошадей…
Рогов встал и, потрепав Темку по плечу, стал спускаться по крутой тропинке вниз к загону.
Зимин сидел на траве и глядел, как Тася объезжает молоденькую вороную кобылу.
— Послушайте, Зимин, мне надо поговорить с вами. О Тасе. — Сказал он.
— О Тасе? — переспросил Зимин.
В это время Тася проскакала мимо и улыбнулась им.
— Я слушаю вас, Рогов.
— Тася должна вернуться домой, — решительно заявил Рогов.
— Она сказала вам, что хочет вернуться в Петроград? — спросил Зимин, глядя на Тасю.
— Нет. Она не говорила этого. Но меня беспокоит ее судьба.
— Меня тоже, — сказал Зимин. — Тася перенесла тяжелую болезнь. И эти годы, проведенные здесь… Ей нужен покой, которого нет и не может быть в этой стране.
Рогов пристально поглядел на Зимина.
— Скажите, Зимин. Вы представляете, что сейчас происходит в России?
— Вполне, — засмеялся Зимин.
— И вы, интеллигент, способны оставить Россию, когда ей больше всего нужны толковые, знающие люди, когда народ впервые за сотни лет проснулся для созидательной жизни.
— Народ… народ… — поморщился Зимин. — А вы хорошо знаете, для чего именно он проснулся? И потом… я не интеллигент, я офицер.
Мимо проскакала Тася. Она с некоторой тревогой поглядела в их сторону.
— Кто вы такой, Зимин? — спросил Рогов.
— Человек, — пожал плечами Зимин. — Видите ли, Рогов, от присяги царю-батюшке меня освободила революция. А новым властям я не присягал. И принадлежу только самому себе. Я свободный человек.
— Вы хотите остаться в стороне? — спросил Рогов.
— Принять чью-либо сторону — значит убивать. Не хочу участвовать в этой свалке.
— И все-таки есть Россия!..
— Россия… Для меня это слово не имеет смысла. С некоторых пор…
— А для Таси? — спросил Рогов. — Сейчас она ни о чем не думает, полностью доверилась вам — она любит вас. Но наступит минута, и она поймет, что Россия… Родина не просто слова. Кто знает, может быть, и для вас придет эта минута.
— Может быть… — небрежно бросил Зимин.
— Уходите. Но Тасю оставьте. Вы не имеете права брать ее с собой.
— Вы!.. Вы! — вспылил вдруг Зимин.
Возле них остановилась Тася. Она спрыгнула с лошади и с тревогой поглядывала на обоих.
— Вы ссоритесь?
Зимин не ответил. Он резко повернулся и быстро пошел в сторону поселка.
Суббота сидел на крылечке и чинил детскую лошадку. Прищурившись, он взглянул на подошедшего к нему Зимина, с удивлением отметив, что всегда спокойный, выдержанный Зимин чем-то возбужден.
— Ты немедленно отправишь Рогова в Балабинск, — с трудом сдерживаясь, сказал Зимин.
— Болтать будет… — поморщился Суббота, пристально поглядев на Зимина.
— Ты немедленно отправишь его в Балабинск, — настойчиво повторил Зимин.
Суббота понимающе усмехнулся.
— А не пожалеем, что отпустили? Пущай остается, лекарь хороший, пригодится. — Но, взглянув в расширившиеся от гнева глаза Зимина, согласился: — Ладно. Разве что для тебя. Марфа! — крикнул он. — Покличь Силантия и Харитона!
Зимин резко повернулся и ушел.
Суббота потирал легонько раненую ногу, когда к нему подошли Силантий и Харитон.
— Отведете доктора, поведете так, чтобы дороги сюда не запомнил. И чтобы доставить живым и невредимым. Поняли?
— В самый Балабинск? — удивился Харитон.
— Зачем в Балабинск, дура! Бросите его у Николиной заимки. Сам доберется. Ну а не доберется, значит, не судьба. Понятно?
Силантий стоял мрачный и не глядел на Субботу.
— Слышь, Силантий! Я тебе говорю, черт рыжий!
Силантий поднял голову.
— Понял? — прищурился Суббота.
— Понял… — проворчал Силантий.
Силантий, Харитон и Рогов выбрались из непроходимой чащи на освещенный солнцем песчаный обрыв. Рогов опустился на землю.
— Хватит, — сказал Харитон. — Находились. Пора кончать.
— Кончать? Суббота не приказывал, — ответил Силантий.
— Суббота? Ничего ты не понял, чего тебе Суббота приказывал. Я Ефима не первый день знаю. По глазам угадываю, чего хочет.
Силантий хмуро поглядел на сидящего в стороне Рогова.
— Я мальчишкой его отца знал, — сказал он.
Рогов оглянулся в тот момент, когда Харитон поднимал ружье. Схватив мешок с продуктами, он скатился с обрыва.
Раздался выстрел. Рогов испуганно обернулся.
Ружье с расщепленным прикладом выпало из рук Харитона. Силантий опустил свое ружье.
— Ты что, черт рыжий! С ума сошел? — крикнул он.
— Пойдешь прямо. К реке выйдешь, спускайся по течению до самого распадка… А там вправо возьмешь… — сказал Силантий Рогову.
Рогов поднялся, испуганно глянул на Харитона и медленно пошел по направлению, указанному Силантием. Харитон неодобрительно глянул на Силантия.
— Доберется — его счастье. А не доберется, на мне его крови нет, — сказал Силантий и перекрестился.
Суббота и Зимин, ведя на поводу тяжело навьюченных лошадей, двигались вдоль неширокого ручейка, бежавшего по круглым желтовато-серым камешкам. Зимин остановился, прислушался. Суббота услышал шум, похожий на шум леса в ветреную погоду, но не порывистый, а ровный, спокойный, непрерывный.
— Пришли, — сказал Зимин и спустился к воде.
Суббота последовал за ним. Прозрачная вода ручья давала возможность рассмотреть между серыми, вертикально стоящими пластинками сланца мелкие, хорошо обкатанные камешки. Суббота нагнулся, зачерпнул горсть камешков. Вода стекала с его рук. Он вглядывался в сверкающие на солнце мокрые камешки. Потом поднял глаза на Зимина.
— Здесь? — спросил он растерянно, почти испуганно.
Зимин не ответил, он прошел дальше, вдоль ручья. Суббота двинулся за ним. За поворотом ручья перед ним открылся водопад. Вода широкой полосой падала с невысокой скалы.
Зимин взобрался по скользкому склону наверх. Суббота остался внизу… Зимин прошел выше по ручью и остановился у узкой горловины, где ручей можно было легко перепрыгнуть. Он взял тонкое суковатое бревно и, подсунув под лежавшую у ручья глыбу песчаника, столкнул ее в воду так, что оно перекрыло горловину. Вода устремилась в сторону, огибая плотину, в узкую забитую галькой канаву…
Суббота видел, как водопад постепенно иссякал, пока перед ним не открылась крутая стенка из кварца, блестящая от влаги. Зимин спустился вниз. В том месте, где недавно шумел водопад, в стене кварца проглядывали тонкие, едва заметные прожилки самородного золота.
— Здесь, — сказал Зимин.
— Господи, — прошептал Суббота. — Благодарю тебя, господи, что услышал мои молитвы.
Федякин, Куманин и двое милиционеров пробирались через участок горелой тайги. Они вели лошадей за поводья. Впереди Зуев и Федякин, позади остальные.
Смолокурня открылась, как только они миновали гарь и пересекли узкую полоску кустарников. Несколько черных прокопченных строений стояло на краю леса.
— Иди! — сказал Куманин.
— Куда? — поежился Зуев.
— На кудыкину карусель, — огрызнулся Куманин. — Бери лошадей и иди!
Зуев шел, ведя на поводу двух лошадей, и Куманин видел, как трудно дается ему каждый шаг. Федякин кивнул милиционерам, и они поползли в сторону смолокурни.
Зуев перешагнул через повалившуюся изгородь и, привязав лошадей к столбу от ворот, обошел одно из строений и заглянул внутрь: в пустом, с выбитыми окнами помещении стоял ржавый остов железной кровати, валялись охапки сена.
Скрипнула половица. Зуев отшатнулся. Держа наготове ружье, смотрел на Зуева Ахмет.
— Где лошади? — спросил Ахмет.
— У ворот…
— Почему оставил снаружи? — глаза Ахмета сузились.
Зуев колебался. Опасность, исходившая от Федякина, была все же не так близко, как ружье Ахмета.
— Беги, Ахмет! — дрожащим голосом проговорил Зуев. — Я их не своей волей привел…
— Где хозяин? — снова прищурился Ахмет.
— Взяли его, арестовали. Да вроде бежал…
Ахмет недоверчиво разглядывал Зуева.
Куманин и Федякин ждали. Зуев не показывался. И вдруг из-за сарая показался какой-то человек. Он отвязал лошадей, проворно вскочил на одну из них, схватив другую за поводья, поскакал к лесу. К смолокурне бежали милиционеры.
Куманин и Федякин, стреляя на ходу, бросились к смолокурне. Они нашли Зуева связанным, валяющимся на земле.
— Кто это был?! — спросил Федякин.
— Ахмет… — сказал Зуев, испуганно глядя на Федякина.
— Ахмет?.. — переспросил Куманин. — Кто такой?
— Я-то откуда знаю… Ахмет и Ахмет. До революции каторгу в этих местах отбывал. Золоторотец.
— Каторгу… — задумался Куманин. — Зимин тоже на каторге был… Не одна ли шайка-лейка?
Зуев пожал плечами.
— Чует мое сердце — без Зимина тут не обошлось, — сказал Куманин и сел на траву.
Зуев опасливо поглядывал то на Федякина, то на Куманина.
— Вот что, Федякин. Забирай этого жука, — он кивнул на Зуева. — А мне дай своих ребят. Сделаю проверочку…
Рогов пробирался по тайге. Усталый, измученный, он вдруг остановился. Ему послышались голоса перекликающихся людей, стук топоров.
Лесорубы прокладывали просеку для узкоколейки. Стучали топоры, звенели пилы, с грохотом и треском падали деревья.
Кешка, вытерев с лица пот, спустился к воде и, скинув косоворотку, стал обтираться холодной речной водой.
Рогов, услышав стук топоров, из последних сил кинулся на эти звуки и, продравшись через заросли невысоких кустов, оказался на берегу таежной речушки. Он увидел, как рухнула высокая величественная лиственница, и тут же заметил на другом берегу полуголого паренька. Он хотел крикнуть ему, но, потеряв сознание, упал. Однако паренек заметил его. Он бросился к нему через неглубокую речку, шлепая по воде босыми ногами и, нагнувшись над ним, крикнул:
— Эй, ребята, сюда!
Он нагнулся и приложил ухо к груди Рогова. Через речку бежали двое парней-лесорубов.
— Никак доктор наш новый? — сказал один.
— Он самый, — подтвердил Кешка, и все трое, подняв Рогова, понесли его через речку.
Невдалеке от бревенчатого сарайчика, поставленного Зиминым еще в прежние посещения, горел костер.
Суббота сидел у костра и смотрел на огонь. В костре, уже догоравшем, светились раскаленные угольки… Субботе казалось, что и это сверкающие самородки золота… Зимин лежал невдалеке и вертел в руках сосновую веточку.
— Что будешь делать с золотом, Ефим? — спросил Зимин.
— А ты? Что ты со своим сделал?
— Мое золото далеко. Меня дожидается, — сказал Зимин.
— Ничего. И мое дождется. Думаешь, долго нонешняя власть продержится?! В Библии не зря сказано — ветер приходит и уходит… время собирать камни, время бросать… Придет и мой час, Кирилл Петрович! Бросать камни…
— И какой же это час, Ефим?
— А такой, когда я тут хозяин буду! Дед мой, Кирилл Петрович, двадцать лет на каторге камни ворочал — на этой земле. Отец мой потом ее поливал. Моя она! Я истинный хозяин. «Товарищи» завод балабинский восстановили? Спасибо им! Дорогу на Красную падь строят? Земной поклон! Пусть строят. Все моим будет. Я на это золото все куплю. Весь этот край моим будет. Придет час!
— А если не придет, Ефим?
Зимин бросил веточку в костер. Она затрещала и вспыхнула.
— Умен ты, Кирилл Петрович, а рассуждаешь как дите несмышленое. Нешто не видишь, что власть Советская в нашу сторону потянулась. Сам Ленин говорит — торгуйте, богатейте. Поняли, что на рабочем да на мужике государства не построишь. Год, другой пройдет — мы с тобой первые люди будем. Потому — золото всему голова. Мне бы товарища толкового — я бы горы своротил. А что, если нам с тобой вместе?..
— Нет. Не придет твой час, Суббота. Не жди, — сказал Зимин.
Неожиданно он вскочил и прислушался.
— Ты что? — встрепенулся Суббота.
— Слушай!..
Над водопадом показался всадник. Он огляделся вокруг и исчез.
— Уходить надо, — сказал Зимин.
Суббота бросился к сарайчику, схватил ружье, мешок и побежал к лошади. Зимин чуть помедлил, прислушиваясь, и тоже, взяв ружье, поспешил за ним.
Вскочив на лошадей, они тихо, стараясь не шуметь, поехали вдоль берега.
Куманин подъехал к сарайчику, едва они скрылись. Возле сарая валялись лотки для промывки золота. Невдалеке догорал костер. Куманин огляделся. В просвете, среди вековых кедров мелькнули силуэты двух всадников. Куманин пришпорил коня.
— За мной! — крикнул он появившимся со стороны водопада милиционерам. И пустился в погоню за скрывшимися в лесной чаще всадниками.
Милиционеры помчались за ним, но он далеко опередил их. Он уже различал одного из двоих — тот непрерывно оглядывался и отстреливался на ходу. Куманин узнал Субботу.
— Стой, Суббота, стой! — крикнул он и дал предупреждающий выстрел.
В ту же секунду раздался еще один выстрел, и Куманин вылетел из седла. Лошадь покатилась по земле…
К Куманину подъехали милиционеры.
— Догнать! Это Суббота! — крикнул, вскакивая, Куманин.
Верховые помчались за скрывшимися вдали Зиминым и Субботой.
Куманин рванул дверь и вошел к Федякину.
— Ушли, сволочи! — выдохнул он. — Упустили!
В сердцах он грохнул кулаком по столу так, что газета, покрывающая федякинский радиоприемник, упала на пол.
— Ерундой занимаешься, Федякин! — крикнул он. — А бандиты у тебя под носом орудуют!
— Ерундой?! — обиделся Федякин. — Если хочешь знать, это, может, и есть мое главное дело. Кабы не дисциплина партийная, я бы давно в Москве науку изучал. Потому бандиты все равно переведутся, а радио — это чудо двадцатого века. Радиостанция «Коминтерн» в Москве — тыщи верст отсюда, а я ее слышу. Без никаких проводов.
Он приставил наушники к уху Куманина.
— Слыхал! Артист Собинов, всемирно известный…
— Иди ты со своим артистом! — оттолкнул его руку Куманин. — Ты понимаешь, одного я узнал — Суббота… Он! Точно… Где их теперь искать? Я тебя спрашиваю, где искать?..
И в этот момент в комнату вошел Рогов.
Рогов сидел на месте Федякина и рисовал на листе бумаги план поселка в тайге. Федякин и Куманин, нагнувшись, рассматривали рисунок.
— Горелый скит, — задумчиво проговорил Федякин.
— Как это такое быть может? — сердился Куманин. — Целая деревня в тайге и никто о ней не знает?
— Тайга, — с тайной гордостью сказал Федякин, — в старое время раскольники целыми селами в леса уходили от царского насилия. Лет сто назад губернатор был — Чивилихин, генерал, он на них с войском ходил. Пришел, а те все попрятались — ни души. Ну Чивилихин поселок спалил и ушел. А староверы вернулись, обратно отстроились… Потому и прозвали Горелый.
Куманин обернулся к Рогову.
— А вы откуда Зимина знаете, доктор?
— Зимин приходил ко мне. В Петрограде.
— К вам? Зачем?
— Он искал Тасю…
— Когда.