— Бензину не хватило? Или разбились? — сказал наконец Куманин.
Федякин подошел к нему, сел рядом.
— Экспедиция утром грузится у Васильянова. Опасно ее сейчас отпускать на Ардыбаш, — сказал Федякин.
— Да… — согласился Куманин. — Экспедицию надо задержать. Пошли!..
Паровозик узкоколейки стоял у самого края уложенного полотна. Дальше шла широкая, заново проложенная просека с подготовленным для укладки рельсов грунтом.
Васильянов подошел к начальнику экспедиции Ваганову, пожилому, худощавому человеку в очках.
— На будущий год к самому Ардыбашу подвезем, — сказа он.
Стоявшая в стороне Дуня с восторженным удивлением смотрела на Митьку. Одетый по-городскому, вроде и не очень повзрослевший, Митька стоял рядом с Вагановым, и тот что-то говорил, обращаясь к Митьке серьезно, без покровительственной улыбки, как к взрослому.
Участники экспедиции разгружали платформу с имуществом, таскали мешки, ящики, снаряжение, выводили из товарного вагона лошадей, когда на место разгрузки подъехали Куманин, Федякин и еще целый отряд вооруженных милиционеров.
— Добрый день! — Куманин соскочил на землю, дружески обнял Митьку. — Должен вас огорчить, товарищ Ваганов….
— Огорчить? — Ваганов поправил очки и выжидающе поглядел на Куманина.
— Вы задержитесь… ну… на некоторое время. Нельзя сейчас отправляться на Ардыбаш. — Куманин говорил с некоторым смущением.
— Вы сошли с ума! — нахмурился Ваганов. — У нас нет времени на ожидание… Лето и так короткое, чего мы должны дожидаться? И до каких нор?
— Пока мы не будем уверены, что дорога на Ардыбаш безопасна, — сказал Куманин.
— Ждать отказываюсь! — заявил Ваганов.
— Понимаю… Но мне бы не хотелось, чтобы с вашей группой произошло нечто вроде того, что случилось с нами в восемнадцатом.
— Сейчас не восемнадцатый!
— Вот потому мы и отвечаем за вашу жизнь, — сказал подошедший к ним Федякин.
И вдруг Митька схватил Куманина за руку.
По просеке к ним приближались трое, по-видимому, очень усталых людей.
— Тася! — крикнул Митька и побежал навстречу.
— Рогов! — Куманин побежал за ним.
— Тася! Настасья Аркадьевна! — Митька остановился перед ней смущенный и радостный.
Рогов протянул Куманину планшет летчика.
— Здесь карта, по которой мы отмечали направление, — сказал он.
Тася обнимала Митьку, на глазах ее появились слезы.
— Митя… Митенька…
В таежном поселке били в набат. Тревожные, гулкие удары колокола поднимались вверх и уносились в тайгу.
Обитатели поселка собрались возле дома Субботы. Они стояли кучками: отдельно те, кто жил здесь спокон веку, старики, дети, бабы; отдельно, кто прибился сюда в страхе перед новой властью, кого привел Суббота.
И совсем отдельно, держа за руку малыша, возле своего дома стояла Марфа.
Все молча смотрели на крыльцо. Ветер, налетавший порывами, трепал бабьи юбки, хлопал ставнями, шевелил волосы ребятишек.
На крыльцо вышел Суббота. Он оглядел собравшихся и крикнул:
— Уходите!
В тишине от скалы вернулось чуть слышное эхо:
— …дите…
— Уходите! — хрипло кричал Суббота. — Бегите отсель к Черному ключу, бегите! Как деды ваши, как прадеды. Уносите добро, уводите жен, малых детей! Потому как Суббота вам больше не защита! Большевики сюда идут! Ни детям малым, ни старикам старым пощады не будет. Дома ваши пожгут, добро разграбят. Собирайте все, что унести можете, остальное в огонь!
Бабы и старики, крестясь, упали на колени. Кто-то из женщин истерически завопил, послышались рыданья. Суббота оглядел собравшихся, заметил Силантия, хмуро глядевшего на него.
— Что стоишь, Силантий! — крикнул Суббота. — Собирайся!
— Надоело зазря живот под пули подставлять. Не желаю больше, — сказал Силантий.
— А я неволить никого не смею. Оставайся! Только тебе, Силантий, что со мной, что без меня, один конец — пуля. А вы?! — крикнул он в толпу. — Чего ждете?! Собирайтесь! Бегите!
Он быстро пошел к дому. Возле ворот стояла груженая телега. Марфа преградила ему дорогу.
— Никуда я не поеду, Ефим! Куда с дитем малым!
Суббота взял мальчика из ее рук и передал Харитону. Тот посадил его на телегу. Оттолкнув Марфу, он вошел в дом.
Из раскрытого окна рванулись языки пламени. Через мгновение Суббота выбежал из дома с горящим жгутом соломы.
— Мое добро им не достанется! — крикнул он и, пробежав через двор, поднес огонь к крыше сарая.
— Не балуй! — крикнул Силантий и, вырвав у него горящий жгут, отбросил его в сторону. — Ты о людях подумал?! Куда им идти?! — крикнул он Субботе. — К Черному ключу? С детьми, с бабами? Сызнова жить начинать? Ты так о людях подумал?!
Суббота слушал его, казалось, слегка даже растерянный, но вдруг, выхватив револьвер, выстрелил. Силантий покачнулся, сделал шаг к Субботе и рухнул на землю.
Суббота поднял с земли горящий жгут и бросил его на крышу сарая. Сухая дранка мгновенно вспыхнула.
Суббота вскочил на коня и крикнул Марфе:
— К Черному ключу уходи! Там жди. Припомнят они Субботу! Вовек не забудут!
Марфа склонилась к Силантию. Силантий приоткрыл глаза.
— Жил, будто не жил, — сказал он чуть слышно.
Стреляя на ходу из ружей, Суббота, Губенко, Прошка и Харитон мчались к загону, где стояли лошади. Испуганные выстрелами лошади, сгрудившись, беспокойно метались из стороны в сторону. Подскакав к ограде, Суббота и Губенко выстрелили в воздух. Несколько лошадей с неистовым ржанием поднялись на дыбы. Табун рванулся, и лошади, ломая перегородки, понеслись к лесу.
— Не видать им моих лошадей, — сказал Суббота, когда они скрылись из виду.
Он оглянулся. Прошка, подхлестывая коня, скакал куда-то в сторону.
Губенко подъехал к Субботе.
— Прошу прощенья, но мне, пожалуй, с тобой не по пути, Ефим. Мне еще пожить охота… До границы рукой подать. Прощай, Ефим! — Он козырнул, пришпорил коня и поскакал прочь.
Харитон с тоской глянул ему вслед, но покинуть Субботу не решился. Страх перед ним оказался сильней.
Куманин и Митька с отрядом милиционеров въехали в распахнутые ворота. Поселок был безлюден. Над пепелищем сгоревших изб летали черные хлопья. Кое-где сгорели только соломенные крыши, а почерневшие срубы уцелели.
Только молельня с крестом посреди площади стояла, не тронутая огнем.
Митька снял шапку.
— Горелый… Видно, ему судьба гореть.
Куманин прислушался. Откуда-то доносились голоса.
— Поют вроде! — сказал Митька.
Они подъехали к церкви. Теперь пение стало хорошо слышно. Куманин сделал знак вооруженным милиционерам, вытащил наган и, спешившись, вместе с Митькой направился к церкви.
Когда они приоткрыли дверь, то увидели, что небольшое пространство церкви заполнено молящимися. Кто-то оглянулся на них, испуганно вскрикнул. Все обернулись. Широко раскрытыми от ужаса глазами смотрели они на вошедших.
Куманин растерянно взглянул на свой наган, стесняясь, сунул в кобуру. То же сделал и Митька.
— Извините, граждане… Продолжайте. Я подожду.
Они вышли, осторожно прикрыв двери.
— Им новую жизнь на блюдечке подносят, а они, как раки, со страху назад пятятся… — сердито бросил он Митьке.
Но Митька увидел идущую к ним женщину с мальчиком и побежал к ней.
— Марфа!
— Митя! — узнала она его и зарыдала.
— Где Суббота?! — крикнул ей Куманин.
— Ушел. Все ушли… разбежались…
Покинув Субботу, Прошка, не зная толком, куда податься, направился к тому месту, где еще недавно держал свой «пост». Миновав усыпанную хвоей тропинку с поваленным деревом, он спустился в неглубокий овражек, оглядевшись, раздвинул кусты и нагнулся, чтобы нырнуть в открывшийся вход неприметной глазу землянки.
Вдруг он почувствовал, что на плечо его легла чья-то рука. Он испуганно бросился бежать.
Не помня себя, карабкался по склону овражка, но, едва выбравшись наверх, увидел Зимина.
Зимин ударом кулака повалил его и прижал к земле.
— Где Суббота? Говори!
— Ушел, — прохрипел Прошка, — дом свой спалил, людей распустил… И ушел…
— Куда?
— На Ардыбаш… — прошептал Прошка и в ужасе закрыл глаза: казачка Дарья, легендарная хозяйка Ардыбаша, склонилась над ним в образе Ахмета.
Зимин отпустил Прошку.
— Убирайся! — процедил Зимин сквозь зубы, и Прошка бросился бежать.
Зимин поднял ружье, лежавшее рядом.
— Иди, Ахмет. Жди меня, где договорились.
— А ты?
— Мне одно дело кончить надо. Одно-единственное. Может быть, единственное настоящее дело в жизни.
Суббота лежал возле пулемета на скале, у самого водопада и не сводил глаз с того места, откуда, по его расчетам, должны были появиться люди. Внизу под ним белоснежными брызгами взрывался водопад. Вода кипела внизу и успокаивалась лишь чуть дальше, где в щетках сланца просвечивали крупинки рассыпанного золота.
Харитон чуть в стороне с беспокойством поглядывал то на Субботу, то в ту сторону, куда был направлен ствол пулемета.
Вдруг сквозь шум водопада послышался какой-то звук. Суббота приподнялся, прислушался. Только чуткое ухо таежного жителя могло услышать далекое, едва различимое в мерном шуме водопада ржание лошади.
Харитон тоже услышал. Он испуганно глянул на Субботу и тихонько, стараясь не шуметь, стал пятиться назад. Потом повернулся и без оглядки бросился бежать.
Суббота, поглощенный ожиданием, не заметил его бегства. Снова, уже слышнее, донеслось ржание лошади.
Суббота облегченно вздохнул. Он поднялся и встал во весь рост на краю водопада. Он знал, что его не увидят из-за поворота, он первый заметит появление людей и приготовится к встрече.
Так он стоял, всматриваясь, прислушиваясь к уже хорошо различимому треску сучьев, перекличке человеческих голосов, когда вдруг ему показалось, что кто-то окликает его — тихо, почти шепотом. Он быстро обернулся и, уже оборачиваясь, успел вытащить револьвер.
— Брось револьвер! — услышал он и увидел перед собой Зимина с ружьем, направленным на него.
— Ты… ты… с ними? — выдавил из себя Суббота.
Зимин покачал головой.
— Нет, Суббота, я сам по себе.
— Не пойму что-то…
— Кто убил Смелкова, Суббота?!
— А… вот ты о чем… — усмехнулся Суббота. — Да ведь, будь Смелков жив, и ты бы до его золота не добрался, — произнес он с издевкой.
В это время на опушке появились Куманин и еще несколько человек вооруженной охраны экспедиции. Суббота, увидев Куманина, забыв о Зимине, бросился к пулемету. Сейчас он видел только Куманина, человека, разрушившего все его планы. Он навел на него пулемет. Но нажать гашетку не успел. Зимин выстрелил. Суббота недоуменно обернулся и, пошатываясь, пошел к нему.
В то же время прозвучал еще один выстрел.
Суббота, уже падая, увидел, как Куманин опускает ружье, а из-за поворота движутся люди и навьюченные лошади.
Суббота рухнул, и водопад сбросил его вниз, на сланцеватые щетки, на то самое золото, которое он не хотел никому отдать. Куманин увидел падение Субботы и бросился к воде. Снизу ему не видно было ни Зимина, ни того, как, бросив ружье, Зимин закрыв лицо руками, медленно, шатаясь, побрел не разбирая дороги в лес в чащу…
Митька, Тася, Рогов — вся экспедиция молча стояла у воды. Суббота лежал лицом вниз, уткнувшись в сланцевые щетки, раскинув руки, будто и сейчас, после смерти, никому не хотел отдавать «своего» золота.
Куманин и Федякин поднялись на скалу, нависшую над водопадом. Рядом с пулеметом валялся туго набитый заплечный мешок. Куманин поднял его, развязал и извлек из него сверток, завернутый в промасленные тряпки. Развернув его, он обнаружил знакомый самородок — тот, что Аркадий Николаевич нашел когда-то здесь, под водопадом…
— Видал?! — показал он его Федякину. — «Бычья голова»…
— Бычья? — спросил Федякин, разглядывая самородок. — И впрямь похоже!..
— Ну… — Куманин поглядел вниз на лежащего в воде Субботу и сказал: — Вот он — Серый… А ты его четыре года разыскивал.
Ахметка и Зимин шли через болота, увязая чуть не по пояс. Где-то вдали лаяли собаки. Кончилось болото, они выбрались на сравнительно твердую землю, поросшую мелким березняком. Пробежав метров пятьдесят, они миновали пограничный столб.
Ахмет бежал впереди. Когда он оглянулся, то увидел, что Зимин остановился.
— Иди, иди! — махнул ему рукой Зимин. — Иди один!..
И, повернувшись, пошел медленно обратно.
Ахмет хотел кинуться за ним, но послышался выстрел. Зимин сделал несколько шагов и, схватившись за столб, покачнулся. Раздался второй выстрел — уже с другой стороны, и Зимин медленно опустился на землю… Ахмет бросился к нему… Зимин был неподвижен. Лай собак слышался все ближе и ближе.
Митька и Куманин прибивали к стене сарайчика, построенного Зиминым, железный щиток с надписью: «Прииск Смелкова».
Участники экспедиции натягивали палатки, таскали ящики.
Тася, стоя рядом с Роговым, смотрела на кривые буквы надписи, на Темку, с любопытством разглядывавшего таинственные для него приборы, извлеченные из ящиков Вагановым, на всех этих людей, которым суждено довести дело, начатое ее отцом, и внезапно возникла перед ней та счастливая давняя минута — отец, нелепо танцующий по колено в воде, размахивающий ружьем, обрызганный струями водопада, выкрикивающий высоким, пронзительно счастливым голосом: «Первый самородок Ардыбаша!»
И бегущие к нему Арсен, Зимин, она…
Нет отца… Погиб Арсен… Зимин… Она знала — Зимина она больше никогда не увидит. Впереди — жизнь. Какая? Она не знала…
Рогов дотронулся до ее плеча. Тася отстранила его руку.
— Не надо, Боря… Не надо… — сказала она тихо.