Английский смог, клубясь, скрывает страсть,
А дождь ночной навек следы смывает.
Конец страстям, закрыта третья часть
Вздохнув, Шекспир лишь головой качает.
Здесь жизнь и смерть чуднО смешались,
Железный мастер лечит здесь людей.
Герои счастливы, любить и жить остались,
И сам с собой наедине злодей.
(автор: Женя)
Действие первое
Любовь всесильна: нет на земле ни горя — выше кары ее,
ни счастья — выше наслаждения служить ей.
У. Шекспир
* * *
Зал театра "Глобус" погрузился во тьму под всеобщие восторженные либо испуганные вдохи. Раздались шумные аплодисменты. Заиграла музыка. Вновь загорелось тусклое газовое освещение, озаряя хор на авансцене. Все присутствующие: дамы и господа, старики и дети; замерли в ожидании.
Влюбленных смерть, любви их страстной сила, —
Вот то, что мы теперь вам здесь изобразим,
Прося у вас на два часа терпенья,
И если что пропустим, то дадим
Мы к действию на сцене объясненья.
У. Шекспир, "Ромео и Джульетта"
Когда их глаза встретились, мельком, украдкой, сердце Элизабет затрепетало, и зачастила ее рука с раскрытым веером, задевая черными рюшами румяную щеку. Но то было не от стыда неверной невесты, а от жара влюбленной девушки. Джек улыбнулся ей с противоположного балкона, едва уловимо кивнул и снова откинулся назад, скрываясь в тени. В отличие от нее он был один.
— Не уверен, что выдержу это в третий раз, — сказал рядом Виктор, доставая из кармана жилета круглые часы на серебряной цепочке.
— Я говорила, что тебе не обязательно идти со мной.
— Напомнить, о чем пестрили утренние заголовки "Таймс"?
Элли покосилась на жениха. Нет, она прекрасно помнила, что в городе вновь дал о себе знать Карнаби — маньяк-убийца, жертву которого первый раз нашли на Карнаби-стрит. И который был падок на молоденьких брюнеток с зелеными глазами — ее типаж.
— Можешь прислать за мной паромобиль.
Виктор напряженно вздохнул. Посидел вместе с ней еще с полчаса, периодически нетерпеливо тарабаня пальцами по ноге. И наконец-то не выдержал:
— Будь здесь. Через час я за тобой заеду сам.
На лице Элли появилась искренне счастливая улыбка.
— Как скажешь, дорогой, — ответила она, целуя мужчину в щеку с холодом льда на губах.
Стоило тому уйти, как девушка потеряла всякий интерес к происходящему на сцене. А ведь она очень любила эту пьесу Шекспира. К тому же запретная любовь двух молодых сердец была знакома не понаслышке.
Еще год назад Элли затаила в душе обиду на своего отца и Виктора за то, что они не оставили ей выбора. Она презирала обоих. Азартные игры папеньки довели семью до банкротства. Их путь пролег в трущобы и без того жестокого Лондона. Как вдруг на пороге дома появился Виктор Эшли и вызвался помочь, попросив взамен старшую дочь в жены. Отец, конечно же, согласился. Для Элли же это оказалось ударом. Хотя все так и твердили, как ей крупно повезло. Мистер Эшли был не только богат, будучи владельцем завода по производству паровых двигателей, но и хорош собой. Этот высокий темноглазый и статный мужчина пользовался популярностью у противоположного пола. Видимо, у всех, кроме Элли, потому что ее сердце уже давно было занято Джеком — давним другом, человеком из семьи среднего класса, которая владела самой лучшей пекарней во всем городе. Да, через неделю они пойдут на "Суинни Тодда". А сегодня будет Шекспир и любовь, отвергаемая обществом.
На сцене разгоралось второе действие пьесы. Сложив веер, Элли убрала его в сумочку. Достала салфетку и стерла с лица губную помаду. Затем сняла шляпку, набросив вместо нее на голову капюшон накидки, поднялась со своего места и вышла из зала, напоследок замечая, как уходит и Джек. Кажется, они выждали достаточно. Да и не было уже сил сидеть в стороне, когда любимый находился так близко. Даже путь к нему преодолевала шагами вприпрыжку. Юркнула мимо всклокоченного старичка, который притворился, будто ничего не видит. Тому было чем заняться: он пробовал на зуб сегодняшний куш, полученный за сохранность их тайны.
Джек уже ждал. Стоял у входа в темную комнату, где хранились декорации. Стоило тяжелой ткани сомкнуться за спиной Элли, как мужчина рванул ее к себе и опалил поцелуем губы. Соскучился. Конечно, она знала это, потому что чувствовала то же самое.
— Джек… — шепотом выдохнула девушка, с наслаждением запуская пальцы в его жесткие волосы.
— Я здесь, — ответил любимый севшим от страсти голосом. — Подожди немного, малыш, сейчас…
В его суетливых руках зашуршали юбки. В такие моменты она ненавидела того, кто придумал кринолин. Корсет, впрочем, тоже, однако с ним было проще — стоило лишь опустить вырез, и вот уже ее грудь во власти жадного рта, щедрого на ласки.
— Лиззи… — позвал Джек, скользя горячей ладонью по обнаженному бедру, — ты настоящая негодница.
Право, какая приличная леди выходит в свет без панталон? Только та, которая рассчитывает на тайное свидание с пикантным продолжением. И ей нечего было стыдиться. Не тогда, когда рядом мужчина ее жизни. Зато, лишь задрав пышные юбки, он смог беспрепятственно добраться до ее лона. Ворваться внутрь разгоряченного тела, изнывающего по привычной наполненности. И ей было все равно, что он брал ее как шлюху, стоя и тайком в общественном месте, потому что при этом шептал искренние слова о любви. И каждый толчок бедер, как ярое заявление об этом, выбивающий насильно задушенный стон согласия. Джек будто хотел, чтобы Элли кричала об их любви в голос. Но так было нельзя. Поэтому стон бился в его рот, когда он целовал с голодной страстью. В его шею, когда она опускала голову, не помня себя от сладкой муки. В его ладонь, когда та накрывала губы, стискивая пальцами пылающие щеки. Когда все в такт биению сердец, словно спеша куда-то, пока оба не взлетела к небесам, рассыпаясь на созвездие. Когда в это время Ромео на сцене произносил свои последние слова:
Смотрите же в последний раз глаза;
Раскройтесь рук последние объятья;
Вы, губы, дверь дыханья моего,
Запечатлейте честным поцелуем
Со смертью мой бессрочный договор.
У. Шекспир, "Ромео и Джульетта"
— Ты все равно моя, моя… — шептал Джек, нежно целуя Элли в висок.
Любимый ревновал. Терпеливо, сдержанно, завистливо, но не донимая этим, за что она благодарила.
— Конечно твоя, твоя…
— Я что-нибудь придумаю, обязательно.
Джек говорил так каждый раз. Но Элли не винила его в том, что у них пока не получалось воплотить мечты в реальность. Так или иначе — они все равно вместе. И так будет всегда. Никакая свадьба и никакой Виктор не заставят их бросить друг друга. Пусть чувство долга и стояло на первом месте, но лишь на первом после любви. Да, сложно, но непременно с надеждой на общее будущее.
— Не переживай. Я никогда не лягу с Виктором. Придумаю кучу предлогов, какую-нибудь болезнь, но он меня не получит. А какому мужчине нужна такая жена, которая не собирается давать наследников? Вот увидишь, вскоре после свадьбы он сам передумает, — говорила она, расчесывая пальцами его волосы, приятные ей на ощупь. — Я верю, что у нас все будет хорошо.
— Я тоже, малыш. Не забудь выпить отвар, который я тебе дал, — напомнил он о том напитке, который не позволял ей забеременеть.
— Конечно, — с грустью ответила она.
— Обещаю, когда-нибудь тебе не понадобится его принимать.
Они прощались под овации публики долгим поцелуем. Расставаться совершенно не хотелось. Джек держал пальцы Элли до последнего и сжал ладонь в кулак после, словно пытаясь подольше сохранить тепло руки…
Паромобиль Виктора сложно было не заметить. Изящная машина с плавными изгибами кузова и именной гравировкой на передке стояла неподалеку от входа. Но когда Элли подошла, внутри сидел только водитель. Где же?..
— Где ты была? — настиг ее за спиной голос Виктора, заставляя подпрыгнуть.
— Я… я отходила в уборную. Еще до конца пьесы, чтобы не стоять потом в очереди.
Мужчина придирчиво оглядел ее лицо цепким взглядом. Но затем открыл дверь машины и галантно пригласил внутрь. Они заняли свои места на заднем сиденье, и водитель повез к дому. Ехали молча, за исключением короткого разговора.
— Где твоя шляпка? — спросил Виктор будничным тоном, глядя в окно на скупо освещенную улицу уже почти ночного Лондона, который нещадно окутывал серый смог.
Элли резко вскинула руку к своей голове. Шляпки и правда не было. Забыла. Видно выронила где-то.
— Кажется, я оставила ее в уборной, возле зеркала.
Потеря была досадной. Но больше всего беспокоило то, что ее так называемая "измена" могла читаться на лице. Опять же не потому, что стыдилась, а потому, что переживала за близких и за них с Джеком. Виктор был вежливым и заботливым человеком, но при этом и достаточно влиятельным, чтобы испортить жизнь неугодным. Так что когда жених потянулся к ее руке и сжал ладонь в своей, Элли дрогнула.
— Не переживай, я куплю тебе новую, — сказал вдруг он и улыбнулся.
И тогда она заставила себя ответить ему той же улыбкой.
* * *
Она была с ним. Виктору даже не нужны были какие-то доказательства, чтобы знать это. Их встречи не прекращались, а наглость и оплошность уже выходили за рамки. Долго ли еще закрывать глаза? Видимо, нет, потому что ему это надоело.
Он помнил тот день, когда впервые увидел этот редкий цветок по имени Элизабет. То было год с лишним назад. Светский вечер, богатый дом, полный джентльменов и леди, гомон голосов и смеха. И Элизабет Смит — яркая, юная, полная жизни. Поначалу она просто привлекла его внимание, потому что была похожа на одну девушку, довольно сильно. Потом был первый танец: тепло ее взволнованного дыхания, чистота смущенного взора, взмахи пышных ресниц, хрупкость тонкого стана — точно кукла в его руках. Знакомая кукла. Тогда он еще не знал, насколько порочна эта невинность, но возжелал так, что подобный нюанс даже сейчас не имел значения. Виктор привык добиваться своего. Он обладал стальным терпением, хитростью, властью. Жестокостью, когда на то вынуждали. И лишь иногда милосердием, очень редко, — так он считал сам.
Интересуясь Элизабет, вскоре Виктор узнал о некоем мужчине в ее жизни по имени Джек Норман. Это был ее друг детства и единственный претендент на место будущего мужа. Это был соперник. Еще молодой, но достаточно серьезный, чтобы принять меры. Здесь Виктор не стал мелочиться. Благодаря отцу Элизабет не составило труда ухудшить положение семьи Смит, а потом так же благополучно оказать нужную помощь в троекратном размере. Юная мисс Смит стала его наградой. Все оказалось просто и выглядело идеально. Соперник же должен был отсеяться сам. По расчетам Виктора, ссоры и ревность должны были сделать свое дело. Но время шло, а этого не происходило. Он где-то просчитался. И теперь его "рога" с каждым днем только увеличивались в размерах. Что было неприемлемо.
— А это передать лично в руки, — приказал Виктор своей помощнице.
* * *
В это ранее и серое Лондонское утро опять шел дождь. Уже в третий раз на бумагу упала тяжелая капля. Стоя под крыльцом пекарни "Норманские бублики", Джек делал на листке пометки. Мимо него рабочий в очередной раз торопливо пронес мешок с мукой. Уже третий. Слегка мерзли руки, поэтому Норман поднес пальцы ко рту и дыхнул. А взгляд опять уткнулся в фигуру, застывшую на противоположной стороне улицы. Это определенно была женщина — слишком тонкий нос и черты скул. Она неподвижно стояла, укутанная в длинный серый плащ, с накинутым на голову капюшоном, приподнятым воротником вплоть до самого носа, и в гогглах с темными толстыми линзами. Почти сливаясь с обстановкой в утреннем тумане, стояла и смотрела в его сторону. Может, ей что-нибудь нужно? Впрочем, женщина казалась больше враждебной, нежели нуждающейся в помощи.
Наконец рабочие прыгнули в повозку и поехали прочь. Но Джек не спешил уходить с улицы. Видимо, не зря. Женщина сошла с места, пересекла дорогу и направилась непосредственно к нему. Остановилась напротив и сказала:
— Мистер Норман, вам от мистера Эшли.
Услышав ненавистную фамилию, Джек на мгновение опешил. И не успел опомниться, как странная женщина сунула ему в руку письмо и поспешила уйти, оставляя за собой шлейф духов, перемешанных с едва уловимым запахом машинного масла. Проводив незнакомку взглядом, Норман посмотрел на письмо: лист желтой бумаги был герметично упакован в прозрачный пакет. В такой упаковке вряд ли находилось благое послание. Разорвав пакет, Джек достал листок и развернул его.
Сегодня в полночь на южной заброшенной пристани. Без опозданий. Будьте один. Нам давно пора поговорить, мистер Норман. Думаю, о причине разговора догадаетесь сами.
В.Э.
Он едва успел прочитать послание, как листок бумаги начал быстро тлеть, пока не рассыпался в руках вовсе.
Нутро Джека враз похолодело. "Он все знает. Этот проклятый индюк все знает! Лиззи в опасности?! Нет, вряд ли, Эшли вряд ли причинит ей вред", — пронеслось в голове Джека. Залетев в пекарню, он побежал в жилую часть здания будить младшего брата.
— Тим, вставай!
— Чего? — спросил полусонный мальчишка семнадцати лет.
— Нужно срочно позвонить Элли.
Вот-вот откроется телеграф, что располагался неподалеку от их дома. У них же телефона не было. Эту роскошь могли себе позволить только обеспеченные люди, даже не такие, как Джек. Кто такой он, и кто — Виктор Эшли? Он — владелец обычной пекарни, а этот — "паровой король". Впрочем, Джек не чувствовать себя столь ущемленным. Элли любила его, это очевидно. И он был способен предложить ей безбедное, счастливое будущее. Просто обстоятельства требовали повременить.
На голоса со скрипом механизмов в комнату забежал Кекс — лохматая дворняжка. Все лапы Кекса состояли из механизированных протезов, повторяющие форму отсутствующих конечностей. Тим иногда забывал их смазывать.
— Зачем так рано?
— Надо. Вставай.
Дело в том, что Джек не мог позвонить Элли сам. Трубку всегда снимала гувернантка. Узнай она его, это вызовет скандал, который может навредить любимой. С того момента как Эшли стал покровителем семьи Смит и женихом Элли, Джек превратился для них в неугодную персону. А Тим прекрасно умел копировать голоса, в том числе девичьи.
Пока Джек ждал брата, мимо комнаты медленно прошел взъерошенный, грязный и сонный Норман-старший, шаркая дырявыми тапочками по половицам. Джек вышел в коридор и посмотрел в спину сутулого мужчины с гогглами на макушке. Отец опять провел ночь в мастерской, в подвале дома — обычное дело. И, как обычно, от него разило машинным маслом, потом и, что еще хуже, падалью. И это в пекарне, где воздух был пропитан запахами свежей выпечки и сладких специй. Тетя Бет, которая вела все фамильное хозяйство, когда-нибудь его точно выгонит.
— Отец, — окликнул он. — Не забудь снять гогглы, а еще лучше помойся, прежде чем ложиться в кровать, иначе Бет опять расстроится.
— А! — махнул тот рукой. — Понимала бы что, женщина.
За отцом захлопнулась дверь. Но тут же снова открылась.
— Джек!
— Да.
— У меня почти получилось, сынок, уже почти.
— Я знаю.
— Нет, ты не понял. Я покажу тебе. Завтра.
— Хорошо. Иди пока, отдохни.
Отец уже давно находился в состоянии "почти", продвигаясь к цели запутанными тропами. Некогда один из лучших биологических механиков во всей округе, после смерти жены стал изгоем и затворником. Для него словно перестал существовать окружающий мир, были только идеи и пути их достижений.