– Ты принес деньги, которые мне задолжал?
– А я задолжал?
– Карты, – напомнил Диме. – Две недели назад. Ржавь, Уэйн, ты пьяный? Еще ведь даже не полдень!
– Я не пьяный, – шмыгнув носом, возразил Уэйн. – Я изучаю альтернативные формы трезвости. Сколько я тебе должен?
Диме помедлил:
– Двадцатку.
– Что ты говоришь… – проворчал Уэйн, роясь в кармане. – Отчетливо припоминаю, что брал взаймы пятерку. – Он достал банкноту. Это была пятидесятка.
Диме вскинул бровь:
– Видать, тебе от меня что-то нужно?
– Я должен попасть в университет.
– Ворота открыты, – сказал Диме.
– Нельзя мне через ворота. Меня знают в лицо.
Диме кивнул. В его мире такие проблемы возникали сплошь и рядом:
– Что я должен сделать?
Совсем скоро человек в шляпе и куртке Уэйна и с его дуэльными тростями попытался пройти через главные университетские ворота. Однако, завидев двух мужчин в черном, сорвался с места и бросился наутек – те, покинув пост, кинулись за ним в погоню.
Уэйн поправил очки, провожая их взглядом. Хулиган попытался прокрасться в университет – какой скандал! Сокрушенно покачав головой, Уэйн со стопкой книг в руках вошел в ворота; на шее у него был галстук-бабочка. Еще один охранник, который стоял в более укромном местечке и наблюдал за тем, как его напарники гоняются за Димсом, глянул на Уэйна лишь краем глаза.
Очки. Для умников они что-то вроде шляпы. Во внутреннем дворе Уэйн бросил книги, потом прошел мимо фонтана с леди, которая не была одета подобающим образом, – он там задержался самую малость – и направился к Пашадон-холлу, общежитию для девочек. Здание жутким образом напоминало тюрьму: трехэтажное, с маленькими окнами, целиком из камня, с железными решетками, которые словно говорили: «Держитесь подальше, мальчики, если вам дороги ваши причиндалы».
За дверью главного входа Уэйна поджидало второе из трех испытаний – встреча с Пашадонской Тираншей. Восседавшая за столом дама могла похвастать телосложением быка и соответствующим лицом. Даже волосы у нее были завиты на манер рогов. По слухам, она работала в университете с незапамятных времен. Должно быть, ее сюда завезли вместе с люстрами и диванами.
– Ты! – Тиранша угрожающе поднялась из-за стола.
– Здрасьте, – поприветствовал ее Уэйн.
– Как ты пробрался мимо охраны кампуса?!
– Бросил им мячик, – засовывая очки в карман, ответил Уэйн. – Большинство гончих обожают за чем-нибудь гоняться.
Тиранша начала с грохотом выбираться из-за стола. Она походила на океанский лайнер, пытавшийся втиснуться в один из городских каналов. На голове у нее красовалась миниатюрная шляпка – дань моде. Тиранша воображала себя частью элендельского высшего общества, и в каком-то смысле таковой и являлась. В том самом, в каком каменные плиты, из которых сделаны ступеньки губернаторского особняка, являлись частью правительства.
– Ты, – ткнув в Уэйна пальцем, словно пытаясь проткнуть его грудную клетку, продолжала она. – Кажется, я велела тебе не возвращаться.
– Кажется, я не обратил на вас внимания.
– Ты пьян? – Тиранша принюхалась.
– Нет, – буркнул Уэйн. – Будь я пьяным, вы бы не выглядели и вполовину такой уродливой.
– Поверить не могу, что ты такой наглый. – Она раздраженно фыркнула и отвернулась.
– Серьезно? Уверен, я уже бывал раньше таким наглым. Вообще-то, я таким бываю каждый месяц. Отчего поверить в то, что я на такое способен, совсем не трудно.
– Я тебя не впущу. И не надейся. Негодяй!
Уэйн вздохнул. Героям историй никогда не приходилось сталкиваться с одним и тем же чудовищем дважды. До чего несправедливо, что он вынужден одолевать этого монстра каждый месяц.
– Послушайте, я просто хочу проверить, как у нее дела.
– С ней все хорошо.
– Я деньги принес, – упорствовал Уэйн. – Чтобы ей отдать.
– Оставь тут. Девочка из-за тебя нервничает, злодей.
Уэйн шагнул вперед и тронул Тираншу за плечо:
– Я не хотел этого делать.
Она взглянула на него и… размяла кулаки.
«Вот тебе раз!»
Поспешно сунув руку в карман, Уэйн вытащил картонный прямоугольник:
– Один пригласительный на две персоны на званый ужин в пентхаусе леди Зобелл, где губернатор произнесет свою традиционную весеннюю речь о политике. Здесь не указаны имена. Любой, у кого есть такой пригласительный, сможет…
– У кого ты его украл?! – перебила Тиранша.
– Ох, умоляю! Мне его домой принесли.
И это была чистая правда. Пригласительный предназначался для Вакса и Стернс. Но они были достаточно важными шишками, чтобы им присылали приглашения без имен. Капризные типы вроде Вакса могли запросто отправить на вечеринку вместо себя какого-нибудь родственника или друга.
Тиранша не была ни родственницей, ни подругой, но Уэйн решил, что Вакс будет все равно рад, если ему не придется идти на этот проклятый прием. Кроме того, Уэйн оставил взамен очень симпатичный опавший лист. Прям не лист, а красавчик, ржавь его побери.
Тиранша колебалась. Уэйн помахал пригласительным у нее перед носом.
– Наверное… – проговорила она, – я смогу впустить тебя в последний раз. Хотя и не должна впускать в гостевую комнату мужчин, которые не являются родственниками.
– Я практически член семьи, – возразил Уэйн.
Странно, но здесь слишком сильно беспокоились по поводу того, чтобы девушки и парни существовали отдельно друг от друга. Столько умников вокруг, и ни один не понимает, чем парням и девушкам полагается заниматься вместе…
Тиранша позволила пройти в комнату для гостей и отправила свою помощницу за Ольриандрой. Уэйн уселся, но ноги продолжали беспокойно плясать. У него не осталось ни оружия, ни взяток, шляпу и ту отдал. Он был практически голым, но все-таки достиг последнего испытания.
Ольриандра вошла спустя несколько секунд. И не одна, а привела с собой подкрепление в виде еще двух юных леди примерно того же возраста – чуть меньше двадцати.
«Умная девочка», – поднимаясь им навстречу, с гордостью подумал Уэйн.
– Мадам Пенфор говорит, ты пьяный, – остановившись в дверном проеме, заявила Ольриандра.
Уэйн обратился к метапамяти и зачерпнул исцеление. В один миг его тело уничтожило все нечистое и излечило раны. Оно считало алкоголь ядом, и это доказывало, что нельзя всегда доверять собственному телу, но сегодня Уэйн не возражал. Оно также покончило с насморком, но тот должен был вскоре вернуться. Почему-то метапамять с трудом исцеляла от болезней.
Так или иначе, внезапная трезвость была подобна удару кирпичом в челюсть. Уэйн глубоко вздохнул и почувствовал себя еще более обнаженным, чем прежде.
– Просто мне нравится ее дурачить, – четко и внятно произнес Уэйн, и взгляд его сделался сосредоточенным.
Некоторое время Ольриандра напряженно его изучала, потом кивнула. В комнату она так не вошла.
– Я принес деньги за этот месяц.
Уэйн достал конверт и положил его на низкий столик со стеклянной столешницей. Выпрямился, переминаясь с ноги на ногу.
– Это правда он? – спросила одна из девушек Ольриандру. – Говорят, он ездит с Рассветным Стрелком. Тем, который из Дикоземья.
– Это он, – ответила Ольриандра, по-прежнему не сводя глаз с Уэйна. – Мне не нужны твои деньги.
– Твоя мама велела отдать их тебе.
– Это не нужно делать лично.
– Нужно, – чуть слышно возразил Уэйн.
Они стояли молча, никто не шевелился. Уэйн откашлялся:
– Как твоя учеба? С тобой здесь хорошо обращаются? Тебе что-нибудь нужно?
Ольриандра достала из сумочки большой медальон. Открыла, демонстрируя на удивление четкий эванотип мужчины с залысинами и густыми усами. С удлиненным дружелюбным лицом и веселыми искорками в глазах.
Она каждый раз показывала Уэйну медальон с изображением отца.
– Скажи мне, что ты сделал, – потребовала Ольриандра.
Этот голос… Так могла бы говорить сама зима.
– Я не…
– Скажи!
А вот и третье испытание.
– Я убил твоего папу, – негромко проговорил Уэйн. – Застрелил и ограбил человека, который был лучше меня, и потому не заслуживаю права оставаться в живых.
– Ты знаешь, что не прощен.
– Знаю.
– Ты знаешь, что никогда не будешь прощен.
– Знаю.
– Тогда я возьму твои кровавые деньги, – сказала Ольриандра. – Если тебе и впрямь интересно, с моей учебой все в порядке. Я подумываю о том, чтобы взяться за изучение права.
Уэйн надеялся, что однажды посмотрит в глаза этой девушке и увидит в них какую-нибудь эмоцию. Хотя бы ненависть. Что угодно, кроме пустоты.
– Пошел вон.
Уэйн опустил голову и вышел.
Посреди Эленделя не должно было быть бревенчатой хижины с тростниковой крышей, но она там стояла. Вакс наклонился, чтобы войти, и будто перенесся на сотни лет назад. Внутри пахло старой кожей и мехом.
В мягком климате Эленделя огромный очаг был не нужен, однако в самом его центре сейчас горел костерок, над которым в маленьком котле медленно кипела вода для чая. Впрочем, покрытые копотью камни указывали на то, что очаг время от времени использовался целиком. Он, меха, изображения на стенах в древнем стиле – ветер, замерзший дождь, фигурки на склонах гор, нарисованные простыми штрихами, – все это были фрагменты мифа.
Старый Террис. Легендарный край снега и льда, покрытых белым мехом чудовищных зверей и духов, которые обитали в сердце морозных бурь. Беженцы из Терриса записали воспоминания о своей родине, ибо после Пепельного Катаклизма не осталось ни одного Хранителя.
Вакс уселся возле бабушкиного очага. Существовало предание, будто Старый Террис, созданный согласно видению Гармонии и спрятанный где-то посреди нового мира, ждет свой народ. Для верующих он был своего рода раем – замерзшим, враждебным раем. Жизнь в краю, от природы щедром, изобилующем фруктами, где почти не надо возделывать землю, иной раз могла исказить образ мыслей.
Бабушка Ви села напротив, но не стала разжигать огонь посильнее.
– Надеюсь, прежде чем войти в Поселок, ты оставил свои пистолеты?
– Нет.
Она фыркнула:
– Какой же ты наглый. За время твоего отсутствия я нередко задавалась вопросом, сумеет ли Дикоземье тебя укротить.
– Оно сделало меня еще упрямее, только и всего.
– Край жары и смерти, – проговорила бабушка Ви. Из полусогнутой ладони в ситечко для чая посыпались измельченные травы. Бабушка залила их кипятком, потом накрыла крышкой, держа ее узловатыми пальцами. – Ты весь провонял смертью, Асинтью.
– Отец не так меня назвал.
– У твоего отца не было на это права. Я бы потребовала, чтоб ты снял оружие, но знаю, что это бессмысленно. Ты можешь убить монетой, пуговицей или вот этим котелком.
– Алломантия не настолько зла, какой ты ее выставляешь, бабушка.
– Ни одна сила не является злой. Но смешивать силы опасно. Ты не виноват в том, что такова твоя природа, однако я не могу не видеть в этом предзнаменования. В будущем нас ожидает еще один слишком могущественный тиран. И все закончится смертью.
Эта хижина… аромат бабушкиного чая… Воспоминания схватили Вакса за шиворот и столкнули лицом к лицу с прошлым. Юноша, который никак не мог решить, кто он такой. Алломант или ферухимик, городской лорд или скромный террисиец? Отец и дядя тянули его в одну сторону, бабушка – в другую.
– Прошлой ночью в Четвертом октанте ферухимик совершил массовое убийство, бабушка, – сообщил Вакс. – Стальной бегун. Я знаю, ты отслеживаешь всех горожан, в чьих жилах течет ферухимическая кровь. Мне нужны имена.
Бабушка Ви продолжала помешивать свой чай:
– После возвращения в город ты побывал в Поселке… э-э-э… всего лишь три раза? Почти два года прошло, а ты только дважды нашел время для своей бабушки, не считая сегодняшнего дня.
– И ты сможешь меня осуждать, принимая во внимание то, как обычно проходят эти встречи? Откровенно говоря, бабушка, я знаю, как ты ко мне относишься. Так зачем же мучить нас обоих?
– Ты цепляешься за свои представления обо мне, которым уже исполнилось двадцать лет, дитя мое. Люди меняются. Даже такие, как я. – Она отпила из чашки, потом добавила в ситечко еще трав и снова опустила его в воду. Старейшая не станет пить, пока чай не будет заварен должным образом. – Но не такие, как ты, судя по всему.
– Дразнишь меня, бабушка?
– Нет. У меня лучше получается оскорблять, чем дразнить. Ты не изменился. По-прежнему не понимаешь, кто ты такой.
Старый довод. Она говорила об этом оба раза, когда они встречались на протяжении последних двух лет.
– Я не надену террисийское одеяние, не начну разговаривать тихим голосом и сыпать поговорками.
– Вместо этого ты будешь стрелять.
Вакс тяжело вздохнул. В воздухе ощущалась смесь запахов. От чая? Запахи напомнили о свежескошенной траве. О том, как в имении отца он сидел на лужайке и слушал, как ругаются отец и бабушка.
Здесь, в Поселке, Вакс прожил всего год. На большее отец не согласился. Удивительно, что вообще разрешил: дядя Эдварн хотел, чтобы Вакс и его сестра держались подальше от террисийцев. До того как родился его официальный наследник, ныне покойный Хинстон Ладриан, – Ваксу тогда исполнилось восемнадцать, – Эдварн практически присвоил детей брата и воспитывал их по собственному разумению. Даже после рождения Хинстона Ваксу было нелегко мысленно отделить волю родителей от воли Эдварна.
Год среди деревьев. В тот период в Поселке Ваксу запрещалось пользоваться алломантией, но он узнал нечто куда более важное. Узнал, что преступники существуют даже в идиллическом Террисе.
– По-настоящему я понимаю, кто я такой, – проговорил Вакс, встретившись взглядом с бабушкой, – лишь когда надеваю туманный плащ, прикрепляю к поясу пистолеты и пускаюсь в погоню за каким-нибудь сорвавшимся с цепи негодяем.
– Тебя должно определять не то, что ты делаешь, а то, чем ты являешься.
– Человек есть то, что он делает.
– Ты явился сюда в поисках убийцы-ферухимика? Тебе надо всего лишь взглянуть в зеркало, дитя мое. Если человек есть то, что он делает… поразмысли о том, что сделал ты сам.
– Я ни разу не убивал того, кто этого не заслуживал.
– Абсолютно уверен?
– В разумной степени. Если я совершил ошибки, то однажды за них заплачу. Ты меня не собьешь с пути, бабушка. Сражаться не означает идти наперекор террисийскому пути. Гармония убивал.
– Он убивал лишь тварей и чудовищ.
Вакс выдохнул. Опять?
«Ржавь! Надо было заставить Уэйна прийти сюда вместо меня. Он твердит, что ей нравится».
Внезапно Вакс ощутил запах раздавленных цветов и во тьме хижины будто снова увидел себя под сенью деревьев террисийского Поселка, когда с пулей в руке стоял и смотрел на разбитое окно.
И вдруг улыбнулся. Раньше это воспоминание приносило боль – боль изоляции. Теперь Вакс ощущал лишь пробуждение задатков законника, вспоминал целеустремленность, которую испытал тогда.
Шурша туманным плащом, Вакс поднялся и схватил шляпу. Он почти хотел поверить в то, что ароматы в хижине и воспоминания были делом рук бабушки. Кто знает, что она добавила в чай?
– Я собираюсь выследить убийцу. Если я сделаю это без твоей помощи и он успеет убить снова, прежде чем я его остановлю, часть вины будет на тебе. Поглядим, как ты тогда будешь спать по ночам, бабушка.
– Ты его убьешь? – спросила она. – Выстрелишь в грудь, хотя мог бы целиться в ногу? Люди умирают вокруг тебя. Не отрицай этого.
– Не отрицаю. Нельзя нажимать на спусковой крючок, если ты не готов убивать. И если противник будет вооружен, я буду целиться ему в грудь. И тогда если кто и умрет, то получит по заслугам.
Бабушка Ви устремила взгляд на свой котелок с чаем:
– Человека, которого ты ищешь, зовут Айдашви. И это она.
– Стальная бегунья?
– Да. Она не убийца.
– Но…
– Она единственная известная мне стальная бегунья, которая могла оказаться замешанной в подобное дело. Она исчезла примерно месяц назад, а перед этим вела себя… очень странно. Заявляла, что к ней является призрак мертвого брата.