Вступительная статья и примечания кандидата филологических наук, доцента А. П. Краснящих
* * *
Быть Конан Дойлом
Можно сколь угодно долго рассуждать о вреде массовой литературы, бичевать дурновкусие публики и пугать всех приближающимся эстетическим апокалипсисом, а все равно твои дети и дети твоих детей начнут с того, что прочтут всего Дюма, Жюля Верна и Конан Дойла, а уж потом – кто в двадцать, кто в тридцать, а кто и на закате жизни – возьмутся за Джойса, Пруста и «Записки Мальте Лауридса Бригге». А если и не возьмутся – что ж, литература, искусство – только часть (лучшая или нет – можно спорить) жизни, мира; а мир, как всегда, куда больше нуждается в просто честных и порядочных людях, чем в профессиональных читателях. Массовая же литература, особенно та, что еще так не называлась и смело смотрела вперед, не боясь быть непонятой, не услышанной «широким потребителем», как раз и учит понятиям чести, порядочности, благородству. Учит как умеет – бесхитростно и часто безыскусно: на первом месте – интрига и крепко сбитые, запоминающиеся образы; а стиль, красота языка… этим ведь можно и пожертвовать, бог с ним. О'кей, соглашается массовый читатель, кому он нужен, этот стиль, мне – нет. Давай драйв. И писатель дает, все сильнее и сильнее веря, что успех – единственное мерило литературного мастерства, а сама литература – это шоу, только шоу и ничего кроме шоу.
I
Конан Дойлу с собой повезло: он не считал себя ни выдающимся, ни каким бы то ни было значительным писателем. Мастеровым – да, хорошим ремесленником от литературы, но не больше. Больше – это Вальтер Скотт, Эдгар По, Стивенсон – вершины. Учителя, основоположники жанров, в которых он попеременно работал и которые сделал сверхпопулярными: исторический роман, детектив, хоррор, мистика, приключения. Кроме того – фантастика, социально-бытовой роман, пьесы, путевые очерки, роман воспитания, драматургия, путевые очерки, автобиография, публицистика, труды по спиритизму; в семидесятитомном наследии Конан Дойла – четыре сборника стихов, военные хроники, пятьсот лекций на злободневные и военные темы, автопародии и даже либретто оперетты. Проблема, если это действительно проблема, а не обычное явление в искусстве, в том, что почти все это не пережило своего автора, а то и появилось на свет уже мертворожденным для литературы. Даже исторические романы, которыми Конан Дойл гордился и которые писал «для вечности», ничего нового в литературу не добавили – по сравнению с тем же Вальтером Скоттом. Самый любимый, «Белый отряд» («Я никогда не создам ничего лучше!»), выдержавший при жизни Конан Дойла пятьдесят переизданий и включенный в обязательную школьную программу по английской литературе, – и тот со временем канул туда же, куда канули произведения всех других, писавших «под» Вальтера Скотта.
Парадоксально, но самыми жизнеспособными оказались те вещи Конан Дойла, которым он сам явно не уготавливал вечности: сбегающиеся в циклы рассказы, повести о приключениях профессора Челленджера, бригадира Жерара, Шерлока Холмса. Последнего, принято думать, Конан Дойл с определенного момента невзлюбил (мы чуть позже не-много поспорим об этом), полагая, что тот исковеркал ему литературную карьеру. Бедный Конан Дойл: в глазах миллионов нынешних фанов-«шерлокианцев» он всего-навсего литературный агент доктора Ватсона.
Задира и хвастун Челленджер; хвастун, рубака и любимец женщин Жерар; эстет, жаждущий приключений мысли, и тоже порядком хвастун Холмс – тип, хорошо известный в литературе и которого литературе не будет хватать всегда. Хвастовство – вообще очень важная черта характера, сюжетообразующая (да и, если уж на то пошло, вся литература в целом, любой созидающий акт, вся жизнь – это тоже род хвастовства: смотрите, что я могу). Но дело, конечно, не только в вызывающем улыбку образе хвастуна – несомненной удаче Конан Дойла; образ был бы неполон, если бы конандойловские герои не были способны на подвиг и не совершали его во имя… да чего угодно: науки, своей страны, победы над врагом. Самый главный робин гуд из них, разумеется, Шерлок Холмс: он идет на подвиг просто так, потому что бездействие вызывает у него глубокую депрессию. Все знают: для Холмса распутать преступление – это полдела, надо восстановить справедливость, а вопрос, платежеспособен ли клиент, вообще при этом не имеет никакого значения.
Интересно, знал ли Конан Дойл, создавая пятьдесят шесть рассказов и четыре повести о приключениях Шерлока Холмса, что на самом деле пишет не рассказы и повести, а сказки? Современные городские сказки, где вместо дремучего леса – зловещий, туманный, полный затаившейся угрозы Лондон. Искусственное освещение, скоростной транспорт, радио, телефон, кинематограф – все это появилось в конце девятнадцатого века и воспринималось тогдашним современником, пусть и горожанином до мозга костей, как нечто нематериальное, не вполне реальное, сказочное. Уж слишком резко научно-технический прогресс совершил скачок. Откуда-то из мрака, куда никогда не проникает свет газовых фонарей, вылазят сказочные чудовища, принимающие на время облик бандитов, грабителей, заговорщиков, и никому, даже всему Скотленд-Ярду, с ними не совладать. Одна надежда на сказочного героя, живущего на Бейкер-стрит, 221 – Б и обладающего магической силой – силой мысли (а какая иная сила может быть более действенной в эпоху научно-технической революции?).
Первым, кто если не понял, то уж точно почувствовал сказочность приключений Шерлока Холмса, был Корней Чуковский: «‹…› Шерлок Холмс обладает почти чудодейственной мыслительной силой ‹…›», «Эта наблюдательность кажется почти сверхъестественной ‹…›», «Все эти догадки (Шерлока Холмса – А. К.) подтвердились. Вначале они казались читателю чудом ‹…›».
Сказка… Неоромантики – а именно по их ведомству проходит Конан Дойл в школьных и вузовских учебниках всего мира – были жутко увлечены сказками. «Новая тысяча и одна ночь» (1882) Стивенсона. Две «Книги джунглей» (1894, 1895) Киплинга. А «Копи царя Соломона» (1885) и «Дочь Монтесумы»(1893)Хаггарда, «Каприз Олмейера» (1895), «Лорд Джим» (1900), «Сердце тьмы» (1902) Конрада? А формально не неоромантик, но по существу – еще и какой! – Оскар Уайльд, писавший самые что ни на есть сказки классические?
Считается, что неоромантикам было тошно наблюдать окружающую действительность – серо-серую, донельзя приземленную, погрязшую в буржуазном меркантилизме. Отсюда, из этого неприятия духовного убожества и мелочности человека, – и поэзия дальних странствий, жажда риска и приключений, и воспевание героического прошлого, и – главное – тоска по яркой, сильной, волевой личности, человеку с большой буквы. Да, это верно. В цикле о Шерлоке Холмсе сильная волевая личность постоянно действует: кого-то выслеживает, от кого-то прячется, стреляет, дерется, бежит. Но свои главные подвиги Шерлок Холмс совершает в тиши кабинета на Бейкер-стрит, уйдя в себя, разматывая нить запутанного преступления. Путешествие мысли, показывает Конан Дойл, может быть не менее увлекательным, чем путешествие в экзотические страны. И даже не менее опасным. Заключительная, самая важная часть каждого рассказа, каждой повести о Шерлоке Холмсе – это всегда отчет сыщика-консультанта о проделанном его мыслью путешествии, где компас – дедуктивный метод – указывает путь логике. Вот что придумал для нас Конан Дойл. Придумал ли?
II
Вначале был По… На самом деле это не совсем так. Вначале был Видок. Авантюрист экстра-класса, бывший каторжник и полицейский информатор Франсуа Эжен Видок основал в 1833 году в Париже первое в Европе частное «Бюро расследований» и набрал туда в качестве работников своих приятелей по уголовному миру. Предприятие оказалось настолько успешным, что парижская полиция – кроме шуток – осталась без работы. Потом Видок написал четыре книги воспоминаний, моментально завоевавших бешеную популярность – их читали повсюду, в том числе и в Америке, в том числе и Эдгар По, создавший – впоследствии – новеллы «Убийство на улице Морг» (1841), «Тайна Мари Роже» (1942), «Золотойжук» (1843)и «Похищенное письмо» (1845) – первые в мире детективные произведения. Так в литературе появился новый жанр. Название ему дадут чуть позже, сам же По называл свои сюжеты «логическими». В трех из четырех «логических» новелл действует сыщик-любитель Ш.-Огюст Дюпен, в «Золотом жуке» сыщика зовут Вильям Легран. Дюпен – интеллектуал-эксцентрик, делит кров с компаньоном, который является рассказчиком.
Дюпен – дьявольски (или божественно) умен; безымянный рассказчик – донельзя наивен, логические построения Дюпена для него как магия, откровение. Расследует преступление Дюпен не ради денег или славы, а исключительно чтобы развлечь себя. Знакомый образ, не правда ли?
«Логические» новеллы По начинаются с того, что Дюпен знакомится с обстоятельствами таинственного и запутанного преступления, далее – размышляет и выдвигает несколько равно правдоподобных версий происшедшего, а рассказчик-помощник участвует в их обсуждении и таким образом, конечно, вместе с уже попавшим на крючок интриги читателем, включается в соперничество с мэтром за истину. Затем – чтобы проверить свои логические построения – детектив выходит из дома, куда-то идет, что-то такое (читатель с компаньоном недоумевают) делает, потом возвращается к себе, усаживается поудобнее в любимом кресле, и вот заключительный аккорд – долгожданный отчет о проделанном мыслью гения путешествии в дальние страны, где царят коварство, ложь и предательство. Все это подается в форме лекции, тоном не без превосходства и насмешки, словно заносчивый профессор обращается с кафедры к туго соображающим студентам.
И наконец, загадка, которую разгадывает сыщик. В «Убийстве на улице Морг» Дюпен раскрывает преступление, кото рое произошло в комнате, откуда никто не выходил. В «Золотомжуке» Легран занят расшифровкой кода. В «Похищенном письме» Дюпен додумывается до гениального открытия, что лучше всего спрятано то, что лежит на самом видном месте. Первый тип интриги Конан Дойл использует в «Пестрой ленте», второй – в «Танцующих человечках», третий – в «Скандале в Богемии», – а потом, варьируя и миксуя, в том или ином виде повторит еще не раз.
А если учесть и то, что у По уже были не только сыщик-аналитик с напарником-повествователем, но и профессионально беспомощный, хоть и хорохорящийся не к месту полицейский префект (да-да, протоЛестрейд, протоГрегсон), то какие согласиться с Александром Куприным, сказавшим: «Но Конан-Дойль, заполонивший весь земной шар детективными рассказами, все-таки умещается вместе со своим Шерлоком Холмсом, как в футляр, в небольшое гениальное произведение Э. По – «Преступление на улице Морг»». И, стало быть, заслуга Конан Доила и весь секрет сверхпопулярности Шерлока Холмса лишь в количестве, а не в литературном качестве его приключений? То есть напиши Эдгар По не три новеллы о Дю пене, а шестьдесят, или убей Конан Дойл в 1893 году Шерлока Холмса навсегда, – и вся слава, лавина подражаний, сиквелов и экранизаций достались бы сыщику-любителю из Сен-Жерменского предместья, а не сыщику-консультанту с Бейкер-стрит? В среде литературоведов и исследователей творчества Конан Доила принято отвечать на этот деликатный вопрос крайне осторожно и уклончиво. «Да, Эдгар По многое подсказал ‹…› детективному жанру. Однако Конан Дойл не был просто подражателем ‹…›. Он с талантом и размахом продолжал его поиски ‹…›, а главное, придал этому жанру форму развитую и законченную. В ряду знаменитых детективов ‹…› Шерлок Холмс, бесспорно, самое выразительное лицо, наиболее живой характер ‹…›». Илидажетак: «Принято считать, что Конан Дойл заимствует одну находку у По, другую – у Габорио, а третью – еще у кого-то. Но за этими рассуждениями мы забываем о том, что ‹…› он изобрел «загадочную отгадку», «таинственный ключ»».
Как бы то ни было, Конан Дойл учился мастерству не у одного По. По – отец детектива, если был отец, то должна быть и мать. Матерью детектива называли американскую писательницу Анну Кэтрин Грин. «Дочь юриста, она до тонкостей знала процедуру следствия <… >, а бурное воображение позволяло ей выдумывать страшные тайны и изощренные преступления. ‹…› Влияние Анны Кэтрин Грин особенно заметно в ранних рассказах о Холмсе: разделение повествования на собственно детективную часть и ретроспективу жизни главных героев ‹…› – типичногриновскийприем». Кстати, сам термин «детектив» придумала тоже Грин, и она же придумала первую в литературе женщину-сыщика – Вайолет Стрэндж (которая, согласно моральным нормам эпохи, посещает клиентов только в сопровождении своего брата).
И конечно, прославленный сыщик Лекок – точнее, его создатель, французский писатель Эмиль Габорио, автор «уголовных» (так они тогда назывались) романов «Дело Леру» (1866), «Преступление в Орсивале» (1867), «Рабы Парижа» (1868). «Лекок не только был мастером переодеваний, но применял научные методы – например, пользовался гипсовыми слепками, чтобы получить отпечатки ног преступника. Презрение Лекока к главе службы безопасности Жевролю предвосхищает стиль отношений между Шерлоком Холмсом и инспектором Лестрейдом ‹…›, адобродушный, но недалекий отец Абсент, товарищ Лекока, восхищающийся его умениями, возможно, стал прототипом доктора Ватсона». Уже в самой первой «холмсианской» вещи Конан Дойла, «Этюде в багровых тонах» (1887), и Лекоку, и Дюпену достается от сыщика с Бейкер-стрит: «Наверняка вы считаете, что, сравнивая меня с Дюпеном, делаете мне комплимент, – заметил он. – Но лично я считаю Дюпена посредственностью. ‹…› Да, не спорю, Дюпен обладал определенным аналитическим даром, но уж никак не был таким феноменом, каким его видел По». И далее: «Лекок – жалкий дилетант ‹…›. У него была только одна положительная черта – его энергия. ‹…› Перед Лекоком стояла задача выяснить личность заключенного. Я бы с этим справился за сутки. У Лекока на это ушло где-то полгода». Сурово, да?
По и Грин – американцы, Видок и Габорио – французы. Был ли Конан Дойл первым автором детективов в английской литературе? И да, и нет, но скорее – да. До него из англичан подходы к детективному сюжету совершали Чарльз Диккенс и Уилки Коллинз. Тогда это называлось «сенсационным» романом.
Любопытно, что, когда диккенсовский «Барнеби Радж» – историко-приключенческий роман с детективной интригой – по частям публиковался в журнале на протяжении 1840–1841 гг., По за несколько месяцев до завершения публикации написал на него рецензию, один в один предсказав, как и чем кончится дело. Говорят, что Диккенс, прочитав ее, воскликнул: «Этот По, должно быть, сам сатана!» В одном из последующихроманов, «Холодном доме» (1853), Диккенс показывает, как инспектор Баккет распутывает по ниточке преступление, а в оставшейся незаконченной «Тайне Эдвина Друда» (1870) – самом детективном из всех романов Диккенса – заглавный герой неожиданно исчезает после расторжения помолвки, и в его убийстве подозревают соперника (кстати, в 1928 году Конан Дойл – уже давно спиритуалист – вызвал дух Диккенса, и тот сказал, что всегда надеялся, что он – Конан Дойл – завершит его произведение, пустив своего Шерлока Холмса по следу пропавшего героя).
Что касается Уилки Коллинза, то кто же не помнит его нашумевших и до сих пор любимых читателями «Женщины в белом» (1860) и «Лунного камня» (1868) – романов, которые при определенном угле зрения можно запросто считать детективными (многие так и делают). «Однако ни Диккенс, ни Коллинз не писали детективов в собственном смысле слова, «сенсационный» роман с загадочной интригой строился принципиально иначе: расследование преступления не стояло во главе угла и сыщик не был главным героем». Хотите – спорьте.
Из воспоминаний сэра Артура хорошо известно, что новеллами Эдгара По он увлекался еще в отрочестве. «Позднее он признавал, что ни один писатель, кроме Маколея и Скотта (а до них – Жюля Верна и Майн Рида. – А. К), так не отвечал его вкусам и литературным пристрастиям, как Эдгар Аллан По ‹…›». На всю жизнь По остался для Конан Дойла литературным кумиром номер один: «Он всегда утверждал, что Эдгар Аллан По – величайший мастер рассказа всех времен и народов».
По скончался в 1849 году в нищете и, в общем, безвестности. Как писателя По открыла сначала Европа, а потом уже состоялось его триумфальное посмертное возвращение на родину – в качестве классика национальной литературы. Бывают странные сближения судеб: с Конан Дойлом все вышло наоборот. Первой – как писателя – его открыла Америка, а уж за ней – родная Англия. Более того, именно благодаря Америке мы имеем не только «Этюд в багровых тонах», но и продолжение приключений Шерлока Холмса. После «Этюда» Конан Дойла увлекли новые замыслы: исторические романы «Мика Кларк» и «Белый отряд», к тому же английская критика на появление «Этюда» никак не отреагировала, почти не заметила его. А заокеанской публике и рецензентам, наоборот, детектив о приключениях Шерлока Холмса пришелся по вкусу, и в 1889 году главный редактор филадельфийского «Липпинкоттс мэгэзин», приехавший в Лондон открывать британскую версию своего журнала, пожелал встретиться с двумя молодыми английскими писателями – Конан Дойлом и Оскаром Уайльдом. Конан Дойла издатель попросил написать для журнала повесть с продолжением приключений Шерлока Холмса – так появился «Знак четырех», который и вышел в 1890 году. Оскар Уайльд написал «Портрет Дориана Грея» – свое, как мы теперь знаем, вершинное произведение.