Стихают последние аккорды, всем говорят спасибо и до завтра. Ресторан закрывается, пора и честь знать, разгорячённые, вываливаем на улицу. Светятся зелёными огоньками такси, прохаживаются нахмуренные дружинники, следят, чтоб из ресторана не выходили пьяные. Патруль косится на нас, но пока не пристаёт. В принципе мы весёлые, но не в сильном подпитии.
Всё же быстренько минуем ресторанную зону, идём по тротуару, по бокам которого, нависают кипарисы, травим байки. Костя рассказывает, как они получили первое жалование, причём - трёшками и ничего умного не придумали, как соорудили барабан, наклеили на него деньги и пошли в ресторан. Начали расплачиваться, вроде денег не хватает, тогда достают барабан, крутанули, трёшка вылетает, второй раз, ещё одна, затем ещё и ещё. У официанта потихоньку глаза на лоб полезли, незаметно исчезает и очень скоро нагрянула милиция: "Где фальшивомонетчики?" - крутят руки, кидают в "обезьянник". Правда, быстро разобрались, что ребята просто балуются, но сами шутить не захотели, вызвали патруль из комендатуры. Ох, и разбирательство было! Чуть с флота не полетели! Мотивировка: "Издевательство над советскими гражданами". Хорошо, что в Штабе родственники были, с трудом загасили конфликт.
Костя рассказывает в лицах, все хохочут. Катя тоже смеётся, крепко цепляется за руку Эдика, но часто поглядывает на меня и такое у неё выражение лица, словно она что-то вспоминает.
- Кстати, я тоже в Москву скоро поеду, с приборостроительного института уйду, попробую поступить в Университет имени Патриса Лумумбы, на факультет арабских языков, - заявляет она, странно поглядывая на меня.
- Лучше английский изучай, полезнее, - советую я.
- Английский я знаю.
- Вот как?
- В школе повезло с преподавателем, она англичанка.
- Самая настоящая?
- Почти. Хотя сама русская, но родилась в Лондоне. В своё время её дедушка и бабушка, скрываясь от царских репрессий, эмигрировали в Великобританию. А вот сейчас, ей предложили вернуться. Она ярая коммунистка, легко Ленина цитирует, и почти наизусть знает Капитал Карла Маркса.
- Значит патриот, - стараясь скрыть иронию, улыбаюсь я.
- Наверное.
- Дура она, - бесцеремонно встревает в разговор Эдик.
- Ты что, против Ленина? - округляет глаза Катя.
- Причём тут Ленин? Она шило на мыло поменяла. И что, нравится ей жить здесь, а в Англии плохо было?
- Она говорит, что нравится.
- Вот я и говорю, дура.
- Эдик, ты бываешь несносным, - равнодушно говорит Катя.
- А я бы хотела б в Англии пожить, на королеву посмотреть. Да я бы, полжизни отдала, чтоб лишь одним глазком посмотреть на Биг Бен! - мечтательно закатывает глаза Танюха.
- Я б тоже съездил туда ... на танке, - дурачится Александр.
- А мне больше Париж по душе. Эйфелева башня, наряды, а какой язык красивый, - с придыханием говорит Элла.
- Туда б я тоже съездил ... на танке, - не унимается Александр.
- Слушай, отстань со своей бронетехникой! - возмущаются девушки.
- Ну, уж лучше, чем на Жульке, - продолжает ехидничать Александр.
Мы смеёмся, действительно, наша жизнь желает быть лучшей, "но крепка броня и танки наши быстры". По крайней мере, мы сверхдержава и нас, если не уважают, то боятся. Хотя чему бояться? Наше правительство всегда выступает за мир во всём мире, даже лозунги такие. Вот и в Афганистане воюем за тем, чтоб мир там был. Проклятые американцы! То Вьетнам, то Кампучия, на малюсенькую Гренаду напали, сволочи! Хотели Кубу оккупировать, и если б Хрущёв не постучал ботинком по трибуне ООН, точно б ядерная война началась.
Как-то незаметно друзья разошлись по домам. Мы все обитаем в одном районе, кто-то дальше, кто-то ближе, лишь Эдик сейчас поселился на Северной стороне, а это абсолютно противоположные направления. Он, как истинный джентльмен, порывался проводить её до дому, но я веско говорю, что катера скоро перестанут ходить и пусть не волнуется, сам провожу. Вижу, ему не очень понравилось эта идея, но Катя чмокнула его в нос, он растрогался и побежал на троллейбус.
Идём рядом, как школьники, на расстоянии. Что-то меня притягивает к ней, но что именно не пойму. Рыжая, такая вся из себя несуразная, при этом гордо вздёрнутый носик и острые лопатки. Обалдеть! Никогда такие не нравились. В то же время проникаюсь к ней уважением. Сразу видно, сильная личность, хоть вроде ещё совсем "молоко", недавно восемнадцать исполнилось.
- У меня такое ощущение, что тебя давно знаю, - она метнула на меня внимательный взгляд.
- Больше, чем полгода, уже срок, - соглашаюсь я.
- Нет, вроде до того ещё знала. Иногда мне кажется, что жила другой жизнью, а иногда мне снится, как я летаю.
- Растёшь, - откровенно смеюсь я.
- Наверное, - искренне соглашается она, - но сны такие странные, я в них дракон.
Смотрю на её тщедушную фигурку: скромное пальтишко, на шейке серебристый платок, но глаза горят как два прожектора. Хотел усмехнуться, но не стал, пускай мечтает, девочка.
- И ты мне снился, - неожиданно заявляет она.
- Неужели, - оборачиваюсь к ней, думая она вновь затеяла какую-то свою игру.
- Снился. Кошмарный сон. Тебя двое, в длинных рясах, пытали.
- Тьфу ты! - от неожиданности ругаюсь и сплёвываю. - Что за гадости выдумываешь?
- Они тебе жилы на ногах резали, а затем ты превратился в дракона.
- Замолчи! - взрываюсь я. - Другой темы для разговоров нет? Лучше расскажи, как первый курс закончила, скольких мальчиков с ума свела.
- Нормально закончила, мальчиков многих с ума свела, - мигом надувается она.
- Не сомневаюсь! - фыркаю я.
Некоторое время идём молча.
- Мне кажется, наши судьбы связаны, - не удерживается в игре в молчанку Катя.
- Влюбилась что ли, - бестактно замечаю я.
- В тебя! Да мне, такие как ты, никогда не нравились! Вечно корчат из себя, а втихаря пялятся со спины, уже не одну дыру у меня прожгли!
- Да там нет нечего на что пялиться, - откровенно ржу я.
Неожиданно у Кати брызжут слёзы и она бежит вперёд.
"Вот кретин, она же, совсем молодая девчонка! Чего я на неё окрысился?" - в душе ругаю я себя сам.
- Катя! Катюша! Стой! Я не прав, - хватаю её за руку. Она останавливается как вкопанная, размазывает по лицу слёзы и такая несчастная. - Извини, Катюша, у тебя всё на месте и есть на что посмотреть, - несколько бестактно говорю я, но она уловила мой примиряющий тон и не обиделась.
- Проехали, - с иронией усмехается она, слёзы быстро высохли на лице.
- Ты симпатичная, - почти не кривлю душой я. В ней есть, что-то, завораживающее, не могу понять что.
- Не ври, - откровенно ухмыляется она. - А мальчики на меня действительно западают, липнут как мухи на варение! - с отчаянным вызовом выкрикивает она.
Я смеюсь, и неожиданно мне хочется обнять её. На этот раз она не обижается, срабатывает женское чутьё, задирает нос: - На троллейбус опоздаем, кавалер.
Пришлось пробежаться, с трудом успеваем на последний маршрут. Троллейбус, куда мы запрыгнули в последний момент, почти пустой. На задних сидениях расположилась небольшая компания, молодой человек тихо перебирает струны на гитаре, а у окна стоит худенькая девчонка, держит скромный букетик, задумчиво улыбается своему отражению в стекле и она не замечает неприятного типа, который, прислонившись к дверям, не сводит с неё масленого взгляда.
Катя глазами указывает на него.
- Вижу, - киваю ей.
- Он точно пристанет к этой девушке.
- Думаешь её надо проводить?
- Обязательно.
- А ты боец, - хвалю её.
- Просто меня бесит несправедливость. Она такая счастливая, а этот явно что-то замыслил отвратительное.
Подходим к девушке, она вскидывает на нас удивлённые глаза.
- Мы тебя проводим, тот тип тобой заинтересовался, он плохой человек, - тихо прошептали ей.
Девушка окидывает нас взглядом, кивает, как старым знакомым, в глазах ни тени страха и такая она хрупкая и нежная.
- Знаю, он не просто плохой, нелюдь, он насилует, а затем убивает, это маньяк, - этим откровением она едва землю из-под моих ног не вышибает. Я в шоке, а Катя как-то внимательно начинает к ней присматривается, щурит глаза, словно силится что-то вспомнить.
Девушка с благодарностью посмотрела на нас, трогательно дёрнула острыми плечами и внезапно произносит: - Вы за меня не переживайте, я Ассенизатор.
Гл.10.
Троллейбус останавливается у тёмных гаражей, девушка встрепенулась и выпрыгивает на тротуар. Тип, с маслеными глазами, незамедлительно соскальзывает вслед. Только хочу вмешаться, как Катя сильно сжимает мою ладонь: - Не надо!
- Почему?
- Она оборотень.
- Что?! - и внезапно, как это не парадоксально, я верю этому заявлению.
Присаживаемся на сидение, мысли сумбурные, хочу их упорядочить. Вроде как возникают различные видения, вновь мерещатся драконы, выплывает образ полногрудой рыжеволосой красавицы и словно во сне звучит её голос: "Запомни, Кирилл, я начальник, ты - подчиненный" - машинально хочу ответить: "А не пошла бы ты в жо ... !" - но осекся и остолбенел, то был 2016 год, а сейчас 1980-ый! Как такое может быть?
- Мы тоже Ассенизаторы, - врывается в сознание голос Кати.
- Ассенизаторы, мы?
- Я в этом уверена. Девушка признала нас как своих.
- Кто такие Ассенизаторы? - задаю вопрос, но уже знаю ответ.
Катя замыкается в себе, и я не хочу её тревожить. Перед моими глазами возникают образы пещерного монастыря, круглые башни наверху.
- В Инкерман надо съездить, - внезапно говорит она.
- К тем башням?
- Да.
Как-то по-новому смотрю на свою спутницу, такое ощущение, что мы с ней, как бы это слово подобрать - напарники.
- А ты сейчас совсем не похожа на ту, что была там, - стараясь подбирать слова, медленно произношу я.
- Ну да, формы не те, - насмешливо отвечает она.
- Абсолютно не это имел в виду, - смутился я.
- Ага, поверила, я припоминаю, как ты пялился на мои груди, - Катя с неудовольствием кинула взгляд на свои скромные холмики.
- Глупости говоришь, - покраснел я, и подумал: ""Вот язва!" - она словно читает мысли: - Нет, просто стерва! - озорно подмигивает, а в раскосых глазах бегают чертенята.
Мы оба остолбенели, это уже было, я тогда впервые с ней встретился, в Инкермане, и даже мысли возникли те же!
- Это не шиза? - с ужасом спрашиваю я.
- Определённо нет, это командировка, напарник, - сосредоточенно говорит Катя, в её глазах промелькнул страх, но мгновенно исчез, стоило мне поднять на неё глаза.
В молчании проезжаем бухту Омега. В скудном освещении просматривается лодочная станция, темнеют навесы, кругом ни души. Поздней осенью в Севастополе мало народа. Жизнь становится спокойной, уравновешенной, воздух очищается. Мне это время года нравится даже больше, чем лето.
На нашей остановке выходим, троллейбус ползёт дальше, провожаю Катю до самого подъезда.
- Значит до завтра, встречаемся на Графской пристани? - я смотрю на её сосредоточенную мордаху и такая меня охватила нежность, что неожиданно взял её за плечи и чмокнул в макушку.
- Угу, до завтра, - она решительно отстранилась и строго произносит: - Я не маленькая девочка, не надо меня жалеть.
- Давай в одиннадцать. С утра в военкомат зайду, отмечусь, - я сознательно пропустил её реплику мимо ушей.
- Пока, красавчик! - неожиданно она обвивает мне шею, чмокает в лоб. - Теперь ты от меня никуда не денешься, Кирилл! - насмешливо говорит она.
Мне хочется возмутиться, а как же Эдик! Хотя, причём тут он? Но вдруг с остротой понимаю, она в эти слова вкладывает другой смысл и взгрустнул: "а она славная, в такую и влюбиться можно" - но внезапно возникает зыбкий образ Стелы и я теряюсь от начавшегося в голове настоящего сумбура.
Обратно, руки в ноги, бег по пустынному шоссе, транспорт не ходит, кругом тишина, все спят, в отличие от Москвы, народ у нас ложится рано.
У гаражей замедляю бег, перехожу на шаг. Всё же у меня беспокойство за ту девушку. Вдруг мы ошиблись? Сейчас лежит она в грязи, поруганная, изувеченная.
Медленно иду по едва заметной тропинке, кручу по сторонам шеей. Место здесь гадкое, гаражи пристают впритык друг к другу, образуя всякие щели, лазы, вокруг всё заросло густой травой и разбросан всяческий хлам.
Вроде, что-то блестит на стене. Приближаюсь, пристально вглядываюсь в пятно. Боже, гараж забрызган кровавыми ошмётками, а вокруг разбросаны человеческие останки! В ужасе отпрянул, внутри поднимается тошнота, я не могу поверить в происходящее. Неужели это растерзана та девчонка? Как же так, ну почему мы её не проводили?!
Пересилив омерзение и страх, беру палку и, затаив дыхание, переворачиваю слипшуюся от крови оторванную голову. Это не она! С шумом выдыхаю воздух, сбрасываю ладонью со лба липкий пот, руки трясутся, а мысли путаются, я не могу даже представить, что это дело рук той милой девушки.
Словно в трансе смотрю на оторванную голову, зрелище жуткое, глаза открыты, но нет уже того масленого взгляда, в них навсегда застыл дикий ужас. На гладком камне сиротливо лежит скромный букетик цветов. Долго не могу прийти в себя, стою, словно под гипнозом.
- А что ты тут делаешь? - внезапно слышу приветливый голос.
Дико вздрагиваю, волосы хотят встать дыбом, резко оборачиваюсь. На меня улыбаясь, смотрит та девушка, из троллейбуса.
- Это ты сделала? - я пытаюсь погасить в теле крупную дрожь.
- Пришлось, - потупила свой взор.
- Надо было просто в милицию заявить, а не так жестоко, - моя душа буквально взорвалась.
- Странный ты какой-то, - невероятно удивляется она. - Причём тут милиция? Ну, сидел он пару раз за изнасилование, убийство не доказали. А последний раз, вообще, досрочно освободили, за хорошее поведение. И что дальше, продолжать ему жить?
Я в тупике от её слов, привык верить в закон, в неотвратимость наказания, хотя с несправедливостью сталкивался постоянно и, как это ни парадоксально, больше со стороны власти.
- Пойдём отсюда.
- Действительно, что тут уже делать? - соглашается девушка. Идёт рядом и пышет от неё горячая энергия. Она не до конца преобразовалась в человека, вокруг неё вьётся, призрачный контур питбуля.
- Звать тебя как? - оборачиваюсь к своей необычной спутнице.
- Рита.
- Учишься?
- СПИ закончила, факультет АСУ.
- Нравится специальность? - автоматически спрашиваю я.
- Нет, просто куда-то надо было поступать, а в Севастополе лишь один институт, а в другой город папа не пустил, переживает за меня, - откровенно говорит девушка.
- Знал бы папа кто ты, - горько усмехаюсь я.
- Прекрасно знает, он тоже оборотень.
- Вот как! Тогда чего боится?
- На нас тоже охотятся, это ещё со времён инквизиции - Воины Иеговы, ну и ... потусторонние иногда тоже.
- Так священнослужители служат богу, они должны выступать против всякого рода насильников, - задумчиво произношу я, а в голове вертится мысль: "какие ещё потусторонние, или мне послышалось?"
Рита невесело смеётся: - Ты знаешь, где самый большой процент педофилов? В их среде! В Ватикане вообще разрешены браки, чуть ли не с двенадцатилетними девочками. Сколько смертей и искалеченных судеб по этому поводу было. Я больше чем уверена, наступит время, вообще станут практиковаться однополые браки, а по улицам будут шествовать демонстрации извращенцев.
- До этого не дойдёт, - содрогнулся я, - пока существует СССР, этого не допустят.
- Угу, пока живём в стране Советской, - хмыкает Рита. - Папа говорит, что он развалится и к нам непрерывным потоком хлынут "западные ценности".