Кошмар рассеялся. И не кто-то страшный и безликий, а Этан смотрел на него печально и сочувственно. Сета затошнило не столько от воспоминания о прошлом, сколько от того, что Этан теперь знает. Сгорая от стыда, не в силах придумать какие-то объяснения, Сет просто закрыл глаза.
И именно абсолютная капитуляция потрясла Этана до глубины души. Он чувствовал в мальчике эту рану, но надеялся, что она затянется сама собой. Не затянулась, и теперь придется заняться лечением.
– Ты не должен бояться прошлого.
– Я ничего не боюсь. – Глаза Сета распахнулись. В них сверкали недетские гнев и горечь, но голос дрожал и срывался, как у обиженного ребенка. – Я не боюсь каких-то глупых снов.
– И ты не должен ничего стыдиться.
Слова Этана попали точно в цель. Сету было стыдно, невыносимо стыдно. Он вскочил на ноги, держа кулаки наготове.
– Мне нечего стыдиться. И вы ни черта об этом не знаете!
– Я все знаю.
Несмотря на вызывающую позу, мальчик дрожал, и Этан знал, что он сейчас чувствует. Ему очень не хотелось говорить, но разговор – единственное, что сейчас поможет. Деваться некуда.
– Я знаю, что творилось со мной, когда я видел такие сны после того, как все кончилось. – «И сейчас иногда вижу, только незачем говорить парню, что прошлое не отпускает и возвращается иногда с убийственной ясностью». – Я знаю.
– Чушь собачья. – Слезы обжигали глаза Сета, от унижения горели все внутренности. – Со мной все в порядке. Я ведь избавился от нее, так? И никогда к ней не вернусь, что бы ни случилось.
– Да, ты не вернешься, – согласился Этан. – Что бы ни случилось.
– Мне плевать, что вы или любой другой думаете о том, что там было. И вы не одурачите меня. Нечего притворяться, будто вы знаете.
– Можешь ничего не рассказывать. И мне нет нужды притворяться.
Этан подобрал кепку, сбитую ударом Сета, помял ее в руках, затем водрузил на место. Легче ему не стало.
– Моя мать, моя биологическая мать, была проституткой. И наркоманкой. – Этан смотрел Сету прямо в глаза, его голос был лишен всяких эмоций. – Я был моложе, чем ты сейчас, когда она в первый раз продала меня мужчине, предпочитавшему маленьких мальчиков.
Дыхание Сета участилось, он непроизвольно сделал шаг назад. Нет! Этого не может быть! Этан Куин сильный и крепкий, как скала, и… нормальный.
– Вы лжете.
– Обычно люди лгут, чтобы похвастаться или найти выход из какой-нибудь дурацкой ситуации. Я не вижу смысла ни в том, ни в другом… тем более не стал бы лгать об этом.
Этан сдернул с головы кепку, показавшуюся вдруг слишком тесной, запустил пятерню в волосы и провел пару раз сверху вниз, как гребнем.
– Она продавала меня мужчинам, чтобы покупать себе героин. В первый раз я боролся. Дрался, сколько было сил. Это не помогло, но я все равно боролся. И во второй раз. И несколько раз после. Потом я уже не сопротивлялся, потому что становилось только хуже.
Этан не отводил взгляд. В резком свете свисавших с потолка ламп он видел, как потемнели недоверчивые глаза мальчика.
Сет только сейчас заметил, что затаил дыхание, и глубоко вздохнул.
– Как же вы выдержали?
– Я сдался. – Этан пожал плечами. – Я перестал быть, если ты понимаешь, о чем я. Мне не к кому было обратиться за помощью… Я не верил, что мне кто-то поможет. Она все время переезжала, чтобы сбить со следа социальных работников.
Сет почувствовал, что не может выдавить ни слова, губы стали совсем сухими, и он яростно потер их тыльной стороной ладони.
– "И никогда не знаешь, где проснешься утром.
– Да, не знаешь.
Все места похожи одно на другое и воняют одинаково.
– Но вы избавились от нее. Вы выбрались.
– Да, выбрался. Как-то ночью, когда очередной ее клиент разделался с нами обоими, начались… неприятности. – «Крики, проклятия, кровь, боль», – но этого он вслух не сказал. – Я не помню в точности, что происходило. Появились полицейские. Должно быть, я был в очень плохом состоянии, потому что меня отправили в больницу… и довольно быстро выяснили, что к чему. Не знаю, как могла бы сложиться дальнейшая моя судьба, но врачом, лечившим меня, оказалась Стелла Куин.
– Они взяли вас.
– Они взяли меня. – От этих простых слов словно разжался кулак, сжимавший его сердце. – Они не просто изменили мою жизнь, они спасли ее. Я еще долго видел кошмары и просыпался, задыхаясь, в холодном поту. Даже когда сознаешь, что это всего лишь сон, все равно не сразу приходишь в себя.
Сет кулаками смахнул слезы. Он больше не стыдился их.
– Я всегда спасался. Иногда они хватали меня своими лапами, но я выкручивался. Ни один из них никогда…
– Тебе повезло.
– Я все равно хотел убить их… и ее. Очень хотел.
– Я знаю.
– Я не хотел никому говорить, Я думаю, что Рэй знал, и Кэм, похоже, догадывается. Я не хотел, чтобы кто-нибудь думал, будто я… чтобы на меня смотрели и думали… – Сет не мог выразить словами жуткое чувство стыда, охватывавшее его при мысли, что кто-то понимает, что случалось или могло случиться с ним в тех темных вонючих комнатенках. – Почему вы все это рассказали мне?
– Ты должен понять, что от этого не перестаешь быть мужчиной.
Этан не стал больше ничего добавлять. Теперь Сет сам должен решать – верить или не верить.
Сет смотрел на Этана и видел мужчину, высокого, сильного, гордого. С большими мозолистыми руками и спокойным взглядом. И тяжесть, лежавшая на его душе, чуть-чуть ослабла, он даже улыбнулся:
– Кажется, я понимаю. У вас губы кровят. Этан вытер губы ладонью, улыбнулся в ответ и тут же скривился от боли.
– У тебя отличный удар правой. Быстрый. Я не успел увернуться. – Он протянул руку и взъерошил волосы Сета. Мальчик не отдернулся, улыбка его не дрогнула, и Этан понял, что не зря решился на этот мучительный разговор. – Давай приберемся здесь и поедем домой.
5
Грейс ожидало утро, полное привычных домашних дел. Когда бы она ни легла спать накануне, приходилось рано вставать, чтобы все успеть.
К четверти восьмого первая порция белья отправилась в стиральную машину, кофейник был поставлен на плиту, цветы на веранде и кухонном подоконнике политы, а Грейс все еще с трудом разлепляла веки и двигалась автоматически, часто зевая.
Когда кухонька наполнилась бодрящим ароматом свежезаваренного кофе, она вымыла стаканы и тарелки, оставленные Джулией, сидевшей вечером с Обри, закрыла и убрала в шкафчик пакет картофельных чипсов, смела с рабочего стола крошки.
Джулия Каттер не отличалась аккуратностью и любила поболтать по телефону, но она обожала Обри и была лучшей няней, какую Грейс могла бы найти.
Ровно в семь тридцать – Грейс успела выпить лишь полчашки кофе – проснулась Обри.
Дождь или солнце, будний день или выходной, внутренний будильник малышки звенел ровно в семь тридцать.
Грейс могла бы не спешить к дочке и допить кофе, но она каждый день с нетерпением ждала этого момента. Когда она входила в спальню, Обри всегда уже стояла в кроватке, раскрасневшаяся от сна, со спутанными кудряшками. Грейс ясно помнила самый первый раз, когда она вошла и увидела, что Обри стоит, покачиваясь на дрожащих ножках и сияя от удовольствия и изумления.
Теперь ножки Обри окрепли, и она радостно поднимала то одну, то другую, как будто маршируя на месте.
Увидев Грейс, девочка громко рассмеялась:
– Мама, мама, привет, моя мама.
– Привет, моя малышка. – Грейс наклонилась и вдохнула изумительный детский аромат. Как же ей повезло! На всей планете не найдется ребенка, более жизнерадостного, чем ее дочка. – Как поживает моя Обри?
– На ручки!
– Конечно. На горшочек?
– На горшочек, – согласилась Обри и захихикала.
Приучение к горшку продвигается успешно, решила Грейс, по дороге в ванную проверяя ночной подгузник Обри. Конечно, еще случаются промахи.
Сегодня подгузник был сухим, и Грейс радовалась успехам дочки, как могут радоваться только любящие и заботливые родители. Когда зубки были вычищены и волосики причесаны, наступила очередь завтрака.
Обри энергично затрясла головкой и закрыла ладошками миску, когда Грейс попыталась залить кукурузные хлопья молоком.
– Нет, мама, нет. Чашка.
– Хорошо, молоко в чашке. – Грейс наполнила чашку и поставила ее, на поднос высокого стульчика рядом с миской. – Ешь, малышка. У нас сегодня много дел.
– Какие?
– Нам надо закончить, стирку, потом мы обещали миссис Уэст вымыть ее окна. – Грейс прикинула, что это займет три часа. – Потом мы поедем в супермаркет.
Обри просияла от радости.
– Мисс Люси.
– Да, ты увидишь мисс Люси. – Обри обожала кассиршу Люси Уилсон, всегда приветливо встречавшую ее и угощавшую леденцами. – Потом мы завезем домой продукты и поедем к Куинам.
– Сет! – воскликнула Обри.
– Ну, я не знаю наверняка, будет ли он сегодня дома. – Грейс вытерла салфеткой молоко, стекавшее по подбородку дочки. – Может, он ловит крабов с Этаном или играет с друзьями.
– Сет, – упрямо повторила Обри и недовольно надула губки.
– Посмотрим.
– Этан.
– Может быть.
– Собачки.
– Глупыша ты обязательно увидишь. Грейс поцеловала Обри в макушку и налила себе вторую чашку кофе.
В восемь тридцать, вооруженная пачкой старых газет и бутылкой с аэрозольной смесью уксуса и нашатыря, Грейс занялась окнами миссис Уэст. Обри сидела на траве, листая книжку с картинками. Когда книжка надоела и Обри переключилась на кубики, Грейс закончила наводить блеск на наружные стекла фасада. Пока все шло так, как было намечено, и Грейс не выбилась бы из графика, если бы миссис Уэст не выплыла из коттеджа с охлажденным чаем в высоких стаканах для себя и Грейс и в пластмассовой чашке, расписанной утками, – для Обри.
И чаепитие заняло бы немного времени, но миссис Уэст явно хотелось поболтать.
– Грейс, просто не знаю, как благодарить тебя.
– Я счастлива помочь вам, миссис Уэст.
– Я уже не та, что прежде. Многое не могу делать из-за проклятого артрита, а я так люблю чистые окна. – Старушка улыбнулась, и морщины, покрывавшие ее лицо, стали еще глубже. – А у тебя они просто сияют. Моя внучка Лайла обещала помыть их, но, правду сказать, она такая легкомысленная. Не успеет начать одно, как тут же отвлекается на другое. Ума не приложу, что с ней случилось.
Грейс рассмеялась, оттирая очередное окно.
– Ей только пятнадцать. Она думает о мальчиках, нарядах и танцах.
Миссис Уэст так энергично замотала головой, что затрясся второй подбородок.
– Не понимаю. Я в ее возрасте могла в мгновение ока разделать краба. Зарабатывала себе на жизнь и, когда работала, думала о том, что делаю. И только потом я думала о мальчиках.
Старушка хитро подмигнула Грейс, улыбнулась Обри.
– У тебя прелестная малышка, Грейси.
– Мое счастье.
– И послушная. Помнишь младшего сына моей Карли, Люка? Двух минут не может усидеть на месте, только и ищет, что бы натворить. На прошлой неделе я поймала его в гостиной. Карабкался по штормам, как кошка. – Миссис Уэст захихикала. – Просто кошмар, этот Люк.
– И у Обри бывают «звездные моменты».
– Поверить не могу, что можно хулиганить с таким ангельским личиком. Хорошенькая, как картинка. Очень скоро тебе придется отгонять парней палкой от своего порога. Я уже видела, как она держится за руки с мальчиком.
Грейс встряхнула бутылку и быстро оглянулась. Убедиться, что ее малышка не выросла, пока она на нее не смотрела.
– Обри?
Миссис Уэст расхохоталась. – Шла по набережной с мальчиком Куином… с новеньким.
– А, с Сетом. – Совершенно неожиданно испытывая облегчение, Грейс отставила бутылку и взяла стакан с чаем. – Обри его обожает.
– Красивый мальчик. Мой внук Мэт учится с ним в одном классе. Он рассказывал, как несколько недель назад Сет разбил нос этому противному задире Роберту. Думаю, это давно надо было сделать. Кстати, как дела у Куинов?
Именно ради этого вопроса и был затеян весь разговор, но миссис Уэст свято верила в необходимость постепенного приближения к главной цели.
– Прекрасно.
Миссис Уэст закатила глаза. С первой попытки не получилось. Придется немного надавить.
– Эта девушка, на которой так неожиданно женился Кэм, просто красотка. Только ей придется постараться, чтобы удержать его. Он всегда был неуправляемым.
– Я думаю, Анна с ним справится.
– Кажется, они уехали на медовый месяц за границу?
– В Рим. Сет показывал мне открытку, которую они прислали. Очень красивая.
– Рим всегда напоминает мне кинофильм с Одри Хэпберн и Грегори Пеком… тот, где она играет принцессу. Теперь уже такие фильмы не снимают.
– «Римские каникулы», – Грейс мечтательно улыбнулась. Она сама любила этот фильм.
– Да, да, – закивала миссис Уэст, размышляя о том, что Грейс немного похожа на Одри Хэпберн. Конечно, Грейс – белокурая, как викинг, но у нее такие же огромные глаза и хрупкая фигурка.
– Я никогда не была за границей, – вздохнула миссис Уэст, считавшая «заграницей» как минимум две трети Соединенных Штатов. – Они скоро возвращаются?
– Через пару дней.
– Хм-м. Ну, видит бог, этому дому требуется женщина. Страшно вообразить, что там творится Четверо мужчин в одном доме! Должно быть, пахнет, как в спортивном зале. И вряд ли на земле найдется хоть один мужчина, который может всей струей попасть точно в унитаз.
Грейс расхохоталась и снова принялась за работу.
– Они не настолько плохи. На самом деле Кэм прилично справлялся еще до того, как они наняли меня помогать по дому, но только Филип помнит, что перед стиркой надо проверять карманы.
– Если так, то все действительно не так плохо. Думаю, когда они вернутся, жена Кэма захочет сама вести дом.
Грейс вздрогнула и невольно крепче сжала скомканную газету.
– Я… У нее постоянная работа в Принцесс-Анн.
– Скорее всего она захочет взять все в свои руки, – непререкаемым тоном сказала миссис Уэст. – Любая женщина хочет вести хозяйство по-своему. И полагаю, женщина в доме просто необходима для мальчика. Не понимаю, о чем думал Рэй, когда брал его. Не спорю, у Рэя было доброе сердце, но после смерти Стеллы… я бы сказала, он сильно сдал. Чтобы мужчина в его возрасте взвалил на себя ответственность за ребенка – как бы ни сложились обстоятельства… Я, конечно, ни капельки не верю этим отвратительным сплетням, которые все повторяют. А хуже всех – Нэнси Клермонт. Распускает язык при каждом удобном случае.
Миссис Уэст умолкла, надеясь, что Грейс распустит свой язык, но Грейс хмуро смотрела на вымытое окно.
– Ты случайно не знаешь, тот инспектор из страховой компании больше не появлялся?
– Не знаю, – тихо сказала Грейс. – Надеюсь, что не появлялся.
– Не понимаю, какое дело страховой компании до того, откуда взялся мальчик. И даже если Рэй совершил самоубийство – а я не утверждаю, что это так, – они ничего не могут доказать, не правда ли? Потому что… – Миссис Уэст выдержала эффектную паузу, как всегда, когда хотела произвести впечатление на собеседника. – Их там не было! – закончила она на той же торжествующей ноте, как и в споре с Нэнси Клермонт.
– Профессор Куин никогда не совершил бы самоубийство, – прошептала Грейс.
– Безусловно. Однако мальчик… – Старушка прислушалась. – Телефон звонит. Когда закончишь мыть снаружи, заходи в дом, Грейси, – сказала она и поспешно удалилась.
Грейс продолжала молча драить окна. Ей было стыдно от того, что она не смогла сосредоточиться на профессоре Куине, а думала только о себе.
Неужели, вернувшись из Рима, Анна решит сама заняться домом и тем самым лишит ее дополнительного заработка? И хуже, гораздо хуже, – лишит ее возможности раз-два в неделю видеться с Этаном?
Она привыкла к тому, что стала частью его жизни, пусть даже незначительной частью. Привыкла к редким ужинам с ним, привыкла складывать его одежду, стелить его постель, оставлять ему записки и представлять, как он читает их и думает о ней… думает о ней, когда ложится в застланную чистыми простынями постель.