По-настоящему Ламия запаниковала, когда мужчина, отвернувшись к тряпице, стал перебирать ножи. Все происходило так быстро, что с момента, когда ее извлекли из воды, вряд ли прошла минута. Втайне она надеялась, что сначала будет насильная любовь. О насильной любви ей рассказывала бабуля, пережившая не один набег угеритов.
– Насильная любовь – скверная штука, но она же – твой путь к спасению, – говорила бывалая старуха. – Тут главное не растеряться, подыграть, а там глядишь, и камушек какой под руку подвернется, или нож с пояса у мужика достать получится. Ну, а если ничего не выходит, ни оружия, ни камней не видать, или, хуже того, руки связаны, то надо поговорить. Не рыдать, а спокойно пообещать райское блаженство за свободу. Мне так два раза удавалось откупиться. Правда, если уж договорились, то слово надо держать.
Сейчас из всех бабулиных советов подходил только один – договориться. Плохо только, что Ламия складно говорить не умела, поэтому и первые слова, вырвавшиеся из горла, прозвучали дико и неуместно.
– Райское блаженство, – прохрипела она, – хочешь? За свободу.
Тут ее застал приступ кашля, который пришлось подавить быстро и безжалостно, потому что над ее лицом возникли внимательные черные глаза.
– Ты не нимфа, – произнес мужчина, и в его голосе прозвучало такое разочарование, что Ламии на секунду даже стало его жаль.
– Нет, – уверенно помотала она головой, – но райское блаженство умею… И эээ… договоримся? Свобода в обмен на…
– Заткнись, – беззлобно сказал мужчина и разрезал веревки, освобождая ее.
Ламия такого поворота не ждала, но оказалось, что тело было к нему готово. Почувствовав, что ноги больше ничто не держит, она бросилась к воде с такой поспешностью, что не заметила, как перебирает ступнями в воздухе. Какая-то неведомая сила оторвала ее от песчаного берега и не совсем плавно перенесла вглубь грота, бесцеремонно бросив на землю. Вторая попытка к бегству увенчалась тем же успехом, а третью Ламия предпринимать не стала. Она все-таки считала себя умной девушкой. Забилась под самый свод, прижала ноги к груди и уставилась на пальцы мужчины, по которым еще бегали золотистые молнии.
Незнакомец, между тем, оказался вовсе не незнакомцем. Той же рукой, которая сотворила магию, не дав Ламии нырнуть в реку, он провел по своим волосам, мгновенно преобразив их цвет из белого в черный, а потом, ткнув пальцем в груду одежды на берегу, поднял ее в воздух – куда бережнее, чем Ламию до этого, – и заставил подлететь к себе. Затем мужчина принялся одеваться, а Ламия поспешно отвернулась, так как вспомнила слова Криста о том, что главный маг страны ненавидит, когда за ним подсматривают. А это был именно Крон, тот самый драконий колдун, который видел, как она висела на краю башни, и даже не подумал ей помочь. Стоило ли удивляться, что сейчас он ее едва не зарезал.
– Я тебя перепутал, – мужчина произнес слова буднично, словно разговаривал сам с собой. Извинений в них не было ни капли. Наоборот – Ламию обвиняли.
– Образно выражаясь, ты преступница, – заявил он, изящным движением застегивая манжеты на рукавах камзола. – Поймать нимфу нелегко, ее приходиться долго приманивать, готовить воду, пещеру, чистить все от человеческих запахов. Ты своим купанием все испортила. Теперь это место не очистится еще месяц, а на поиски другого у меня нет времени. Я очень занят, знаешь ли. Если прибавить то, что случилось сейчас, к тому, что произошло три недели назад, то ты за короткий период времени провинилась дважды, – взглянув в ее недоумевающие глаза, Крон любезно пояснил, – ты упала с башни и распугала закатных духов, которыми питается моя вторая сущность – дракон. В результате, мне пришлось съесть отшельника в горах.
«Какой ужас», – подумала Ламия. – «Сейчас он обвинит меня в том, что из-за меня погиб человек. Хотя мог ведь сожрать овцу или корову, зачем сразу отшельника?»
Неприязнь к Крону росла прямо на глазах, и похоже, это чувство было обоюдным. Надо было придумать что-то в свое оправдание, но тут Крон неожиданно навис над ней, уперев руки в скалу над ее головой. Ламию обдало запахом озера, каким его вода всегда пахла в начале лета, а еще от мужчины исходило такое сильное тепло, что ей невольно захотелось подвинуться ближе – казалось, будто над ней вырос горячий очаг, от жара которого стали быстрее сохнуть одежда и волосы.
– Мне совершенно не интересно, как ты оказалась в этом гроте, – заявил маг, буравя черными глазами ее макушку. Ламия хотела было бросить ему в лицо презрительный взгляд, но в последний момент струсила и уткнулась в колени. Близость Крона действовала… подавляюще. Хотелось очутиться где-нибудь далеко, хоть в стране угеритов, лишь бы не видеть эти черные глаза и сверкающие в свете кристалла острые ножи рядом с алтарем.
– Я уважаю число три, поэтому в этот раз просто скажу Сандре, чтобы она тебя оштрафовала. На половину заработка. И поверь, я жалею, что мы отменили физические наказания для слуг десять лет назад. Иначе я лично бы тебя выпорол. Но в следующий, третий раз, я тебя уволю.
Помолчав, он задумчиво добавил:
– Или не ждать третьего раза? Ты представить не можешь всю глубину моей злости. Нимфы заплывают в Маро Озеро только в это время года и остаются в нем не больше недели. Я готовил ловушку пять дней и вряд ли успею повторить все за оставшиеся пару суток.
У Ламии на языке так и вертелось спросить, зачем ему понадобилось убивать бедных нимф, но она сдержалась. Крон был злым, беспощадным и самым отвратительным колдуном в мире. Она не удивилась, если бы узнала, что он крадет младенцев из деревень, вытапливает из них жир и готовит на нем снадобье для полетов. Бабуля рассказывала, что все черные колдуны так поступают, а в том, что Крон был хоть и главным, но самым черным из магов, она не сомневалась.
На голову ей опустилась горячая рука, и Ламия поняла, что не может пошевелить ни пальцем.
– О том, что видела, не расскажешь никому, – медленно произнес Крон, а перед ее глазами забегали золотые молнии. – А теперь убирайся и больше мне не показывайся. Для тебя это опасно, а мое время слишком ценно, чтобы тратить его на таких, как ты. Дверь там.
Он повернул ее мокрую голову налево, словно она была куклой, и Ламия уставилась на массивную деревянную дверь, которая возникла в скале там, где секунду назад был только камень.
Ничего не говори, ничему не удивляйся, просто уходи, велела она себе, поднимаясь на негнущихся ногах. Хорошо, что еще проклятия никакого не наложил. Можно сказать, легко отделалась.
Ламия покинула грот, не оглядываясь на Крона, но до последнего шага чувствуя, что тот смотрит ей в спину. Она не удивилась, когда обнаружила, что дверь вывела ее на привычную винтовую лестницу, поднимавшуюся от теплиц к кухне. Карабкаясь по ступеням, девушка кипела от злости, потому что Крон прочно поселился в ее мыслях, не позволяя думать ни о чем другом. Вспоминалось каждое его слово, каждое движение и жест. И хотя ей хотелось стереть его образ из памяти, облик главного мага, будто нарочно, мельтешил перед глазами. Особенно много вопросов вызывала его внешность. Например, почему он красил волосы в черный цвет? Стеснялся белого цвета, боялся быть «не модным», стремился быть первым во всем, в том числе, и первым красавцем в стране? Но для этого не только цвет волос нужно было менять, но и весь облик тоже. Особенно постараться над глазами. Они были слишком цепкими, слишком неприятными. А еще уставшими, словно видели слишком много. К тому же, тело у Крона было хоть и поджарым, но чересчур худым. В ее деревне такое телосложение у мужчины считалось признаком болезни. Если бы она не знала, что он главный маг, которому на стол должны подавать лучшие блюда, то подумала бы, что колдун периодически недоедает.
Когда Ламия, наконец, поднялась, то поняла, что отсутствовала не так уж долго. Судомойки еще возились с котлами, а все главные помещения кухни начинали готовиться к ужину. Пекари колдовали над хлебом и пирогами, привычно суетились поварята, бегая вокруг вертелов с мясом, главный повар плавно перемещался между котлов с супом, пробуя варево и раздавая тычки помощникам, виночерпий считал запыленные бутылки, принесенные служкой из кладовой, а по всей кухне ловко двигались помощники с корзинами, подносами и поручениями, умудряясь не сталкиваться друг с другом в тесных рядах между столами, буфетами и очагами. Все шло своим чередом.
Ламия тихо подошла к столу зеленщика, заваленного морковью и петрушкой, и присев рядом с Евой, принялась, как и она, сосредоточенно рубить зелень. Заметив ее, Ева удивленно подняла заплаканные глаза, которые тотчас же попыталась скрыть прядями волос. Наверняка, оплакивала утопленницу. Ламия же подумала и решила, что не станет тратить время на то, чтобы вымачивать нижнее белье Евы в соке морницы, как она задумала вначале. Однажды сестренка подшутила так над Ламией, и та два дня не могла сидеть. Да и вообще мстить хотелось не Еве, а совсем другому человеку. Ева хоть поплакала над ее воображаемым трупом, таких врагов стоило беречь. А вот Крон зарезал бы ее и даже бровью не повел, если бы ошибка выяснилась чуть позже – после вскрытия не-нимфы.
Наглядевшись на мокрую Ламию, Ева перевела взгляд обратно на доску с салатом, который резала, и подумав, отдала ей свой нож, который был острее и удобнее.
Вечером за Ламией привычно зашел Крист, чтобы пригласить на вечернюю прогулку по крепости. Девушка посмотрела в его веселые, слегка пьяные глаза, а потом, размахнувшись, залепила ему пощечину. И боясь потерять инициативу, быстро добавила, что больше они не друзья, и ходить в ее комнату нельзя. Раньше Ламия всегда осуждала девушек, которые выставляли парней за дверь таким способом – без объяснений и на эмоциях, но поступить иначе не могла. Лично ей Крист ничего плохого не сделал, более того – спас ей жизнь, но сейчас в ее глазах он был воплощением всех магов в одном лице, и прежде всего, самого отвратительного мага на свете – Крона.
Какое-то время ей казалось, что Крист ударит ее в ответ, но тут почувствовала, как подошла и встала за спину Ева, а с ней еще несколько девчонок. Молодой ведьмак, бросив на Ламию недобрый взгляд, ушел, ни сказав ни слова. А Ламия запоздало подумала, не может ли этот случай стать тем самым, третьим разом, о котором предупредил ее Крон.
ГЛАВА 3. Кормака тебе на голову
Утром Ламия чувствовала себя так, словно по ней прокатили телегу, груженую наковальней. Тело ломило, от озноба не спасла даже теплая шерстяная кофта, подаренная бабулей, а в голове поселились злобные черти, которые стучали изнутри молотками по вискам и глазам. Раньше у Ламии никогда не болела голова, и она с удивлением прислушивалась к новому чувству. Приложив ладонь ко лбу, девушка поморщилась – кожа была потной и горячей. Все указывало на то, что купание в подземной речке не прошло бесследно, и кажется, она подхватила ту самую страшную болезнь, о которой в деревне говорили только шепотом – простуду.
Пошло оно все к чертям, подумала Ламия, поразившись, что первой осознанной мыслью было увольнение. Жаль, конечно, терять такое место и столько денег, но интуиция подсказывала, что дальнейших встреч с магами на службе у Крона не избежать. Как при этом сохранить здоровье, честь и гордость, девушка не знала. Больше всего на свете ей хотелось завернуться в одеяло и, уткнувшись в подушку, провалиться в сон, ведь простуду лечили именно таким способом.
Кровать Ламии находилась рядом с окном, за которым уже виднелась серая полоска приближающегося рассвета. Эх, поспать бы еще часа три, но нет – надо вставать. А может, действительно, уволиться? Вернуться в деревню, попроситься к отцу на поле, по вечерам помогать по хозяйству матери. Впрочем, именно это и делали ее шесть малолетних сестер и четыре брата. Ламия была самой старшей в семье, ее догонял одиннадцатилетний Йорн, но даже если бы он устроился на работу, вряд ли сразу стал получать столько же, сколько она. Вспомнив о Йорне, Ламия вздохнула. Мать мечтала отправить его на учебу в духовную семинарию Хартума, и если бы Ламия продержалась еще полгода, то они смогли бы оплатить первый семестр.
– Ты чего сидишь в одеяле? – дверь приоткрылась, впустив в полутемную комнату полосу яркого света, а вместе с ней удивленное лицо Мирры. Ламия растерянно огляделась. Оказывается, она умудрилась не только проспать, но даже не заметить, как собрались и ушли на работу другие девушки.
– Хозяйку сейчас на куски от злости порвет, – сказала напарница. – Тебя с утра ищет. Ну, ты даешь! Давай собирайся, на полчаса я тебя прикрою, но на большее не рассчитывай.
«Спасибо, добрая женщина», – подумала Ламия вслед захлопнувшейся двери и потащилась в уборную, только на пороге вспомнив, что еще куталась в одеяло. В том, что ее искала Хозяйка, ничего удивительного не было. Неужели у главного мага Альцирона с утра нет других дел и обязанностей, кроме как ябедничать на слуг и раздавать приказы об их наказании? Черт с ним, с Кроном, успокоила себя Ламия, зато ты молодец: спасла несчастную нимфу.
В кухню она зашла с видом кротким и покорным. С несправедливой потерей половины заработка Ламия, конечно, вряд ли когда-нибудь смирится, но злить Хозяйку сильнее не стоило. Да и, в конце концов, Сандра лишь выполняла приказы Крона.
Поэтому, когда Хозяйка подошла к ней, грозно нависнув сверху, девушка склонила голову и приняла самый благообразный и почтительный вид, на какой была способна. Видимо, получилось плохо, так как сверху заскрежетали зубами.
– Где тебя демоны носят? Ты с утра на работе должна быть, а не в подушку рыдать. Я не знаю, какого дьявола ты сделала Крону, и где вы вообще могли встретиться, но это не повод, чтобы опаздывать на работу.
Это был неожиданный поворот, и Ламия почувствовала, как у нее вспыхнули щеки. Впрочем, у нее давно горело все тело, при этом одновременно было жутко холодно. В кухне жарко горели печи, но она все равно куталась в бабкину шерстяную кофту, словно та могла спасти ее от простуды.
Ламия решила, что ответа не требовалось, и снова почтительно поклонилась. А в следующую секунду Хозяйка ее удивила.
– Да не переживай ты из-за Крона, – неожиданно смягчилась она, и в ее голосе послышались искренние нотки тепла и сочувствия. – У него настроения меняются быстрее, чем вода течет. Сама должна понимать, он единственный в стране Маг Четырех Стихий, у него в голове такое творится, что не позавидуешь. Вот увидишь, в конце месяца он уже про тебя и думать забудет. Да что там месяца, я к нему на следующей неделе подойду и спрошу, нужно ли тебя штрафовать. Уверена, он поднимет на меня удивленные глаза, а я в ответ кивну и быстро скроюсь, мол, не смею, вас, милорд, беспокоить. И не будет никакого штрафа.
– Спасибо, – пролепетала Ламия, не веря ушам. Если Хозяйка искала ее для того, чтобы успокоить, то тогда она, наверное, святая.
– Рано благодарить, детка, ты мне нужна, – и взяв Ламию за руку, Сандра поволокла ее к четырем девушкам, ожидавшим у входа. Заметив среди них Еву, Ламия успокоилась. Несмотря на вчерашние события, видеть знакомое лицо было приятно.
Дело, по которому собрала их Хозяйка, оказалось непростым. Услышав, что ей придется обслуживать гостей на вечернем приеме, Ламия занервничала. В замок прибывал свадебный кортеж лучшего друга Крона – барона Муслои, который заканчивал свадебное путешествие по стране и напоследок решил навестить друга вместе с молодой женой. Крон распорядился о пире, но вся беда и головная боль Сандры была в том, что девушки-официантки, обычно прислуживающие на пирах, повально отравились, так как всей компанией отведали фруктов, привезенных в замок одним магом и случайно попавшим на стол для слуг. По этому поводу проводили разбирательство, а девушек лечили, но на ногах были способны стоять всего пара-тройка девиц, а кому-то нужно было обслуживать гостей на вечернем приеме. Поэтому Сандра решила собрать всех молодых служанок, занятых на других работах, и поручить это непростое дело им.
– Смену блюд будут носить официанты, они, к счастью, здоровы, – наставляла Хозяйка, – вам же придётся угощать гостей напитками и десертом, которые мы обычно разносим, когда начинаются танцы и увеселения. Кира, Лина и Сара будут главными, вы должны смотреть на них и повторять каждое движение. Ваша задача – никого не облить, не врезаться в танцующих, ничего не разбить, всем угодить. Нужно одновременно быть заметными, чтобы людям не приходилось специально искать десерты и напитки по залу, и незаметными, чтобы не надоесть. Ловите взгляд, улыбаетесь, подплываете с подносом, угощаете и исчезаете. Самим ничего не предлагать и вообще не говорить. Молчите и улыбайтесь. Вас, конечно, мало, но другого выхода нет. Если назначим старух, через неделю будет болтать весь двор, а Крону слухи ни к чему. Нам крупно повезло, что мы берем молодых на другие работы по кухне, иначе сейчас мне пришлось бы просить Крона или срочно готовить големов, или превращать старух в красавиц.