— Тогда рацию.
— Это можно… Армейская портативная модель NX-415 Штеймановского завода, приемник и передатчик в одной коробке… Масса нетто семь с половиной килограммов…
— Очень смешно…
Что, думаешь, я не утащил бы?
— И крестнику пришлось бы такую же таскать.
— Да ладно, одного передатчика хватило бы.
— Пять кило… И в комплекте табличечка.
— Какая табличечка?
— «Я шпион, отрежьте мне пальцы по одному и спустите в унитаз».
— Черт возьми, жаба!
Я уже тебе сказал, что жалею, что его там оставил! Чего ты от меня хочешь?!
— Чего я от тебя хочу, это видно будет, когда мы крестника встретим. И пальцы у него пересчитаем.
— Очень смешно, — повторил Зампано.
Они остановились на тропе перевести дух. Было раннее утро, солнце только всходило. Нитка реки, свившаяся петлями на мохнатой зеленой шкуре долины внизу, блестела слюдой.
Метров триста по прямой вниз, пара секунд полета. Несколько часов пути. Только в горах понимаешь относительность времени и пространства.
— Когда мы последний раз были в горах? — спросил Джерсо, утирая пот.
— Зимой пятнадцатого. То есть четырнадцатого. Бриггс.
— Это не считается, это по работе.
— Ну и сейчас по работе.
— Ну да… А хорошо.
— Да, красиво.
Джерсо хлопнул Зампано по плечу.
— Ладно, пошли.
Скоро должны быть у моста, где я сверзился.
— Ага, часа через два.
Альфонса Элрика они встретили как раз у моста, сегодня совершенно пустынного. И со стороны земель триады Чинхе (Джерсо вспомнил, что так и не узнал, как она называется. Должно быть какое-нибудь звучное название, типа «Драконы запада»… или они по фамилии зовутся? А какая у него фамилия?
Или Чинхе — это она и есть?), и с противоположной стороны, где начинались земли Союза Цилиня.
Крестник сидел на каменной, изукрашенной узорами в тон мосту тумбе и писал что-то в маленькой записной книжке, лежащей у него на коленях. На глаза у него была надвинута широкополая соломенная шляпа по моде местных горцев, да и одежду Ал сменил, но все равно выделялся. Синцы сложением мало отличаются от аместрийцев, но жители этих гор все могли похвастаться низким ростом и смуглой кожей.
Молодой алхимик заметил Зампано и Джерсо почти сразу, как и они его. Отложил книжечку, махнул рукой.
— Вы живы! — воскликнул он. — Здорово.
— Ха, за нас-то нечего было переживать, — фыркнул Джерсо. — Еще ни одну химеру падение с такой высоты не убило! И вообще, я плавать люблю.
— Так можешь нырнешь, освежишься? — предложил Зампано.
— Только после тебя.
— А я что? Я зверь лесной, гордый… Не то что всякие амфибии.
Ал улыбнулся.
— Как ты от мафии сбежал? — спросил Джерсо.
— Просто вышел, — Ал пожал плечами.
— Что, просто взял и ушел?
— Да, просто взял и ушел. Кстати, за мной была слежка… я их запер тут в каменной клетке пониже. Очень рассчитывал, что вы сегодня объявитесь, а то пришлось бы алхимичить для вас записку и уходить одному.
— Ого! Так мы что, теперь нежелательные гости?
— Черт его знает, — честно сказал Ал. — Но с Чинхе мы расстались не то чтобы совсем гладко. Предпочитаю не рисковать.
Зампано потер лоб.
— То есть мы теперь, вместо того, чтобы ехать в Шэнъян с комфортом, пойдем туда ножками на своих двоих?!
— Ну, ты зверь лесной, гордый… — фыркнул Джерсо.
— Очень смешно! Нет, серьезно?
— Да нет, что вы.
Смысла нет, мы народ все равно приметный… — Ал развел руками. — Но я хочу тут через горы добраться в одно место, по карте, вроде недалеко. Ну и «держит» его другая триада, насколько я успел выяснить. А там уже на перекладных.
Зампано и Джерсо переглянулись.
— Извините меня, — продолжил Ал. — Это все из-за того, что я решил помочь Дайлинь развязаться с боссом. Нужно было просто сказать ей, что это ее проблемы… ну или тогда сразу попробовать сбежать, либо с Чинхе договориться как-то…
Джерсо скривился.
— Ладно, не бери в голову. Девчонку-то все равно жалко, хоть она и стерва. Че-то у тебя вид неважнецкий, кстати.
— Не спал пару ночей, пустяки. Пойдемте?
Ал поднялся, встряхнул руки жестом пианиста; хлопок — и изукрашенная тумба скрылась в скальной поверхности, как будто ее и не было. Вокруг стало снова тихо и пустынно — только созданный Альфонсом массивный мост дугой изгибался над ущельем.
Ветер принес откуда-то запах черемухи. Джерсо глубоко втянул носом воздух, и почему-то подумал о том, что, в сущности, жизнь еще только начинается.
Часть II. Большой переполох в маленьком Шэнъяне
История 4. Ланьфан. Переулки Шэнъяна
Когда ты знал человека не слишком долго и то при экстремальных обстоятельствах, ваша дружба может не затянуться. Колокола отгремели, отсвистели пули; вы похлопали друг друга по плечу и расстались, клятвенно обещая не забывать и потрясая в воздухе сомкнутыми кулаками. А что осталось от этого прежнего через год, два, десять лет?..
«К счастью, прошло не десять лет, — сердито напомнил себе Ал, разбирая дорожные записи в небольшом номере постоялого двора. — И потом, нужно было беспокоиться об этом раньше, когда ты отправлял к нему Дайлинь с рекомендательным письмом…»
Он понятия не имел, как нужно связываться с императором. Очарованный Дворец на южной окраине Шэнъяна выглядел абсолютно неприступным и действительно совершенно очарованным благодаря целым облакам цветущих деревьев самых невероятных форм и размеров — Алу уже рассказали, что императорские садовники высадили их с таким расчетом, чтобы круглый год что-нибудь цвело — и таким причудливым архитектурным формам, что сразу делалось ясно: без алхимии тут не обошлось.
Ну и охраняющие его гвардейцы в высоких шапках больше походили на головорезов, чем на церемониальную стражу.
Так что Ал пошел по проторенной дорожке: написал письмо на адрес, который Лин когда-то оставил Эдварду. Прошлые письма новоиспеченный император как-то получил, значит, и на это ответит, если захочет. Может, пришлет какие-то инструкции.
«И нечего ждать этих инструкций сию секунду, — напомнил Ал себе, — сегодня же первый вечер, бога ради!»
Он вылез из-за стола — то есть выполз, потому что синская привычка сидеть, поджав ноги, все еще отзывалась болью в суставах. Машинально проверил, на месте ли заветная железка в кармане. Встал в позу для разминки. Неразобранные записи вопияли, но Ал только махнул рукой. Он и так знал, что нет там ничего значительного.
Да, он провел в Сине уже больше месяца, и продвинулся в изучении местной алхимии только на пару небольших разговоров с Лунань… Нет, не нужно грустить при мысли о ней — слышишь, я сказал, не грусти!
Ал успел сделать всего несколько движений, и тут же что-то заставило его насторожиться. Нет, он не услышал никаких шагов; никто не стоял по ту сторону двери. В соседней комнате, которую занимали Джерсо и Зампано, тоже все было тихо. И все-таки…
Оглушительный звон ворвался в комнату вместе с душем осколков и порывом ночного ветра.
Угольно-черное существо развернулось в перекате, распрямляясь, словно пружина; блеснули зажатые в руках ножи и глаза в прорезях красно-белой маски.
Тут же послышался треск, еще более оглушительный, чем звон; стенка, разделяющая комнаты Ала и его «телохранителей» упала внутрь чуть ли не целиком, явив разъяренных химер; Джерсо был в одних трусах, Зампано держал в руках карты.
— Черт, — только и сказал Ал, — вы что, на раздевание играли?
— Нет, — Зампано смущенно кашлянул. — Я раскладывал пасьянс, а Джерсо в душ шел. Добрый вечер, Ланьфан. Не сразу узнал.
— И вам того же, — кивнула девушка в мужской маске. — Мой господин вас ждет.
— Ммм… а не хочешь снять маску, чаю выпить? — Альфонсу не хотелось отрываться от записей, раз уж он за них взялся, и ехать куда-то.
— Не за пределами дворца.
Дверь в альфонсову комнату распахнулась; на пороге стоял хозяин, из-за его спины выглядывали гостиничные слуги с разнообразными предметами обихода, могущими сойти за оружие. Хозяин бросил взгляд на Альфонса, на Зампано с Джерсо, распахнул рот, явно намереваясь начать гневную тираду… и тут заметил Ланьфан. Вся в черном, она казалась пятном темноты, тенью в форме человека.
— Добрый вечер, — сказал Альфонс. — У нас все в порядке.
— Все в порядке, — эхом повторила Ланьфан из-под маски. — Возвращайтесь к своим делам.
Хозяин гостиницы кивнул, как болванчик; еще молодой человек, он внезапно показался стариком. Потом согнулся в три погибели, и, пятясь, вышел; кого-то из пятящихся слуг столкнули с лестницы, раздался стук и вопль. Дверь захлопнулась.
— Ух ты, — сказал Ал. — Они так тебя боятся?
— Не совсем меня, — пожала плечами Ланьфан. — Ночного эскадрона императора Яо. Не может быть, чтобы ты не слышал слухов.
— Слышал. Говорят, у вас у всех железные руки, которые вы поите кровью похищенных младенцев, а заговорщиков вы едите на завтрак.
— Нет, ты путаешь.
Заговорщиками кормим руки, а младенцев на завтрак.
— Ланьфан! Неужели ты шутишь?!
Зампано и Джерсо переглянулись.
— Не я, — голос под маской звучал ровно. — Вернье, наш аместрийский механик, настаивает на таком порядке. Говорит, заговорщики вредны для пищеварения.
Ал нервно улыбнулся. Прежние сомнения — а стоило ли ехать сюда? — ожили в нем вновь.
— Нет, ты правда глава тайной полиции, о которой мы столько слышали в городе? — настаивал Зампано.
— Правда.
— А что из слухов правда? — осведомился Джерсо.
— Многое.
Повозка ждала их у подъезда гостиницы. Типичная для этих мест низкая коляска, запряженная лошадьми.
— Мы разве не в Очарованный дворец? — спросил Зампано.
— Туда, — ответила Ланьфан.
— Туда же, вроде, упряжные экипажи не пускают?
— Мы с черного входа.
— Кстати, о входах, — Ал запрыгнул в повозку первой. — Зачем ты входила через окно? Что это за цирк?
— Никакого цирка.
Вас пасут, между прочим. Вы не знали?
Зампано и Джерсо переглянулись.
Джерсо сунул руку за обшлаг пиджака.
— Прогуляюсь, пожалуй…
— Не стоит, — Ланьфан остановила его спокойным жестом. — Мы уже их спугнули. Судя по всему, триады. Где вы умудрились с ними пересечься?
— Было дело, — вздохнул Ал. — Но я не думал, что они так быстро нас найдут. Мы недавно в городе.
— Ничего, я попросила моих девочек за ними проследить. К утру будем знать о злоумышленниках. Захотите — устроим рейд. Хотя, зная вас, Альфонс Элрик, думаю, вы предпочтете оставить их в покое.
Сказав это, Ланьфан запрыгнула в коляску и уселась напротив Ала, рядом с Джерсо, спиной к ходу движения. Ал почти ожидал, что она залезет на место извозчика. Но нет, туда вспрыгнул некий неприметный молодой человек в темной одежде.
Она не отдавала никаких приказаний, но возница щелкнул поводьями в тот момент, когда Ланьфан опустилась на сиденье. Лошади тронулись.
— Девочки? — Альфонс приподнял бровь. — Так это правду я слышал, что в тайной полиции служат только кровожадные демоницы?
— Нет, мужчин у нас больше.
— Тогда почему «девочки»?
— Я их так всех зову. Ласково.
— Ланьфан… даже в аместрийской культуре такое обращение не ласково по отношению к мужчинам.
— Вот именно.
Коляска по ночным улицам Шенъяна. Местные оранжевые фонари светили куда тусклее, чем в Аместрис, и стояли реже — Ал удивился, как возница вообще находил дорогу. Тем более, что они не выехали на людные улицы, а по-прежнему блуждали в узких переулках старой части города, где коляска иногда задевала бортами стены домов.
— Кстати о демоницах… Я посылал сюда девушку около месяца назад. С письмом к тебе. Она добралась?
— Да, конечно.
Прекрасный подрывник. Ты написал, что у нее враги в триадах, я ее отослала пока на нашу горную базу, учит там… Ребенок твой?
— Что? — Альфонса как мешком по голове ударило.
— Ребенок. Она беременна, примерно на четвертом месяце.
— Нет, — Альфонс не мог сказать, что ощутил сильнее: облегчение или удивление. — Не мой. Так вот почему она хотела сбежать!
— Ребенок Чинхе Людоеда?
— Не знаю… нет.
Да. Думаю, да. Ты у нее спроси.
— Будь уверен, спрошу. Вызову и спрошу. Нам приходится терпеть эти триады, но не думай, что Лин не ищет возможностей от них избавиться. Очень мешают.
Ребенок Чинхе…
— Даже не думай, — резко сказал Альфонс. — Ланьфан, которую я знал, не стала бы использовать младенца в политических играх!
Ланьфан по-прежнему была в маске, и Альфонс не мог видеть выражения ее лица, но ему показалось, что она чуть улыбнулась.
— Ребенка? Нет. Все не настолько плохо. Но вот сам факт его существования… а Чинхе знает?
— Наверняка нет. Он пытался ее убить. Если бы он знал, что она беременна от него…
— Знал, — вдруг перебил Зампано.
— Да? — удивленно спросил Ал.
— Я слышал, что его люди говорили между собой. Чинхе зовут людоедом, потому что он убивал всех женщин, которые от него понесли. У них со времен его деда прямое наследование власти; не хочет незаконных отпрысков. Сам еще подростком сводного брата зарезал.
— М-да, — Альфонс присвистнул. — Интересные тут у вас нравы.
— Чинхе даже по меркам триад ублюдок, — заметила Ланьфан. — Но эта твоя Дайлинь в него влюблена.
— Знаю. Все-таки загадочные вы, женщины. Что еще хорошего расскажешь?
— Во дворце вас ждут крепкие напитки и вкусное угощение, — Ланьфан явно поняла его слова буквально.
История 5. Мэй. Дом Тысячи змей и Очарованный дворец
Принцесса Мэй из семьи Чань ассистировала семейному доктору в сложнейшей операции по извлечению осколков из рваного ранения, когда Чжэ, дворцовый телохранитель, со стуком раздвинул бумажные створки.
Он охранял Мэй, когда она «гостила у своего сиятельного брата», и лишь недавно ей удалось добиться, чтобы Чжэ так же беспрепятственно пускали в родовой особняк Чань.
— Молодой человек! — рассержено воскликнул доктор Женьчуа. — Немедленно закройте дверь, здесь стерильно!
Из-под маски слова его звучали гулко, но вполне различимо. На лице пациентки — одной из дам бабушки Юэ — чье тело было ниже шеи обезболено иглоукалыванием, отразилось живейшее отвращение.
— Простите, — Чжэ опустился на одно колено. — Принцесса Мэй! Вас немедленно вызывают во дворец.
— Сейчас, Чжэ, я приду, — Мэй постаралась сохранять спокойный тон: еще не хватало, чтобы этот малолетка, на год моложе нее, видел, как она перепугалась. — Погоди немного.
Чжэ поклонился и послушно задвинул створки за собой.
— Ну, — сказала Мэй, — давайте уж закончим, доктор.
— Я справлюсь и без тебя, дорогая, — покачал головой Женьчуа. — Зашью, и все. А потом ты залечишь.
— Нет уж, — сказала Мэй. — Ничего там срочного нет. Давайте уж…
— Ну и упрямица, — покачал головой доктор Женьчуа, пряча улыбку. — Вся в вашу почтенную бабушку, благослови ее небо.
Мэй поджала губы и склонила голову. Она не любила бабку, и еще меньше любила, когда их сравнивали. Но что делать?
«Вот когда Лин изменит этот порядок и сделает так, чтобы наследниками клана могли становиться девушки, уж я и им покажу, — мстительно думала Мэй, подавая Женьчуа марлевые тампоны. — Правда, он говорил, что это еще не скоро… все равно покажу! И дядюшке Сыме покажу!»
Мэй знала, что все это так, пустые мечты. Если бы не заступничество сводного брата Лина — бывшего кровного врага — ее бы и вовсе не выпускали из дома. Или продали замуж какому-нибудь богатому старику, прельстившемуся императорской кровью.
Мэй еле сдержала слезы.
Случайная реплика семейного врача, желавшего, как лучше, испортила ей настроение коренным образом.
«Прекрати! — сказала себе Мэй. — У тебя на руках больная, о ней и думай!»