«Занятие не из серьезных, — с иронией думал о себе Володя. — У парнишки каникулы, убивает время, а ты его тень… Он вернется домой к своим бдительным предкам, а у тебя день пропал».
Поравнявшись с кинотеатром «Молот», Дергачев принялся изучать афишу, и Бибишев испугался, как бы не пришлось ему нынче посмотреть фильм, который он видел и который ему к тому же не понравился. Однако Гена, простояв довольно долго, двинулся дальше и, дойдя до угла, зашел в зал главпочтамта. Выждав немного, следом зашел и Володя.
Геннадий Дергачев, облокотившись на барьер, стоял в очереди у окошка выдачи корреспонденции до востребования. За ним уже успели пристроиться две женщины. Володя ругнул себя: надо было поторопиться войти, тогда он встал бы сразу за Геной и увидел, что за корреспонденцию он получает. Можно было подойти с головы очереди, но там к барьеру прилип старикан, заполнявший бланк. Володя решил выждать.
Протянув паспорт в окошко, Гена вытянул шею, напряженно следя за пальцами девушки, шибко перебиравшими письма. Но вот она выхватила зеленоватую бумажку, заглянула в паспорт, вложила в него бланк и выбросила на барьер. Порывисто схватив паспорт, юноша вчитался в бланк и огляделся, будто разыскивая кого-то в зале.
«Посылка или перевод, — решил Бибишев. — Теперь мне зевать нельзя».
Глаза Геннадия остановились на окошке приема и выдачи переводов. Он медленно пошел через зал, Володе показалось, что лицо Гены побледнело. Когда подошел ближе, убедился: да, парень был бледен, на лбу выступила испарина.
Володя пристроился в очереди за его спиной. Рука с паспортом и вложенным в него — теперь Бибишев отчетливо это видел — телеграфным переводом протянулась в окошко.
— Подождите! Не видите — занята… — резко бросила смуглая женщина по ту сторону барьера, не отрывая взгляда от листка, куда она записывала переводы.
Рука Гены опять легла на барьер. Бибишев изогнул шею и сумел прочитать обрывки строчек:
«…ГЕННАДИЮ ФЕЛИКСОВИЧУ… РУБЛЕЙ… КУЙБЫШЕВА… ОТ МИХАЙЛОВА…»
— Давайте, — сказала смуглая женщина.
Поскольку Геннадий ни разу не посмотрел на Бибишева, Володя решил не искушать судьбу: лучше оставаться и дальше незамеченным. Он тихонько отошел к соседнему окошку — и вовремя: юноша, расписываясь и проставляя на обратной стороне бланка сумму, оглянулся на соседа и прикрыл перевод локтем.
Но окошко Володя видел хорошо, и потому он мог вместе с почтовой работницей считать десятки. Их было ровно тридцать…
Триста рублей — мальчишке! И к тому же подозреваемому в краже автомашины!
Бибишев несколько секунд стоял в оцепенении, но, увидев, что в дверях мелькнула полосатая футболка, без промедления двинулся за ней.
— …Вот такие пироги, — закончил Володя свой рассказ. — Теперь понимаешь, почему я обалдел, когда услышал про твоего Лешку с его переводом?
— Это мы понять можем. — Саша задумался. — Постой… Кажется, Лешка тоже где-то на шофера учится… Мать говорила, а может, я путаю…
— У тебя, значит, от Петрова. А мой — от Михайлова. Теперь…
— Теперь только от Харламова остается ждать, — подхватил Саша. — Да, а куда он деньги отнес?
— Домой. А вот отдал папаше или нет, этого я не знаю. Едва ли. Не будь второго перевода, я бы подумал, что дедушка прислал…
— Вряд ли у моего Лехи такие дедушки есть, — хмыкнул Саша. — Надо проверить, угоняли или нет «Жигули» дня за два до Лешкиного перевода. Тут одна рука чувствуется, кто-то мальчишек купил.
— За этим «крокодиленком» надо будет присмотреть. Но говорить с ним сейчас рано — парень с характером. — Володя подумал, тряхнул головой. — Нельзя его сейчас, не напортить бы…
— Ну, делай, как знаешь, — сказал Саша покровительственно. — Ты у нас большой. А я, пожалуй, пойду Лешку навещу. Может тебе и помогу ненароком.
— Эх ты, студент! — засмеялся Володя.
— Сам ты заочник, — отозвался Саша. — До завтра!
По дороге домой Бибишев заехал в Ленинский райотдел: ему должны были оставить у дежурного результаты проверки бензоколонок. Тут его ждала удача: заправщица с Московского шоссе сразу же вспомнила красивого паренька, покупавшего талоны и заправлявшего «Жигули» во втором часу ночи. Запомнила, потому что кудрявенький юноша, резко вынув шланг из машины, облил себя бензином и пятно расплылось на рубашке. А что цвет «Жигулей» малиновый — это точно.
А Саша попусту терял время, беседуя с Лешкой. Мать дежурила в больнице, они были один на один, но откровенного разговора не получилось. Когда Зуенков попробовал намекнуть на кражи автомашин, Лешка замкнулся, а потом неожиданно сказал:
— Зря вы мне групповое клеите. Знать ничего не знаю. А если бы я угонял, так чтобы покататься. Да только я не угонял, вот и все. Не хочу больше разговаривать!
Уходил от него Саша расстроенный, недовольный собой. Он понимал, что Леша — сын уголовника и что он если не повидал, то слышал всякое и заставить его признаться — Саше даже в мыслях не хотелось сказать о нем «расколоть» — будет невероятно трудно. Может, тот, другой, поддастся Володе.
«А Харламов — это все же мысль, — уже в автобусе вдруг подумал он. — Надо завтра позвонить Володьке… Если и ему в голову не пришло то же, что и мне…»
10
— Странный, скажу я вам, список!
Начальница участка по приему и обработке переводов была явно заинтригована.
— Кому же это наша сборная шлет такие суммы?
Бибишев засмеялся, В самом деле, будешь озадачен таким списком:
«Харламов, Мальцев, Третьяк, Фетисов, Васильев, Лутченко…»
И одинаковая сумма — 300 рублей.
— Ну, может быть, не все они, а кто-то…
— Оставьте свой телефон. Как только найдем, я позвоню.
Чувство неловкости не покидало Володю: он представлял, сколько хлопот он доставит почтовикам. Пересмотреть все переводы за две недели — шутка ли! Правда, только те, что до востребования.
Как ни парадоксально было предположение, что некто платил своим подручным — угонщикам «Жигулей» через почтамт, отправляя переводы от имени Петрова, Михайлова и, возможно, других членов хоккейной сборной СССР, начальник управления уголовного розыска оценил его сразу.
— А что, — сказал он весело, — вполне вероятно, что сказалась инерционность мышления. Стоит нам сказать: «Иванов, Петров», как напрашивается и «Сидоров». Кстати, ничего удивительного не будет, если обнаружится именно этот ряд — Иванов, Петров, Сидоров. А Михайлов — уже четвертый. Но сначала проверим нашу сборную.
Бензозаправщица еще раз опознала личность паренька, заправлявшего среди ночи малиновые «Жигули». На этот раз по фотографии, которую Бибишев взял в паспортном отделе. Так что косвенные улики подбирались солидные: Геннадий Дергачев был завсегдатаем двора, откуда увели машину, вот-вот должен был получить права, отсутствовал ночью в момент кражи, заправлял пустой бак «Жигулей» среди ночи, облил рубашку бензином и, наконец, получил таинственный перевод. Поскольку все это произошло совсем недавно, можно было ждать, что Дергачев выйдет на связь со своим сообщником, а скорее руководителем. А может, он должен поделиться с кем-то деньгами.
Теперь каждый шаг Гены-Крокодила контролировался уголовным розыском. Сменяясь через четыре-пять часов, инспектора Ленинского райотдела должны были сопровождать его всюду. Что же касается Леши Гусева, то с ним было сложнее. Хотя Бибишев мог предполагать, что Лешка угнал машину из своего 10-го микрорайона двумя днями раньше получения перевода — а такой случай как раз был зарегистрирован, — улик против него не было. Кроме перевода, конечно. Но улика, основанная лишь на логическом выводе, имеет мало веса.
Звонок с почтамта раздался раньше, чем ожидал его Володя.
— Приезжайте, нашелся ваш Харламов. — В трубке раздался смешок. — Именно на триста рублей…
— А кому адресован? — начиная волноваться, спросил Володя.
— Минутку… Золотавкин Михаил Аркадьевич. Проживает по улице Ново-Садовой… дом… квартира… Перевод получен восьмого, одиннадцать дней назад.
— Спасибо большое! Ехать мне незачем, а если Мальцевы с Третьяками найдутся, позвоните. Еще раз спасибо!
Положив трубку, Бибишев подергал себя за ус.
— Что, жареным запахло? — спросил Николай Суханов, один из четверых обитателей кабинета, инспектор по кражам госимущества. — Ишь, порозовела наша красна девица…
— Еще как запахло, Коля!
И Бибишев опять завис над телефоном. Не дозвонившись в райотдел, открыл телефонную книгу на букве «З», нашел фамилию: Золотавкин А. А. Адрес тот же. Телефон номер 34-97-45. Так А. А. — это, конечно, отец.
— Здравствуйте, а Миша дома? — спросил он, услышав в трубке женский голос.
— Миша в «Дубках», на турбазе, — ответило грудное контральто, и раздались частые гудки.
Решение пришло сразу. Смахнув бумаги в стол, Володя еще раз взялся за телефон.
— Привет, это Бибишев, — сказал он в трубку. — Посмотрите, четвертого или третьего… этого месяца, разумеется, «Жигули» не угоняли? Так, чтоб с концом?
Подождал, не кладя трубку на рычаг. Пощурился на солнце.
— Да-да, слушаю!.. Есть? Где, говоришь? Ага! Спасибо! Привет!
Он встал, заправил поаккуратнее рубашку под ремень.
— Я к начальнику управления, потом уеду. Сегодня, видно, уж не вернусь…
11
Счет шел очко в очко.
— Да кончайте же, наконец! — заскулил рыжеватый паренек, истомившийся ожиданием. Володя удрученно по-цокал языком: в самом деле, уже 28—28. И все время: «больше», «равно», «меньше», «равно»…
Кроме двух играющих, в зале находились еще с десяток человек. Бибишев тоже был очередником к теннисному столу, но сыграет он или нет, станет известно, когда определится победитель этой партии. Если возьмет верх крепкий очкарик в спортивном костюме, Володя играть не будет. Если же выиграет тощенький джинсовый пижон, то придется. И придется его обыграть: Бибишеву во что бы то ни стало надо было оторвать Мишу Золотавкина от ракеток и прыгающего мячика. Полчаса и так потеряно зря.
Как назло, выиграл-таки Миша. Уже у четвертого партнера. Давненько не тренировался Володя. Но, решил он, небось рука сама вспомнит.
Подача! Бибишев отбил, но высоко. Хлесткий удар!
— Один — ноль, — уныло произнес рыженький.
Снова подает Золотавкин, и снова та же картина: высокий мяч и удар. Счет стал расти: 2—0, 3—0, 4—0. Ага, наконец-то 4—1…
«Даже в классической борьбе нужен интеллект, не то что в боксе», — вспомнил Володя слова своего тренера, мечтавшего сделать Володю чемпионом в первом легком весе. Чемпионом города, как минимум. Давно это было… Что ж, значит, надо переиграть пижона за счет интеллекта, тактически.
Миша не заметил, как произошел перелом. Он продолжал хлестко бить, но мяч почему-то врезался в сетку. Миша брезгливо осматривал ракетку, разводил руками, ища у зрителей сочувствия: вот, мол, чем приходится играть… Была бы моя вьетнамская… Он никак не мог осознать, что его усатый партнер овладевает инициативой за счет «подручных» средств: глядя на один угол стола, подает на другой, через раз малозаметно «подкручивает» мяч, а то вдруг встречает его тычком возле самой сетки… Теперь же, когда счет неожиданно стал 15—11 в пользу усатого, Миша Золотавкин окончательно скис. Перебрасывал мяч кое-как: проигрывать он явно не умел…
«Отлично, волевые факторы у тебя, приятель, не на высоте», — сказал себе Володя, кладя ракетку на стол и всем своим видом показывая, что ему жарко и что он устал. Вслед за Золотавкиным он вышел из зала в вестибюль.
— Курите? — протянул ему Миша пачку «Кента».
— С удовольствием! Отличные цигарки… — Володя прикурил. — Давайте выйдем, а то… — И он кивком показал на уборщицу.
Они вышли из главного корпуса и немного прошлись по аллейке.
— Присядем? — предложил Бибишев.
Миша молча пожал плечами. Можно и присесть. Чего надо этому усатому? Ну, поиграли в пинг-понг. Ну, дал ему закурить…
— Миша, — жестко сказал Бибишев, закидывая руку за спинку скамейки и корпусом поворачиваясь к Золотавкину, — а я ведь за тобой. Смотри! — Он протянул к глазам юноши раскрытое удостоверение. — Уголовный розыск. Разговор к тебе серьезный.
Это был удар по-боксерски, не то что ракеткой по мячику. Губы у Миши задрожали, веснушки стали темнее. Он затянулся сигаретой, закашлялся, швырнул окурок в газон.
— Какой… разговор?..
— Я думаю, полезный у нас будет разговор. — Володя старался говорить бесстрастно. — Дней десять назад ты угнал «Жигули». Где, у кого, в какое время суток — могу сказать, если угодно. Ты угнал их не для того, чтобы покататься. Тебе заплатили за это триста рублей. И ты их получил на почтамте, как у вас было условлено. Как видишь, мы знаем главное. Осталось уточнить детали. Тебе, Миша, человеку неглупому, должно быть ясно, что отпираться — только себе вредить. Мы уверены, что кто-то втянул тебя в свои махинации с машинами, и знаем, что ты пешка в чьей-то игре. Я предлагаю вариант: ты рассказываешь мне все детали, а я характеризую твое признание следователю как добровольное. Если ты сейчас начнешь рассказывать, то так оно в сущности и будет. Нет нужды тебе брать чужую вину на себя…
Свой монолог Володя произнес не переводя дыхания, но и не торопливо, четко отрубал фразы. И каждая из них, будто удар молота, падала на Михаила Золотавкина, пригибая голову, опуская плечи, округляя спину. Когда он поднял глаза на Володю, в них стояли слезы.
— Я расскажу… — скорей прошептал, чем выговорил он. — Я все скажу… Я не знаю… с чего начать…
— Давай я буду спрашивать, так будет легче, — предложил Бибишев и, увидев, что Миша кивнул, задал первый вопрос: — Кто платит за угон машины?
Юноша так энергично замотал головой, что слезинкой брызнул на инспекторову щеку. Неприятное ощущение, но Володя не подал виду.
— Не скрывай, Золотавкин. Это ни к чему.
— Честное слово!
Он даже вскочил. Прижимая кулаки к патлатой девице, отпечатанной на майке, он умоляюще смотрел на Володю.
— Я не знаю, мне не сказали… Нет, мне сказали…
— Давай сначала, — предложил Бибишев. — Вопросы — по ходу. Начни с того, как ты решил… Или — как тебя втянули. В общем, как…
— Да, втянули! — горячо воскликнул Миша, садясь на скамью. — Эта подлая девка! Эта… — Он хотел было выругаться, но не посмел. — Я вышел с курсов, это еще в июле было…
— С каких курсов? Автолюбительских? — догадался Бибишев.
— Ну да… — Золотавкин всхлипнул. — Выхожу, а она навстречу… Вся в «фирме», косметика…
— Погоди, кто она?..
Сбиваясь и возвращаясь к сказанному, вспоминая забытые подробности, Миша поведал инспектору уголовного розыска незамысловатую историю своего совращения. Полненькая, очень смазливая и очень модная девица лет около двадцати трех, окликнув Золотавкина почти у порога курсов, без экивоков спросила, не нужны ли ему белые «фирменные» брюки. Она объяснила, что брат на днях идет в загранку на танкере и «хочет элементарно их сдать, лишь бы побыстрей». Размер как раз его — сорок шесть, пятый рост. Кто не хочет белые джинсы? Золотавкин поплелся за девицей, которую звали Лялей, аж на улицу Обороны. По дороге говорили о том о сем. Девушка произвела на него впечатление: острая, умная и, кажется, «фор фри лав» — за свободную любовь. К дому, где живет брат, они пришли друзьями и, когда братца не оказалось на месте, решили посидеть в открытом кафе. Мишу она заинтересовала и как современная девушка, и как человек со связями. По ее словам, она могла достать любую тряпку с любой наклейкой. И не только через брата. А потом, за бутылкой вина, она предложила Мише заработать приличную сумму.
— Только надо чуть-чуть смелости, ну и — нахальства, — добавила Ляля. Услышав от Миши, что нахальства у него еще больше, чем смелости, Ляля спросила: — А мог бы ты прокатиться по городу в чужой машине?
Миша сказал, что мог бы, но не понимает, зачем.
— Ты прокатишься до Поляны Фрунзе и оставишь ее там. Остальное — не твоя забота. Через два дня получишь на главпочтамте перевод на триста рублей.