– Это чай. У нас в роду все так готовят. Я с утра заварила, и он весь день лежал на солнце, впитывая его лучи. – Исвирь заговорила бойчее, повторяя чужие, заученные слова.
Она покраснела, когда заметила взгляд Саната, направленный уже не на кувшин, а на нее. Взгляд выражал любопытство. Сердце девушки заколотилось сильнее. Неужели так просто?
– Спасибо, – улыбнулся Санат. – Я люблю чай.
– Я знаю! – выпалила Исвирь, и тут же пожалела об этом. Улыбка исчезла.
– Откуда?
– Ну… Я… Мне Левмир сказал, – призналась девушка, чуть не плача.
Она не решалась смотреть в глаза Санату, разглядывала женщин, которые, так же прячась от солнца в тени повозок и навесов, вяло переговаривались, обмахиваясь платками. К еде почти никто не прикасался, зато воду пили как не в себя.
– Левмир – парень дельный, – пробормотал Санат, а Исвирь услышала в сказанном извиняющиеся нотки и снова засияла.
Санат легко вынул пробку, которую она в поте лица утрамбовывала утром, и сделал несколько глотков из горлышка. Улыбнулся и протянул кувшин Исвири.
– Очень вкусно. Будешь?
Она, склонив голову, взяла кувшин, глотнула, думая о том, чтобы коснуться губами там, где касался Санат, и вернула обратно. Отпив еще немного, Санат спросил:
– Дед твой чай делал? Или бабушка?
– Бабушка, – сказала Исвирь. – Она маму научила. А мама – меня.
Санат помолчал, глядя на девушку, потом задал еще один вопрос, самый странный:
– А как вы себя называете? Ваша семья?
Исвирь забыла о смущении. Изумлению нет предела. Глаза широко раскрылись, девушка долго не могла найтись с ответом.
– Никак, – наконец, сказала она. – А как нужно?
– Никак, – отрезал Санат. – Отец записи ведет?
– Да какие записи ему вести? Он проще так подойдет, да скажет. Читает разве – это да. Ну, когда бумагу какую с города привезут.
– И все?
– Все.
Санат вздохнул, поставил под повозку закрытый кувшин.
– Не принимай близко к сердцу. Просто те люди, что записывают и сохраняют историю семьи, часто уходят к вампирам. Вот я и подумал, когда ты сказала про чай, что ты из этих…
– Никогда бы не ушла! – воскликнула Исвирь. – Вот тоже мне! Сидеть впотьмах и одной кровью питаться!
Санат рассмеялся, пальцы коснулись ладони девушки. Исвирь вздрогнула.
– Прости. – Санат отдернул руку. – Пальцы холодные…
– Ничего, – шепнула девушка.
Со стороны ручья приближались друзья Саната по несчастью. Судя по топорщащимся волосам, они не только напились и набрали полные бурдюки, но даже искупались. Однако беспощадное солнце высушило их по дороге, от свежести не осталось следа.
Исвирь заторопилась, явно не желая становиться мишенью для насмешек.
– А вы… Ты… Приходите сегодня на вечорку к нам? Там много народу соберется, будем истории страшные рассказывать. Ну? Придете?
– Может, и загляну, – улыбнулся Санат.
– Буду ждать. Приходите обязательно. У оврага дом, где еще забор синей краской покрасили.
Убежала, ловя на себе завистливые взгляды девушек. Накинулись бы, если б не жара, а так только шипят втихомолку.
***
Караван повозок тронулся с рассветом. Левмир не раз выбирался в город с родителями, но все равно вертел головой, будто впервые видел пустующие поля, рощицы, где по осени можно насобирать грибов, узкую извилистую речку, где купались дети и взрослые, сбиваясь небольшими группками – все же далековато от деревни. Смотрел и чувствовал, что на обратном пути все это изменится. Будто в последний раз так искрится на солнце вода, в последний раз переливается на ветру пшеница.
Санат, сидевший на повозке рядом с Левмиром, похлопал его по плечу и улыбнулся.
– Не кисни, паренек. Переживем.
Отец с утра все еще на себя не походил, ехать с Левмиром собиралась мать, но зашел Санат и решительно отверг эту идею. «Ни к чему вам, – сказал он. – Работайте или отдыхайте – все лучше, чем без толку себя изматывать. А за Левмиром я прослежу». Не сразу, но мать согласилась.
– Как это делают? – спросил мальчик. Воображение рисовало тускло освещенное помещение с каменными стенами, где стоит зловещего вида устройство с кучей игл, трубочек и баночек, поблескивающих в свете черных свечей…
Санат пожал плечами:
– Скучно. В очереди дольше сидишь.
Левмир вздрогнул от неожиданности. Голос Саната звучал спокойно и уверенно, как будто и правда ничего страшного.
– А потом? – шепнул мальчик.
– Ну зайдешь ты в комнату, ляжешь на кушетку. Вот сюда, – Санат коснулся пальцами венки на руке Левмира, – воткнут иглу. Больно немножко, но это ерунда. Потом кровь начнет по трубочке сливаться в банку. И все. Получишь денег, поедем домой.
– И все?
– Все. Можно, если хочешь, по городу пройтись. А что? Мысль! Купим тебе ботинки. Хочешь? Хорошие, крепкие ботинки – сносу не будет.
Мысль, что после донации не обязательно падать в повозку и ползти домой, чувствуя себя наполовину мертвым, подняла мальчику настроение. Оказывается, жизнь будет продолжаться.
– Страх – это ерунда, – сказал Санат. – У страха множество видов: ужас, лень, отвращение. Когда доходит до дела, все это нужно послать подальше. Какая разница, страшно или нет? Если должен что-то сделать – берешь и делаешь. Потом можно плакать и плеваться, но дело будет сделано.
– Разве лень – это страх? – озадачился Левмир.
– А то нет? Страх взяться за работу, страх перед усталостью. Запомни, паренек: сначала – дело, потом – страх.
Левмир улыбнулся, и как будто мир стал ярче, веселее. Рядом человек, которому можно доверять, и который, что еще важнее, знает, что к чему в этой жизни. Мальчик поглядел на соседние повозки. Сегодня многие поехали на донацию впервые. На детских лицах застыло мрачное, торжественное выражение. Только Арека, младшая сестра Саквобета, поймав взгляд Левмира, улыбнулась и махнула рукой.
Вскоре рощи и поля сменились пустынной местностью. Как будто нейтральная полоса, разделяющая город и деревню, чтобы одно не мешалось с другим. Позади оставался мир людей, а впереди – таинственный и непонятный мир вампиров.
И вот начался город. Повозки поползли по булыжным мостовым. Со всех сторон доносится гомон. Люди снуют туда-сюда, словно безо всякой цели. Что-то кричат, над чем-то смеются. Вместо низких домиков – высокие, в несколько этажей постройки из дерева и камня. В воздухе разносятся непривычные запахи – неподалеку рынок, где можно купить невиданных и очень вкусных вещей.
Караван, извиваясь, прополз несколькими улочками и оказался возле ряда приземистых бревенчатых строений.
– Приехали, – спрыгнул на землю Санат. – Пойдем? Раньше сдадим – больше времени будет.
Левмир, скрепя сердце, слез с повозки. Изо всех сил старался преодолеть страх, как советовал Санат, но когда переступал порог, колени дрожали.
В комнате ожидания, полутемной и кисло пахнущей, не меньше двадцати человек. Левмир понял, что это – люди из других деревень, и с любопытством разглядывал чужаков. Хотелось найти в их внешности что-то, сразу же отличающее от односельчан. Но нет – те же самые мужики и бабы, парни и девушки. Просто лица незнакомые. Они хмуро покосились на вошедших, и тут же отвернулись, потеряв интерес.
Санат, держа мальчика за руку, подошел к лавке, на которой оставались свободные места. Сели. Послышался резкий, неприятный звук, и Левмир, повернувшись, увидел женщину с красными от слез глазами. На руках она держала ребенка, желтушного, покрытого пятнами. Малыш даже не плакал, лишь время от времени вскрикивал страшным хрипло-писклявым голоском и замолкал.
Вошли остальные. Некоторые успели сесть, другие стояли, ворча и переминаясь с ноги на ногу. Среди них ни женщин, ни стариков, и Левмир не уступил место. Молодежь в том же положении, что и он. Другого, может, и турнули бы, но к сыну старосты цепляться не решались.
В дальнем конце помещения – дверь. Когда Левмир посмотрел в ту сторону, она открылась, вышли двое: мужчина с серо-зеленым цветом лица, прижимающий ватку к сгибу локтя, и поддерживающий его парень в белом халате и марлевой повязке, прикрывающей рот. Должно быть, лекарь. Мужчина, шатаясь, прошел к выходу, а парень глухим голосом потребовал предъявить повестки. Новоприбывшие зашевелились, доставая измятые в знак презрения к процедуре листы бумаги. Санат сунул руку за пазуху и вытащил две повестки – свою и Левмира. Мальчик покосился на них. Впервые доводилось видеть таинственные бумажки, заставляющие людей ехать в такую даль, чтобы сдать кровь.
На верхнем листе увидел свое имя. Пошарив взглядом по словам, нашел еще одно, непонятное.
– Сатвир, – произнес Левмир. – Что это?
Санат посмотрел на повестку, потом – на мальчика.
– Читать умеешь?
Левмир кивнул, все еще ожидая ответа.
– Это твоя деревня, паренек.
– Моя? Деревня? – хлопал глазами Левмир. – А почему…
– Потому что так она называется. Неужели ни разу не слышал? А город знаешь, как называется?
Изумленное молчание мальчика красноречивее слов.
– Кар-ма-игс, – по слогам произнес Санат. – Запомни, на всякий случай.
– Кармаигс, – прошептал Левмир.
– Ваши повестки, пожалуйста.
Санат протянул бумаги. Лекарь просмотрел повестку Левмира, смерил его равнодушным взглядом и переменил листы местами. Вторая повестка заставила его вздрогнуть. На Саната поглядел вежливо, даже заискивающе.
– Пожалуйста, – пролепетал. – Можете прохо…
– Нет, сначала – этот паренек. – Санат хлопнул Левмира по спине.
– Но…
– Я пройду прямо за ним. Подождет.
Лекарь, поманив за собой Левмира, пошел обратно к двери.
– Давай, удачи, – подмигнул мальчишке Санат. – Все, что от тебя нужно – это спокойно ждать.
Левмир кивнул, прежде чем пройти.
Маленькая комната, белые стены, пол и потолок. Кушетка застелена белыми простынями. Рядом – низкий белый столик, на котором и расположилось то самое страшное устройство. Прежде чем лечь, Левмир заметил ряды баночек, тонких и длинных.
Теперь, лежа, Левмир осознал, что, уделив все внимание загадочному аппарату, упустил из виду самое интересное. В комнате еще кто-то был. Этот кто-то стоял у окна, которое теперь оказалось позади, и Левмиру пришлось изрядно вывернуть шею, чтобы его разглядеть. Лекарь тут же заставил его лечь спокойно, надавив ладонью на макушку, но мальчик успел увидеть стоящего у окна человека в черном. Он зиял на фоне комнаты, будто огромная дыра в никуда. Словно гигантская летучая мышь, раскинувшая крылья, расправил полы плаща. Черные волосы свободно лежат на плечах. Ни один деревенский не стал бы носить такие длинные волосы – жарко и бесполезно, мешает работе.
Мальчик так задумался о загадочном человеке, что вспомнил, где находится, лишь когда в сгиб локтя что-то кольнуло. Вздрогнул, пытаясь отдернуть руку, но лекарь держал крепко. Из вены торчала длинная игла, переходящая в прозрачную гибкую трубку, змеящуюся к таинственному аппарату. На глазах у Левмира трубка окрасилась красным. Как завороженный, мальчик смотрел на это чудо. В памяти всплыли строки из песни-молитвы:
Послышался звук вдыхаемого воздуха. Человек у окна к чему-то принюхивался. Зашуршала одежда, и Левмир снова вывернул шею, чтобы разглядеть незнакомца. Он встретился взглядом со смертью.
Бледное лицо с глубоко посаженными глазами невероятного цвета – черные с красными прожилками. В них ничего теплого, доброго или хотя бы человеческого. Глаза зверя, убийцы. Но тонкие губы кривятся в улыбке.
– Ребенок, – прошептал человек. – Надо же… Совсем другой запах. Упакуешь мне это отдельно. Я не могу допустить, чтобы она перепуталась.
– Да, господин, – тихо отозвался лекарь.
– И впредь помечай все, что от детей до шестнадцати лет.
– Слушаюсь, господин.
Голос господина звучал приятно. Сильный, низкий, легко перетекающий от шелестящего шепота к раскатистым командным интонациям. Он подошел к кушетке, черные глаза смотрели на мальчика, улыбка будто приклеилась к лицу. Левмир не мог отвести взгляда от этих голодных глаз.
– Вы – вампир? – прошептал он.
Господин наклонил голову в знак согласия.
– Вы… пьете кровь? – спросил Левмир, не зная, что еще сказать.
– Приходится, малыш. Надеюсь, ты не в обиде? Поверь, у тебя останется достаточно, чтобы жить.
Левмир замотал головой, всеми силами стараясь показать, что не собирается обижаться на это жуткое существо. В нем чувствовалась огромная сила. Сила, позволяющая уничтожать целые деревни одним движением руки. А Левмир наоборот становился все слабее. Маленький перепуганный мальчик на кушетке и нависший над ним черный ворон.
– Думаю, хватит, – послышался голос лекаря.
Господин перестал улыбаться и перевел взгляд на него. Левмир с облегчением заморгал.
– Хочешь сказать, это все, что ты можешь выдоить? – прошипел вампир.
– Да, если вы хотите, чтобы через неделю он пришел снова.
– Почему бы ему не прийти?
– Он может умереть, господин. Детский организм более хрупок, чем организм взрослого человека.
Вампир окинул взглядом, полным презрения, тщедушное тельце Левмира и, щелкнув языком, вернулся к окну.
– Пусть идет. И зови следующего. Скажи, что дольше я ждать не намерен.
Левмир сполз с кушетки, зажимая ватой место, куда вонзалась игла. Голова кружилась, ноги подкашивались, но он мог идти. Шаг, еще шаг…
– Эй, мальчик, – остановил его голос лекаря. – Вот, это твое.
Онемевшие пальцы сжали холщовый мешочек, туго набитый монетами. Плата за донацию.
Левмир вывалился за дверь, где его подхватил Санат.
– Ты как, паренек? – спросил он. – Не тошнит? Нормально?
Левмир кивнул.
– Подожди здесь.
Санат подвел мальчика к месту, где только что сидел. Там уже развалился бугай из другой деревни.
– Дай присесть парню, – сказал Санат.
– Насидится еще, – сплюнул бугай. – Молодой.
– Ты меня плохо услышал, – понизил голос Санат. – Я велел тебе уступить место.
Левмир вспомнил драку в лесу. Вспомнил, как Санат в одиночку сдерживал атаку двадцати человек. А Саквобет немногим меньше этого здоровяка.
Послышалось движение, и Левмир, оглянувшись, заметил односельчан. Подходят ближе, разминая кулаки. Нет, слишком много драк в последнее время! Он, как сын старосты, не должен такого допускать.
– Я посижу на повозке, – сказал Левмир. – Не надо, не здесь. Я лучше там, на воздухе. Правда.
Санат посмотрел на него, пожал плечами и, тут же потеряв к бугаю всякий интерес, повел мальчика на улицу. Усадив его на повозку, хлопнул по плечу и вернулся в домик.
***
Санат вошел в белую комнату и остановился, глядя в черные с красным глаза ее обитателя. Лекарь, стараясь не шуметь, укладывает в ящик пробирки, запечатанные бронзовыми пробками в виде голов драконов. Тишину нарушает редкое звяканье стекла.
– Что слышно? – ухмыльнулся вампир. – Что скажешь?
– Что происходит? – в свою очередь спросил Санат. Левмир бы вздрогнул, услышав его голос сейчас. В нем не только преобладали знакомые властные интонации. В нем звучала сила.
Вампир развел руками. Лицо сохраняло издевательское выражение.
– Донация. Разве похоже на что-либо иное?
– Это похоже на то, что ты решил уничтожить мою деревню.
– «Мою деревню»! – передразнил вампир, досадливо морщась. Отвернулся и отошел к окну. – Насколько я помню тот разговор с Эмарисом…
– Не нужно напоминать мне слова короля, – перебил Санат. – Ты прекрасно знаешь, что взял чужое. И он знает. Потому принял правильное решение, чтобы никого не обидеть. Но то, что сейчас делаешь ты, обижает меня. Как я должен поступить, когда все закончится, Эрлот?
Вампир лорд Эрлот тихо рассмеялся, покачивая головой, будто услышал несусветную чушь.
– А как ты можешь поступить, Паломник? Побежишь жаловаться королю? И что? Он меня накажет? Интересно, как? Это ведь не измена и даже не ослушание. Я просто пользуюсь тем, что в данный момент – мое. Пользуюсь так, как считаю нужным. Если что-то останется – установишь свои порядки. А если нет… Ну что ж, прости. Лорд Эрлот честно выполнил условия соглашения, и не его вина, что ты недоволен.
Эрлот вернулся к ящику, длинный палец коснулся одной из пробирок.