– Сколько дней не ел?
Мужик изумленно уставился на меня и промолчал. Ага… видно, здорово я из образа благородного кабальеро выбиваюсь…
– Понятно… долго. Клянись Пресвятой Девой Марией, что не будешь пытаться убежать, когда я тебе развяжу руки.
– Клянусь Девой Богородицей, что не буду чинить вреда тебе, кабальеро, и не буду убегать, – недоверчиво глядя мне в глаза, пообещал шотландец и протянул руки.
– Смотри… – Я развязал путы. – Сиди здесь без движения, я сейчас.
Вытащил из сумки еду и на большой ломоть хлеба положил кусок мяса. Прихватил бурдюк с вином и вернулся к пленнику.
– Ешь… – Сунул хлеб в руки шотландцу и присел в стороне на валун, который он минутами ранее безуспешно пытался расколоть своей башкой.
Бурдюк с вином оставил себе: губами к горлышку он прикоснется только через мой труп. Смердит же, как падаль.
Уильям с едва сдерживаемым рычанием набросился на еду, уничтожив хлеб с мясом мгновенно.
– Руки ладошками сложи… – налил ему в них вина. – Перекусил? Больше тебе пока нельзя. Рассказывай давай… Ты не понял? Живее, а то скоро мое терпение закончится.
– Спрашивай, благородный кабальеро, все тебе расскажу. – Уильям выковырял из бороды последние крошки и отправил их в рот. – Только я тебя, бастард д’Арманьяк, не понимаю. Зачем оно тебе?
– Откуда ты меня знаешь? – попытался я скрыть изумление.
Получается, что Жан Жаныч был известный персонаж или… или я ни хрена не разбираюсь в Средневековье, что скорее всего.
– Твой щит, кабальеро. – Пленник показал рукой. – Герб д’Арманьяк, полоса бастарда. Тебя же я не знаю.
– Ты обладаешь познаниями, неведомыми для смерда. Берегись, если ты врешь… – позволил я выпятиться в себе Жан Жановичу.
– Я же тебе говорил… не смерд я. – Шотландец поморщился. – Положение мое, воля злого рока и проклятие моего рода, преследующее нас со времен Брюса…
– Говори, – приказал я.
Как все интересно… сейчас он окажется прынцем в изгнании. Средневековье, ёптыть.
– Я из великого клана Логанов… – прокашлявшись, начал повествовать Уильям. – Воины нашего клана – сподвижники Роберта Брюса, законного кинга Скоттии. Двое из нас сопровождали Черного Дугласа, когда он вез сердце короля в Святую Землю, и погибли, покрыв клан славой. Мой предок был шерифом Ланарка, получил эти земли от самого Брюса и был повешен тираном Эдуардом Карнарвонским, мужеложцем и содомитом, пусть горит его душа в аду…
– Это, конечно, все впечатляюще… – прервал я Логана. Плеснул ему еще вина в ладони и приказал: – Давай эти истории оставим на потом. Ближе к делу.
– Это же история нашего рода… – попытался возмутиться шотландец, но, увидев мое недовольное лицо, поспешил продолжить: – Моя семья – лэрды, входящие в клан Логанов…
– Что такое лэрд?
– Мы землевладельцы… ну… нетитулованные дворяне. – Уильям немного смутился. – Но лэрды также заседают в палате лордов в одном помещении…
– Короче!
– Нас прокляли, и дела семьи покатились под гору. Жены перестали родить мальчиков, посевы не всходили, на скот напал падеж. Мужей наших поражало безумие, они стали предаваться непотребному…
– Ты меня уже достал…
– В общем, меня во искупление грехов рода отправили в монастырь…
– Так ты монах? – Я расхохотался.
Вот ну никак не похож этот громила на монашка. Все что угодно, только не это.
– Был… – мрачно насупился Уильям. – Доминиканцем.
– И сбежал?
– Сбежал.
– От чего? Не по нраву епитимьи и палка настоятеля? Девок непотребных захотелось? – ехидно поинтересовался у шотландца.
Ну от чего еще можно сбежать из монастыря; по мне, так только по этим причинам.
– Поспорил…
– Я тебя сейчас кинжалом ткну, rojai bistree… – Последние слова у меня вырвались по-русски, и я невольно осекся… так и спалиться можно.
– Меня перевели в аббатство Сен-Север во Францию переписчиком летописей, так как я грамоте и искусству писания образов обучен. А там я поспорил с настоятелем по поводу некоторых теологических определений Фомы Аквинского.
– Убил? – догадался я.
– Нет… – тяжко вздохнул Уильям. – Связал и порол вервием… А что? Он поносил меня и сквернословил, не признавая очевидные догматы.
– Ой, не могу… – чуть не задохнулся от хохота.
Это же надо… теологический диспут с насилием… ну, красавчик.
Отхохотав, налил ему еще вина и дал хлеба.
– Продолжай, парень, ты мне уже нравишься.
– Закрыли меня в монастырскую темницу на месяц, наложили епитимью. Обязали носить вериги семифунтовые и уязвлять плоть голодом и плетью… Ну, и сбежал я… Пробирался ночами до Арагона, хотел наняться воевать с маврами. По пути подрядился расписать базилику в соборе Святой Марии, что в городе Оше…
– Кого на этот раз?
– Местного каноника… – признался Уильям. – Повадился, собака, ходить к девице Мари, дочери местного булочника… Там и поспорили…
– Опять Фома Аквинский?
– Не-э… – заржал шотландец. – О достоинствах оной девицы. По итогу схватила меня городская стража, заключили в темницу, всплыл побег из монастыря, появились обвинения в ереси и колдовстве. В лучшем исходе – виселица. В общем, выломал решетку и бежал. Вот… теперь в этом лесу обретаюсь. Прости меня, кабальеро. Не корысти ради напал на тебя, а от отчаяния и голода великого.
– Так откуда ты о моем гербе знаешь?
– Я все в геральдике знаю. Многие свитки и книги переписывал, в том числе и с перечислением именитых родов и их гербов.
Вот так… даже не знаю, как назвать эту встречу. Чем-то этот громила мне симпатичен и даже может быть полезен…
– Так, грешник… развязывай-ка себе ноги, и пошли к воде.
– Зачем? – недоуменно уставился на меня шотландец.
– Зачем? Ты же смердишь аки зверь лесной; пошли, человека из тебя будем делать. Да не бойся… топить не буду. И не вздумай брыкаться, проткну…
Почему я так поступил? Все просто: помимо уверенности в том, что от этого громилы вреда для меня не последует, скорее всего, мне к тому же нужен человек, который разбирается в нюансах этого времени… спалюсь же… да и какой благородный рыцарь без оруженосца? Правильно, получается ущербный рыцарь, или, как тут говорят, кабальеро. А оно мне надо? Я как все.
Глава 3
Посекундно оглядываясь, Уильям привел меня к ручью и застыл, ожидая всяких пакостей. Очень уж я не вписывался в его видение кабальеро.
– Что застыл? Скидывай с себя тряпье и мойся, – приказал я, вволю насладившись его растерянным видом. – Да не бойся, я не содомит. Снимай, сказал, песья башка, не бойся – удачу не смоешь. Ее у тебя и так давно нет.
Шотландец сбросил хламиду и, почесывая худое, но мощное тело, полез в воду. Удовольствия при этом он явно не испытывал. Я, покрикивая при явном саботаже помывочных процедур, вытащил свои туалетные принадлежности. Критически посмотрел на средневековые ножницы и стал подтачивать кинжал. Ножницы в данном случае были бесполезны.
Уильям в это время громко бормотал какие-то молитвы… очевидно, водяных бесов прогонял, натирая себя песком и глиной. Это по моему повелению, а то он собирался плеснуть водичкой на себя и на этом закончить.
– Тебе самому-то приятно ходить вонючим, как осел? – поинтересовался я у испытывающего адские для него муки Логана.
– Настоящий скотт должен быть вонюч и волосат… – буркнул монах.
– Ага… тогда это ты точно. Скажи лучше, где это мы находимся? Я тут немного заблудился.
– Десять лиг до города Оша и вдвое больше до Лектура.
– Ближе что-нибудь есть? – Бог его знает, сколько составляет эта лига…
И Жаныч не подкидывает воспоминаний… будем считать лигу за милю. Не будешь же у расстриги спрашивать очевидное.
– Есть… Флеранс… – буркнул шотландец, натирая шею песком, и в очередной раз поинтересовался: – Скажи, кабальеро, зачем тебе я? Зачем ты заставляешь меня мыться?
Достал уже…
– Жизнь тебе дарю и хочу взять тебя в слуги. Считай это моей прихотью. А вонючий слуга мне не нужен… если хочешь, можешь прямо сейчас уходить… – Я махнул в сторону леса.
– В слуги? – озадачился шотландец. – Я же преступник.
– Мне наплевать, здесь моя земля, и один я решаю, кто преступник, а кто нет. Я так хочу, а будешь спорить, получишь по башке… Ну? Решай! – позволил я себе разозлиться.
– А где ваш оруженосец? – Уильям немного успокоился: видимо, на этот раз я в образ попал.
– Погиб. Свита тоже. Все умерли. Один я остался… и довольно об этом. Здесь вопросы задаю я. Я тебе уже сказал… не хочешь – свободен.
– Я согласен… но я же…
– Ты сейчас преступник, которого ждет не дождется ошский палач, больше никто… а лэрд ты или кто, еще большой вопрос. Дворяне по лесам не прячутся в рубище и с дубинами не нападают. Ты понял? Служи верно, и мои милости придут к тебе, – сообщил я шотландцу гневным и надменным тоном.
Вона как… быстро я в роль вошел. Даже нравиться стало. И правильно. Надо сразу ставить на место, слугам только волю дай. Хотел сначала произвести его в оруженосцы, но потом решил подождать и узнать своего новоявленного спутника получше. Пусть сначала послужит. Да и хрен его знает, что он за человек. Великим знатоком душ я себя никогда не считал. Видя, что Логан еще колеблется, поспешил закрепить успех.
– Рано или поздно ты сдохнешь в этом лесу или все-таки попадешь на виселицу. Я же тебе предлагаю жизнь. И возможность возвыситься.
– Я согласен, господин… – Уильям вылез из ручья и стал на колени. – Я буду служить вам не щадя живота своего, и отныне моя жизнь – ваша.
– Так-то лучше. Возьми. – Я бросил ему свою старую котту и запасные… короче, трусы.
Другого названия этих коротких штанов из полотна с завязками под коленями я не знал, а Жан Жанович подсказывать не спешил.
– Да не надевай… подожди. Сначала садись на камень. Бери кинжал и скобли себе голову. Наголо… затем бороду. Сколько получится, потом уже бритвой.
Через час предо мной предстал молодой парень. От того, насколько разнился прежний образ с нынешним, я даже присвистнул.
– Сколько же тебе лет?
– На Благовещение двадцать будет… – пояснил Уильям и отчего-то покраснел, сам с удивлением рассматривая свою физиономию в луже.
– Понятно; теперь надевай что есть. Не замерзнешь… Доберемся до города, приобретем тебе нормальную одежду.
– Спасибо, господин… – поблагодарил шотландец. – Вы очень добры ко мне. Я отплачу как смогу.
– Куда ты денешься… Отныне и навечно нарекаю тебя Туком, слугой своим, – торжественно продекламировал я. Ну а как его назвать?
Монах!
Из Англии!
Здоровый как кабан!
Только Тук, по аналогии.
– Тук францисканцем был, – буркнул по своему обыкновению Уильям.
– Так ты знаешь…
– Кто в Британии не знает про Роба Локсли, графа Хаттингтонского и его товарища братца Тука! – сообщил шотландец, повергнув меня в полное удивление.
И пропел баском:
Я тихо выпал в осадок. Вона как… не выдумали легенду. Правда, значит. Твою же кобылу в дышло… к живой истории приобщаюсь. Так еще д’Артаньяна встречу… стоп, разве что его прапрадеда, кажется. А что, он же тоже гасконец и где-то в этих местах обретается. В Беарне… во.
Поудивлялся про себя, но виду не подал и рыкнул на своего нового слугу:
– Мне плевать, кто он был. На тебе еще кусочек сыра, и пошли. Жрешь сыр, идешь впереди лошади по направлению к городу и рассказываешь все, что знаешь про обстановку. Пошел.
– Вам, господин, не стоит показываться в этой местности, – неожиданно сообщил мне свежеиспеченный Тук.
– Почему это?
– Вы должны сами знать…
– Говори… меня по голове в битве двинули, сутки без памяти лежал… почти все забыл, – постарался выкрутиться я.
Эта версия совсем недалеко от правды лежит.
– Ага, так бывает, – подтвердил Тук. – Моего дядюшку секирой по голове двинули, так он не только память потерял, но и речь. Мычал как корова до самой смерти.
– К делу. Меня твой дядюшка мало интересует. Почему не стоит показываться?
– Вы же из Лектура с боем уходили? – спросил Тук и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Когда началась осада Лектура, я как раз последние дни в Оше был. Он уже давно под управлением сенешалей руа франков находился. Все знали, что прежний господин, ваш отец Жан Пятый д’Арманьяк в опале и осаждаем в Лектуре. Ну и вы, я так понял, с ним были, а сейчас вырвались из города. Как только городская стража или кто из гарнизона увидят ваш герб, тотчас схватят. Да и на дорогах войск достаточно. Подкрепления и обозы… так что, господин, если хотите услышать мое мнение…
– Давай без виляния. Говори. – Я тихо порадовался тому, что нашел этого громилу.
Сам бы, ничтоже сумняшеся, вперся в город и, конечно, попался бы. Не иначе ангел-хранитель меня в новой личине опекает.
– Только не гневайтесь, господин… – Тук скорчил скорбную рожу. – Из-за заботы о вас предлагаю и ни в коем случае не хочу оскорбить вашу честь кабальеро…
– Братец Тук, если хочешь наладить со мной отношения, научись говорить прямо, а не вилять задом… – Меня уже порядочно стала доставать манера Логана выдавать информацию крайне витиевато и в час по чайной ложке.
– Надо сменить герб ваш и цвета…
Мгновенно во мне взбунтовался прежний обитатель тела, и я заорал, выдергивая эспаду из ножен:
– Да я тебя на куски порублю, собака!..
Тук проворно отскочил в сторону и запричитал:
– Я же говорил… зачем сразу «на куски»… умный на стену не полезет, умный в ворота войдет… сами сгинете, а мне что делать?
Я постарался сразу взять себя в руки. Не знаю, что Жан Жанович нашел крамольного в словах Тука, мне это предложение показалось толковым и дельным.
– Тихо; не причитай, подойди… – поманил я рукой Тука. – Как ты себе это представляешь?
– Я мог бы нарисовать вам новый герб под стать новому званию и имени, но у меня красок нет. Но я могу сходить в Флеранс и купить их у маляра. Но в таком виде меня сразу задержат. Вот так…
– Дальше…
– Если вы мне одолжите ваш меч, я посижу у дороги и оденусь, а потом и в город сбегаю…
– Разбойничать собрался? – констатировал я.
– Ну, а как… одежки ваши мне не по размеру и не по чину. Опять же… цвета… – немного смутился Тук. – Вы не сомневайтесь, благодетель вы мне есть, не сбегу и не выдам вас, господин. Ну, есть еще один способ… Вы подождете какого-нибудь кабальеро и вызовете его на поединок. Ну, а дальше – как Господь решит.
– Вот так просто вызвать на поединок?
– Ну а что такого? За даму сердца или еще по какой причине… И все. А затем имущество его переходит к вам. – Тук недоуменно развел руками, дивясь моей непонятливости.
Ну да… времена такие, все никак не впишусь. Все очень просто. Но вызывать никого на поединок мне не улыбается. Палка о двух концах, знаете ли. Могут эти самые рыцари меня и того…
– Не спеши… – решил я как можно дальше оттянуть решение этого вопроса. – Давай потихоньку двигать к дороге, а там ясно будет. И ты это… слишком много воли взял, пришибу за дерзкие речи твои… понял?
– Ага… – довольно кивнул Тук. – А можно, ваша милость, сыра еще кусочек?..
– Возьми… и это… песню, какую там знаешь, запевай, про баб… скучно мне.
Тук радостно напихал полный рот сыра, бодренько двинулся по тропинке и, прожевав, баском загорланил:
Да… со слугой мне повезло. Ну, по крайней мере, пока так. Что дальше будет – не знаю, но очень хочется верить, что не хуже.
Роден неспешно трусил за Туком, а я, покручивая головой по сторонам, обдумывал, как проскочить мимо всех неприятельских пикетов. Тук прав, гербы и цвета здесь вроде паспорта, причем надежного паспорта. Получается, ни один дворянчик по собственной воле не перекрасится: честь рода, фамилии и все такое. И не соврет, когда его спросят, кто он такой, по тем же причинам. Так это родные для этого времени дворяне, не я.