Желание товарищ изъявил. И через три недели, уже как рядовой член группы, любовался делом рук своих — огромной статуей человека в скафандре со снятым шлемом, с его же собственной физиономией, устремлённой к звёздам. А рядом стоял замначгруппы и говорил очень неприятные вещи. Оказывается, счастливый первооткрыватель, подписывая обязательства перед ГСП, невнимательно читал документы. В которых содержится требование, чтобы любые действия члена ГСП на любом небесном теле были запротоколированы и имели бы исследовательские цели либо цели обеспечения безопасности. Более того, там имелся специальный пункт о вандализме, согласно которому любые действия, производимые с целью увековечивания факта посещения членом ГСП небесного тела, приводят к автоматическому исключению данного члена из ГСП. Грубо говоря, расколоть гору, чтобы спасти себя или коллегу по экспедиции можно и нужно. Расколоть гору, чтобы посмотреть, что там внутри, тоже в общем-то можно. Но вот вырезать плазморезом на этой самой горе "Здесь был Вова" или "Катя я люблю тебя" — нельзя. Причём нельзя категорически.
Запрет, конечно, правильный. Потому что дурацкое желание оставить след на века в людях очень сильно. Во времена освоения Солнечной это было явлением крайне распространённым. У нас все астероиды исписаны дурацкими надписями. Которые сейчас считаются историческими памятниками, но вообще-то половину всего этого безобразия аккуратно затёрли. И чтобы больше такого не было — приняли соответствующие правила.
Ситуация получилась совершенно идиотская. Полукилометровую статую спрятать невозможно. Уничтожить — можно, но в экватории, в которой ведутся поисковые научные работы, такое действие нужно обосновать и запротоколировать. Короче, человек попал.
Однако незадачливый скульптор оказался не так прост. Выслушав всё это, он побежал звонить на Землю. Где у него был старый знакомый, юрист из Космофлота. Который подумал-подумал, поднял кое-какие инструкции и дал ему дельный совет. А именно — объявить плод его творческих усилий меморалом. Поставленным в память о погибших хаттифнаттах. Потому что памятники погибшим космонавт ставить вправе, это святое. Разумеется, если они погибли поблизости — по космическим меркам, конечно — от возводимого памятника или мемориала, и если никто другой не возвёл его раньше. Но с этим в данном случае всё было в порядке.
Правда, такое заявление должен был завизировать начгруппы. Он оказался нормальным мужиком. Ситуацию понял, посмеялся, конечно — а потом всё подписал. "Мы, члены научной группы такой-то, потрясённые гибелью представителей древней высокоразвитой цивилизации, извещаем о том, что намерены воспользоваться неотъемлемым правом космонавтов на возведение мемориала в честь погибших..." И в конце приписочка: "по морально-эстетическим соображениям просим разрешить изображение погибших в антропоморфном виде".
Эта приписочка, кстати, в случае с хаттифнаттами всегда уважается и принимается во внимание. Потому что мемориалы люди возводят для себя. А внешний вид хаттифнаттов, как бы это сказать, не очень приличный. У нас их даже в книжках изображают схематически — как такие палочки, что-ли. И деликатно добавляют текстом, что они похожи на грибы. Но если честно, похожи они не на грибы, а на кое-что другое, только огромного размера и с щупальцами по бокам. А так — точь в точь оно самое, ну ты поняла, Лена. Ксенобиологи когда мне первый раз показали подлинные записи с хаттифнатских судов, я аж поперхнулся. И понял, почему такую благодатную тему в сериалах не используют.
Так что просьбу насчёт антропоморфизма уважили и дурацкую статую занесли в список мемориальных комплексов. А первооткрыватель остался в группе, проработал на раскопках три года и потом подался в ксеноархеологи.
Но тут есть такой момент. Мемориал — это совершенно конкретный объект, который должен быть оборудован совершенно определённым образом. Например, на мемориале должна быть памятная доска, извещающая о причинах его установления. Должен присутствовать маяк с омега-контроллером, извещающий, что это — мемориал, а не хрен собачий. Должно быть то, должно быть сё, и среди всего прочего, при мемориале, в отличие от простого памятного знака, должен быть музей.
Полукилометровую статую объявить памятным знаком просто невозможно. Так что пришлось делать и то, и сё, и музей в том числе. А в музее должны быть экспонаты. А поскольку обломков судна и всяких вывалившихся из него штучек там было более чем достаточно, археологи довольно быстро собрали всякого разного, что показалось им малоинтересным, да и положили в витрины. Ну просто чтобы было хоть что-нибудь.
И вот лет через десять после всей этой истории среди этих самых экспонатов совершенно случайно обнаружился хаттифнатский калибровочный конус. То есть ключ к области омега-пространства, где лежат хаттифнатские данные по обследованной ими части космоса. Таких конусов к тому времени нашли всего два, и каждый сэкономил Космофлоту десятки миллиардов человеко-часов исследований пространства. А научная ценность этих данных оценке вообще не поддаётся. Но вот беда: изъять этот самый конус законным путём мы не могли. Никак. И незаконным тоже, потому что такие разрешения подписываются на самом высоком уровне. Может быть, Комов подписал бы, но он тогда как раз отсутствовал, причём с концами — он находился в гравитационном ореоле чёрной дыры ЕН-200056 и готовил погружение звездолёта "Тьма"... Выше стучаться было совсем уж бесполезно.
Откуда я всё это знаю? Оттуда, что в конечном итоге решили лететь к Малой Тульпе с хаттифнатским омега-контроллером, чтобы скачать данные через него. Все известные экземпляры этого устройства хранятся в Музее Внеземных Культур, откуда добыть что-либо даже на время совершенно немыслимо. Но у меня на складе был заныкан один экземплярчик. Как он туда попал — целая история. Скажу только, что мне ну очень не хотелось его отдавать. Славин меня в итоге уболтал, я артефакт отдал. И потом полгода пытался получить его обратно. И это тоже была целая история.
Ладно, это я опять чего-то в посторонние воспоминания пустился. Надо всё-таки как-то себя сдерживать. Извини, Лена.
Вернёмся к Комиссии по переименованиям. Так вот, она вот так же безнадёжно упёрлась в дурацкого старикашку с воинствующим атеизмом в голове. Которому возжа под хвост попала — и ни тпру ни ну. Как выражается Славин в таких случаях.
В данной конкретной ситуации надо было бы как-то сдать назад и Дауге потрафить. Но Поль Гнедых был руководителем комовского типа, если вы понимаете, о чём я. Так что подкомиссии пришлось собираться, чтобы как-то уладить конфликт.
Меня сразу заинтересовало, кто представлял КОМКОН. К своему удивлению, я обнаружил в списке ни кого иного, как Рудольфа Сикорски. Молодого ещё, да раннего.
И только я углубился в изучение протокола общего собрания, как за дверью загрохотало, потом её выбили, и мне прямо в переносицу уставилось дуло парализатора.
День 33
Лёг спать. Проснулся и чувствую, что не один. Не то чтобы пришли за мной, а просто — кто-то есть. Нет, не женщина. И не друг. Просто кто-то посторонний. Как будто сидит в кресле и ждёт, когда я проснусь. Ощущение продолжалось где-то секунд тридцать, пока я не шевельнулся. Тогда пропало. И сна тоже — ни в одном глазу.
Нет, я понимаю, конечно, откуда такие образы. Но всё равно, звоночек нехороший — психика подтекает. Хотя, может, это из-за интоксикацией классической музыкой? Я её, кажется,: перебрал. Лежишь иногда, пытаешься заснуть, а в голове внезапно включается — "ту-ту-ту-туммм, ту-ту-ту-туммм", или там "та, та-ти-та-ти-та" какая-нибудь.
Продолжу, пожалуй, писанину. Тем более, такая драма.
На самом деле драма продолжалась минуты три. Комнату быстренько обыскали, после чего неискренне извинились и сразу же предложили поучаствовать в следственных действиях. К тому моменту я уже догадывался, что случилось. Так что не особо удивился, когда мне начали задавать вопросы о Комове.
Ну да. Комов сбежал. До смерти перепугав службу безопасности санатория.
Из того, что я услышал, у меня сложилась примерно такая картинка. Первоначально Геннадий Юрьевич собирался подождать пару дней, пока я смогу вернуть его вещички, и уже тогда дать дёру. Скорее всего, бежать он собирался через нуль-кабину. Правда, вела она строго на орбитальную станцию, откуда дальше хода не было. Но Комов рассчитывал — как я потом понял, небезосновательно — что сможет взломать ограничитель и перебросить себя до промежуточной нуль-тешки, а там что-нибудь придумает. Хотя, может, у него был какой-то другой план, похитрее. Но так или иначе, для этого ему нужно было то, что лежало в директорском сейфе.
Однако той же ночью на Леониду опустился челнок типа "Абакан". Кораблик маленький, но в качестве движков на нём стоят СП-генераторы на тысячу риманов каждый. А это значит, что "Абакан" — теоретически — способен прыгнуть парсека на полтора-два. Что означает — за несколько пульсаций можно добраться до какой-нибудь станции с нуль-порталом. Хотя, конечно, без защитного минус-поля и прочих таких вещей это будет напоминать полёт на глайдере без колпака, причём во время бури. Ощущения сравнимые. Это я как пилот говорю. Нормальный человек на такие эксперименты не пойдёт ни за что. Но это же Комов! Который только что ожил и которому для нормального самочувствия не хватало одного — живительной дозы адреналина.
Короче, наш герой махнул рукой на первоначальный план и попросту угнал челнок. Причём в пульсацию он вошёл прямо в атмосфере, выморозив тем самым окрестности. Во всяком случае, весь следующий день над санаторием шёл дождь, что для планеты редкость. Уж и не знаю, что сказали на это леонидяне. Хотя, может, им понравилось — кто их разберёт.
Но это всё выяснилось потом. А тогда начальство испугалось, что Комов сошёл с ума или его похитили. На такой случай есть план действий, который и был приведён в исполнение. К сожалению, он включал в себя изоляцию всех потенциально подозрительных. Включая лежащих в медкамерах, а также всего персонала, не имеющего отношения к безопасникам.
Ну, я врать не стал. То есть о встрече с Комовым рассказал, умолчал только про планы кражи вещей. Сделал несколько осторожных предположений о том, почему Геннадий Юрьевич дал дёру. Меня поняли, даже, кажется, поверили. Однако порядок есть порядок. Короче, весь следующий день мне пришлось проваляться у себя на койке. Компьютер и вообще все устройства дальней связи у меня, как положено в таких случаях, изъяли, так что продолжить свои изыскания я не мог. Рыпаться тоже не стоило, уж это я понимал. Так что всех развлечений было — курить, пить коньяк и строить разнообразные догадки.
Я их и строил, пока директор санатория не пришёл ко мне вечером лично. Извинился за причинённые неудобства и сообщил, что Комов жив, здоров, находится на Земле. По собственныем словам пациента, отбыл с Леониды по доброй воле и экстренной надобности. И просит его, директора, как можно скорее передать мне комовские личные вещи. Которые он, значит, мне и передаёт, извольте получить. После чего протянул мне коробку и свёрток.
На это я сказал, что всё понимаю, жалоб не имею, но теперь мне нужно срочно присоединиться к Комову. И поинтересовался, когда я смогу покинуть Леониду.
Директор вздохнул и сказал, что не я один интересуюсь этим вопросом. Так что он уже провентилировал его с Землёй. И что, начиная с завтрашнего вечера, все желающие смогут покинуть планету через местный нуль-Т, так как орбитальная станция разблокирована на сутки. Кто пробил такое разрешение, он мне не сообщил, но я понял, и мысленно сказал Комову спасибо.
Правда, под конец директор меня огорчил. Сказав, что временно изъятые у меня вещи я получу в целости и сохранности только завтра. В порядке общей очереди.
То есть в моём конкретном случае — часов через десять.
День 34
Опять та же фигня: компьютер пищит и выдаёт на экран странные символы. Как будто кто-то пытается пробиться, что-ли. Вот только кто, зачем, а главное — куда?
Из приятного: нашёл прямо за компом пакетик с какао-порошком. Он, правда, окаменевший, но я его растолок подручным средствами и залил кипятком. Оригинальный вкус. Навевает мысли о творчестве. Ну вот им-то и займусь.
Если бы мне сразу отдали мой комп, я не стал копаться в комовском имуществе. Даже не подумал бы. Потому что был бы занят чтением протоколов. Но компьютер мне не отдали. Зато отдали коробку размером с сигарную и свёрток, довольно увесистый.
Да, я не выдержал. Да, мне очень стыдно и неудобно. Особенно в свете последовавших за сим событий.
В свёртке оказался скорчер — разряженный, разумеется. Хрен бы мне кто отдал заряженный, это даже по инструкции не полагается. Обследование показало, что инструмент использовался по назначению: выходной электрод оплавлен и вонял горелым металлом. В кого Геннадий Юрьевич палил, я так и не узнал. Теперь, наверное, и не узнаю. Да и не очень-то интересно.
Содержимое коробочки оказалось гораздо любопытнее. Как выяснилось, Комов постоянно носил при себе на цепочке три вещи. Комконовский шифроконтейнер старой модели — горошинкой, а не фасолинкой, как сейчас. Жёлтый прозрачный камень с дырочкой. И чёрный треугольный предмет размером с ноготь большого пальца, от которого исходило явственное ощущение чего-то нехорошего.
Про жёлтый камень я что-то слышал. Вроде бы это какой-то редкий артефакт с планетоида Обитель. Настолько редкий, что у меня ни на одном складе такого не было. Что он делает и зачем нужен, я запамятовал. Был бы комп, я посмотрел бы, а так — чего уж. Повертел его в руках да и положил.
Треугольник мне брать в руки не хотелось. Он мне не нравился. То есть — у меня возникло ощущение, что это я ему не нравлюсь. Нет, даже не так — не то чтобы что-то личное, а просто эта штука меня чует. И рассматривает как нечто, что можно убить. Даже не убить, нет. Вырубить, что-ли. Очень неприятное чувство. Так что я закрыл коробочку и решил отвлечься. Налил себе винца, взял сигару, устроился в креслице и включил внутреннюю трансляцию санатория. Состоявшую из пары федеральных каналов, трёх сериальных и двух музыкальных.
Скучно было до того, что я даже попытался посмотреть новости по федеральному "Гринвичскому мередиану". Это по-своему интересно — чем там кормят общественность, чтобы та плевалась от топорной пропаганды и чувствовала себя по этой причине ужасно умной. Ну, всё было на высоте. Хотя на сюжете об успехах наших водорослевых ферм в Тихом океане я всё-таки сломался.
Сериальные каналы транслировали какие-то трёхсотые или пятисотые серии неизвестных мне историй. Я попытался вникнуть, но плюнул и решил послушать музыку. Творчество вокально-инструментального ансамбля "Жимолость" (или "Лютики", я их плохо различаю) меня не воодушевило, поэтому я переключился на второй, где давали оперу, "Травиату" в постановке Жукаускаса — с органной музыкой и Кириллом Якимцом в роли Жермона.
И во время арии Виолетты меня вдруг пробило. То есть до меня дошло, что это за чёрный треугольник. А также — почему Комов мог рассчитывать на успешный побег.
День 35
Снова галиматья на экране. Какие-то цифры, буковки отдельные и слово РИБЫ. Что за РИБЫ? Грибы? Трибы? Карибы? Хорошо бы? Куда бы? Гусары, молчать!
Кстати, интересный вопрос: а что это за гусары, которым нужно молчать? И главное — зачем? Ну то есть в нашем лётном так отвечают на глупые вопросы, в особенности — начинающиеся со слова "куда". В КОМКОНе так говорит начальство, когда слышит от подчинённых нахальное, с его точки зрения, требование — например, чтобы им сказали, откуда получена та или иная информация. Техники тоже так говорят, когда пытаются что-то починить, а оно не чинится. Особенно если когда деталь на место не ставится или в дырку не пролезает. Вот только никто не знает, откуда эта фразочка взялось. Я даже в БВИ искал материалы о гусарах. Ну, были такие воины в доисторические времена. Вроде бы тогдашние сражения были довольно шумными. Или это были какие-то особенные скрытные отряды, вроде разведчиков? В БВИ ничего такого не написано.