Я поведал. Упирая на то, что только полный идиот может напасть на таких, как мы, не имея численного перевеса хотя бы впятеро. О берсерках не упомянул.
Гостомысл поинтересовался, есть ли свидетели?
«Какие свидетели?» – удивился я. Мы, даны, когда начинаем убивать, то не успокоимся, пока не укокошим всех врагов. Рабов мы, конечно, не тронули, но у нас как-то не принято принимать свидетельства рабов. Правда, вспомнил я, есть и один свободный. Я освободил его, потому что знал, что это – свободный человек. Его отец когда-то оказал мне гостеприимство, а я добро помню. И вообще у нас на Сёлунде если кто-то без должного основания обратит человека в рабство, то, если об этом узнают, наказание будет сурово. Не знал, что здесь, на земле Гостомысла, – иначе.
– Ты слишком хорошо говоришь на нашем языке для дана! – заявил князь в ответ на претензию в негуманности.
– Я некоторое время жил там, где говорят на вашем языке, – сказал я, переходя на скандинавский, который, как я понял, Гостомысл понимал отлично. – А на Сёлунде у меня земля, дом, жена и много работников. Я – не бедный человек и славы немалой (хвастаться здесь принято, это норма), и с Рагнаром-конунгом в дружбе, но Хрёрек-конунг дорог мне, и я услыхал, что ему нужны верные люди. И вот я здесь.
Отличная речь, как мне показалось.
Хрёрек одобрительно кивнул.
– Что за человек, которого сделали рабом? – спросил Гостомысл.
Я рассказал о Квашаке. И о том, что сделали люди князя Водимира с его семьей.
– Этот человек – здесь? – резко спросил Хрёрек.
– Да, – четко ответил я. – Послать за ним?
Конунг знал мой ответ и видел Квашака. Следовательно, вопрос задан для Гостомысла. И тот линию уловил.
– Эти люди не были моими данниками, – проворчал он.
– Но они не были и данниками Водимира! – заявил Хрёрек.
– Я не могу защищать тех, кто не мой! – возразил Гостомысл, и я понял, что спор этот возник не сегодня.
– Люди, которых Водимир делает своими холопами, и люди, которых он продает эстам, свободные люди! – не сдавался конунг. – Раньше они торговали с нами, мы богатели и становились сильнее. Теперь сильнее становится Водимир. Если не дать ему укорот, то придет день, когда он явится сюда и сделает своими холопами нас!
– Так уж и холопами, – пробормотал Гостомысл.
Он не хотел спорить. И драться он тоже не хотел. И еще я видел: у него что-то болит внутри, и боль эта мешает князю думать.
– Ты говорил, что твой скальд хорош, – сменил тему Гостомысл. – Пусть он споет нам. Я давно не слышал ваших сказителей.
Тьёдар тут же полез за своей музыкальной доской, а я сжал кулаки и постарался притупить слух. Драпа о Волке и Медведе. Убил бы!
Ну да, всем понравилось. Как всегда. Мои бойцы так даже подпевали. Медвежонок прям-таки источал самодовольство.
«Это я! Я! Это всё про меня!» – было написано на его квадратной физиономии.
Тьёдара поощрили. Кубок поднесли, Гостомысл колечко подарил. Потребовали «на бис!».
Но скальд двинулся дальше.
– Новая драпа! – провозгласил он. – О величайших героях, которые вдесятером встали против целого войска Мьёра-ярла из Сконе, причем одной из десятерых была женщина-воитель, прекрасная Гудрун, дочь Сварё Медведя.
Ого! Этого даже я не слышал. И уже не экспромт – серьезная работа.
Впрочем, стиль Тьёдара остался прежним. Неумеренные преувеличения. Еще более неумеренные, потому что у скальда появилась возможность вплести в повествование себя. Надо ли говорить, что мы все убивали врагов десятками, а Гудрун по собственной инициативе вступила в бой с Мьёром-ярлом и двумя его лучшими воинами и прикончила всех троих. Медвежонок поначалу хмурился – его в драпе не было. Но появился и он. Как раз когда разъяренные гибелью ярла от руки женщины хирдманы Мьёра навалились на нас с особенной яростью. И тут – явление Свартхёвди Медвежонка во всей красе. То есть где щитом взмахнет – там проплешина и трупы штабелем, где клинком хлестнет, там просека на двадцать шагов, а отрубленные головы и конечности – во все стороны.
– Я знал Мьёра-ярла, – сказал Хрёрек, когда похвалы скальду начали стихать. – Твоя жена действительно убила его?
– Да, – сказал я. – Всадила ему меч в живот. И одного хускарла Мьёрова тоже убила, а вот третий убил бы ее, но, слава богам, одна из моих рабынь-англичанок помогла: разрубила ему шею топором.
– Выходит, твой скальд правду спел, – пробормотал конунг. – Надо же, Мьёра-ярла убила женщина! Хотя кто еще мог родиться от крови Сваре и Рунгерд? Только валькирия. Хотел бы я на нее взглянуть. Почему ты не привез такую воительницу с собой, Ульф?
– Эта воительница во время того боя потеряла ребенка, – сказал я. – А сейчас носит второго! Хватит с меня таких геройств!
– Я тебя понимаю, – кивнул конунг. – Жаль, что я не был на вашей свадьбе. Но подарок ей ты от меня отвезешь. Потом. Когда отправишься домой. Или, может, ты решишь поселиться здесь? Я получил от Гостомысла земли в приданое. Могу выделить тебе добрый надел.
– Отказываться не стану, – ответил я. – Но пока – не заработал.
– Коли так, то у меня есть для тебя поручение, – сказал Хрёрек.
– Только для меня?
– Для всех вас, – он кивнул на «нашу» часть стола.
– Слушаю тебя, конунг.
– Князь, – поправил меня Хрёрек. – Князь Рюрик, так меня здесь зовут.
– Думаешь, Рагнарсоны…
– Рюрик, – с нажимом произнес человек, называвший себя природным Инглингом. – Князь Рюрик.
Ладно, мне нетрудно. Хотя не думаю, что, если Сигурд докопается до того, кто схитил его драккар, новое имя собьет его с толку.
– Корабль, который ты взял у эста, я у тебя куплю, – сообщил Хрёрек. – Цену скажу позже, после осмотра. А за рабов, которых ты привез, я могу заплатить прямо сейчас. Скажем… Полмарки за голову.
Маловато, конечно. В Роскилле они стоили бы вдвое, а в Бирке – еще дороже. Но я же не собираюсь ими торговать.
– Добро.
– Погоди, побратим, – у Медвежонка нюх на такие разговоры. – Конунг…
– Князь! – снова напомнил Хрёрек. – Рюрик.
– Можно ты пока останешься для меня конунгом? – попросил Свартхёвди. – Это ваше «Кнес» мне не выговорить. Мой брат, он очень добрый и очень щедрый, ты знаешь.
– Допустим, – согласился Хрёрек.
– Но еще есть я, которому приходится быть жадным и жестоким, чтобы наш род совсем не обнищал.
– К чему ты клонишь?
– К тому, что о цене корабля со мной будешь говорить. И учти: это очень хороший корабль. Крепкий и чистый. Один только его парус стоит…
– Довольно! – махнул рукой Хрёрек. – Я тебя понял, сын Сваре Медведя. Но полной цены ты от меня всё равно не получишь. Я знаю, что у вас не хватит рук на два корабля, так что продавать его вам придется. Не понравится моя цена – ищи других покупателей. Но сначала я должен на него взглянуть. А теперь…
– Я не закончил, конунг! – не слишком вежливо перебил Хрёрека Медвежонок. – О корабле мы поговорим позже. Но кое-что я хочу обсудить прямо сейчас.
– Говори, – буркнул Хрёрек, не скрывая недовольства. Почуял, что мой побратим собирается залезть к нему в кошель.
И не ошибся.
– Ты хочешь, чтоб мы потрудились для тебя, верно?
– Это было предложение Ульфа. Ты против?
– Нет. Но я хочу знать, что ты нам дашь за службу?
– Землю? – предложил ярл.
– Земля – это неплохо. Земля здесь богатая, но ты – не конунг всех словен. И кто-то может позариться на то, что ты дал.
– А разве у тебя больше нет меча, Свартхёвди Сваресон? – поднял бровь Хрёрек.
– А разве земля, которую я взял и обороняю собственным мечом, может считаться жалованной?
Вид у Медвежонка простецкий, но законы он знает и торговаться умеет так, что мне до этого уровня никогда не подняться.
– Чего ты хочешь, прямо говори! – потребовал Хрёрек.
– Пища! – заявил Медвежонок. – Столько, чтобы хватило нам всем, даже Гагаре.
– Место за моим столом для тебя всегда найдется, Медвежонок. Даже если ты не станешь мне служить.
– Благодарю. Но я – не один. И если нам потребуется ходить посуху или по воде, твой стол может оказаться слишком далеко. Пища на всё время, что мы тебе служим. Лошади и ремонт для кораблей, если потребуется. Еще за это лето ты заплатишь нам сорок марок серебром.
– Раньше ты не просил платы за то, что ходил на моем драккаре, – нахмурился Хрёрек.
– Раньше это был твой драккар и ты был вместе с нами, – напомнил Медвежонок. – Я попрошу богов за тебя, конунг (на этот раз Хрёрек не стал его поправлять), за то, чтобы ты снова вел нас на врагов. И когда это случится, мы по-прежнему будем просить лишь положенную долю добытого, верно, Ульф? (Я кивнул.) Но пока мы без тебя будем брать кровь твоих врагов и оборонять твои земли, – с нажимом произнес Медвежонок, – то было бы справедливо получать за это плату.
– Что ж, – подумав, согласился Хрёрек. – Да, это справедливо. Но так же справедливо будет отдавать мне десятую долю добычи, которую ты возьмешь на моих врагах, кормясь за моим столом.
– И это справедливо, – Медвежонок ухмыльнулся. – А еще я предпочел бы все лето жить у тебя в доме, пить твое пиво и слушать скальдов.
– Даже и не надейся! – усмехнулся Хрёрек. – За то серебро, что ты получишь от меня за службу, тебе придется побегать.
– Мы, Медведи, бегать не любим, – проворчал Свартхёвди. – Хотя и умеем.
– Да, – согласился Хрёрек. – Вы любите есть и спать.
– Не только это, – возразил Медвежонок. – Еще мы любим убивать! Верно, брат?
– Лично я убивать не люблю, – заявил я. – Хотя и умею. Если вы обсудили важное, то можно перейти и к пустякам. Ты хочешь купить у нас рабов, князь. Я понял. Но это не всё, верно?
– Да. Не всё. С этими рабами поговорят мои люди. Если окажется, что воины Водимира увели их с ближайших земель, где раньше они были свободными, то я верну им свободу. И дам землю в аренду. Но с условием: они станут моими данниками.
– Что ж, это лучше, чем быть бесправным трэлем в чужом доме, – одобрил Медвежонок. – Но кто помешает хирдманам Водимира снова увести их и продать? Теперь уже – с твоей земли?
– Вы, – ответил князь.
Глава 7
Старый должок
Немного поразмыслив, я решил, что к месту назначения мы пойдем пешком, минуя город Водимира. Я не хотел раньше времени оказаться на подконтрольной противнику территории. Я договорился с Хрёреком, что его люди подбросят нас вверх по Волхову до нужного места и помогут с лошадьми. Тащить на горбу провизию для себя и наших подопечных я не собирался.
Как только из княжьей казны нам были выделены деньги на закупку провизии и прочие расходы, мы всей толпой отправились на местный рынок.
Курировали торговые ряды люди Гостомысла, однако к нам они отнеслись с подчеркнутым уважением. Маленькие трения между нами были улажены, когда на следующий день после совместной княжьей пирушки я не поленился навестить Бобрёнка. Того уже просветили, насколько я крут, и когда я сделал ему маленький презент, отделанный серебром рог, Бобрёнок был польщен. И отдарился, как положено – то есть штуковиной подороже, – луком явно неместной работы в чехле из красного сафьяна. Красный налуч – это понты, годные исключительно для парадного выхода, но сам лук был хорош. За такой в Роскилле предложили бы марку серебром как минимум.
Впрочем, сам факт посещения мной, вождем нурманов, как нас здесь называли, такого сосунка, как Бобрёнок, поднимал авторитет последнего сразу на несколько пунктов. А денежки у паренька водились. Его тесть Бобр – местный олигарх. И не просто купчина первой руки, а бывалый вояка и чуть ли не правая рука самого Гостомысла.
Рынок в Ладоге-Альдейгье – огромный. Ничуть не меньше, чем в Роскилле. А вот цены куда скромнее. Основная местная «монета» – цветные стеклянные бусины, которые отливают тут же, во дворе Гостомысла. За горсть таких бусин можно купить связку беличьих или куньих шкурок, стоящих у нас никак не меньше десяти-двадцати граммов плавленого серебра. Впрочем, за серебро тоже продавали. И намного охотнее. Но платили им – редко. Местная система была довольно-таки грабительская. Люди Гостомысла меняли товары местных жителей на бусины и продавали за реальные деньги, всячески препятствуя прямой торговле и не подпуская импортных купцов к производителям.
Однако мы были уже местные и нам было можно.
Медвежонок решил не торопиться. Он резонно предположил, что в глубинке цены еще ниже, а при случае можно и бесплатно взять. А ведь мы как раз в глубинку и собирались. Так что провиант – исключительно на ближайшее время.
Так, а это еще что за скопление народа? И почему такой смущенный вид у парочки местных стражников?
– Пойдем-ка глянем, брат, – предложил я Медвежонку, и мы всей толпой отправились поглядеть, что там за представление. Может, скоморохи пляшут или еще какое диво?
Нет, не скоморохи. В центре толпы – плечистый мужик в качественном воинском прикиде.
Вещает громко, поза важная, смотрится солидно. Куда солиднее Гостомысловых отроков, коим вверено поддержание порядка на рынке. Кольчужка у мужика вороненая, пояс с золотыми бляшками, красный камешек на оголовье меча.
Ба! А ведь знакомое личико! И прикид тоже знакомый. Сколько лет прошло, а помню эту сволочь.
Я смотрел на наглую рожу с заплетенными в косички усами и понемногу зверел. Именно эта гадина два года назад отвела меня к своему князю, где меня форменным образом ограбили.
Что интересно: в то время мне казалось – мужик действительно крут. А теперь вижу – понты. Кольчужка, вороненая для понту, в один слой и плетение не ахти. Меч с гранатом на изголовье, но уже по рукояти видно: местного производства. Гривна на шее – серебряная, а не золотая, как у меня. А браслетов желтого металла, по которым враз опознается в этом мире серьезный человек, и вовсе ни одного.
Но вещает важно, и простой народ, в большинстве Гостомысловы данники, внимает почтительно.
– Ты чего? – поинтересовался Свартхёвди.
– Знакомого встретил, – процедил я. – Схожу поздороваюсь.
Подошел. Со спины. Остановился. Косичкоусый меня заметил боковым, но не отреагировал. Ну, еще один нурман, эка невидаль. И продолжал окучивать мирян. Смысл речи: подрыв ладожской экономики. Мол, здесь не торговля, а чистый отстой. Ни цен правильных, ни товаров стоящих. Другое дело, если князю Водимиру шкурки сдавать. Вот там и цена настоящая, и деньги настоящие, а не глупые бусины.
В чистом виде вражья агитация против действующей власти.
Интересно, почему стражники не вмешиваются? Боятся или покуплены?
Нет, насчет бусин, которые ладожские купцы народу вместо доброго серебра впаривают, он, конечно, прав. Но ведь не заставляет никто. Не хочешь – не бери. И за эти же бусины можно здесь и утварь купить, и железки полезные для сельского хозяйства.
А этот гад Водимиров, выходит, приперся к нам на торг клиентов отбивать и за свободу проповедовать. И это при том, что его коллеги по военной партии вообще свободных в рабов превращают.
Я легонько похлопал косичкоусого по железному плечу.
Водимиров гридень обернулся, глянул надменно…
– Что надо, нурман?
Спокойно спросил. Без наезда. Разбирается, однако. Прочитал, небось, по моей одежке и происхождение, и социальный статус.
– Узнаешь меня?
Задумался. Даже лоб наморщил… Нет, не получается. Ладно, подскажем.
– Прошлой осенью ты привел меня к своему князю. Ну, вспомнил?
Ага, есть проблеск сознания… И сразу наглая такая ухмылочка:
– Ешь тя опарыш! Голожопый вояка!
Зря он это сказал. Дурак.
Смерды дунули в разные стороны, а косичкоусый мешком осел на землю.
В рукопашке я – не очень. Но в челюсть пробить с такой дистанции – никаких проблем. Эк он легко вырубился! Двинь я так тому же Медвежонку, он бы даже не поплыл.
– Что он тебе сказал? – на этот раз проявил любопытство Стюрмир.
– Сказал, что я – голожопый воин, – честно перевел я.
Стюрмир поглядел на вырубленного с уважением.