– Сдается мне, пара лишних часов под одеялом тебе точно не помешала бы… Что касается Туберона, молодежь нынче не та, что раньше. Как ты считаешь?
– За меня не волнуйся. Да и за Туберона тоже. Свежий воздух быстро прочистит мозги.
Цедиций наклонил голову.
– В таком случае до следующей встречи, Тулл.
– До встречи, префект. – Центурион пришпорил коня и поскакал вслед за когортой, благодарный судьбе за то, что ему не нужно идти пешком.
Утро прошло без приключений. Тулл знал, как побороть похмелье. Он то и дело пил воду из двух мехов, которые постоянно возил с собой. Когда же выпитая жидкость просилась наружу, он выскальзывал из седла и, не обращая внимания на скабрезные шутки, летевшие ему вслед, справлял нужду прямо у дороги. Тулл придерживался того мнения, что в известных обстоятельствах солдаты имеют право пошутить над своим офицером. Ведь если даже сам Юлий Цезарь терпел, когда его солдаты горланили похабные куплеты, мол, «римские мужи, будьте начеку, лысый соблазнитель ваших жен вернулся», то кто он такой, чтобы обижаться на солдатские шутки по поводу размеров его мочевого пузыря? Главное, чтобы подчиненные его уважали и беспрекословно выполняли его приказы, что, собственно, они и делали.
В отличие от Тулла, Туберон не привык быть предметом солдатских шуток. Спустя какое-то время Тулл, закрыв глаза, ехал рядом с колонной, представляя себе, как лучшая из знакомых ему шлюх делает то, что у нее получается лучше всего. Из приятной дремоты его вывел чей-то возмущенный голос. Как оказалось, голос Туберона.
– Тулл! ТУЛЛ!
– Да, трибун! – Тулл моментально забыл про шлюху и открыл глаза. В десяти шагах от него взору предстало бледное, в капельках пота лицо Туберона. – В чем дело?
Щеки трибуна слегка порозовели. Он прочистил горло и развернул свою лошадь мордой по направлению движения колонны. Когда Тулл поравнялся с ним, Туберон наклонился и с заговорщицким видом прошептал:
– Мне сегодня утром нехорошо.
– Прискорбно слышать, трибун, – ответил Тулл.
– Меня постоянно мутит. Я был вынужден слезть с лошади, и меня вырвало.
– Прими мое искреннее сочувствие. Такое бывает. Ну а теперь тошнота прошла? – спросил Тулл, с трудом сдерживая улыбку. Он знал, что сейчас услышит.
– Я не нуждаюсь в твоем сочувствии, центурион. – Туберон со злостью посмотрел на проходивших мимо легионеров. Один из них усмехнулся.
– Разумеется, нет, трибун, – ответил Тулл, сделав тупое лицо, какое обычно делали рядовые солдаты, когда притворялись, будто не поняли офицера.
– Твои солдаты смеялись надо мной! Меня рвало, я чувствовал себя гнусно, а они лишь посмеивались – мол, «не иначе как ты перебрал винца, трибун!». Или еще хуже: «Блюющий офицер, такое стоит видеть!»
Тулл изобразил озабоченность.
– Согласен. Это ужасно, трибун.
– А один имел наглость заявить: «Хотел бы я посмотреть на тебя в бою, трибун!» – выкрикнул Туберон. – Это возмутительно! Этому нужно положить конец!
– Ты запомнил солдат, которые отпускали эти шуточки? – спросил Тулл, прекрасно зная, какой будет ответ.
– По-твоему, у меня на затылке есть глаза?
– Нет, трибун.
– Ты должен их приструнить! – прошипел Туберон. – Такое злостное неуважение к начальству недопустимо.
– Поверь, мне тоже не понравилось, когда это случилось со мной в первый раз, – улыбнулся Тулл. – Пойми, такое бывает со всеми нами, даже с Варом.
– Но ведь это вопиющее нарушение дисциплины!
– Во время марша действуют иные правила. Глупые шутки никому не вредят, зато помогают скоротать время. – Похоже, его слова не убедили трибуна, и Тулл добавил: – Солдаты все утро насмехались надо мной за то, что я постоянно бегал отлить. «Ты только взгляни, он снова дует». Или: «Да у него мочевой пузырь размером с яблоко». Или: «Держитесь подальше, братцы, Тулл решил устроить нам потоп!» И – да, трибун, я это терпел, потому что это делает меня в их глазах человеком. Давай посмотрим правде в глаза: они все равно обязаны выполнять наши приказы – на этот счет у них не должно возникать никаких сомнений. Но шутки на марше – это своеобразный ритуал.
На несколько мгновений воцарилось молчание, затем Туберон кивнул.
– Как скажешь, центурион. Сейчас я закрою глаза на этот, с позволения сказать, юмор. Однако предупреждаю: если это случится снова, вся когорта отправится чистить отхожие места, причем целый месяц подряд. Надеюсь, я ясно выразился? – Несмотря на капли пота на лбу, взгляд Туберона был тверд, как сталь.
– Разумеется, трибун.
– В таком случае вольно! – Юнец пришпорил коня и рысцой поскакал в голову колонны.
Тулл проводил его взглядом. Все-таки правильно этот молокосос ему с первого взгляда не понравился. С другой стороны, то, что только что произошло, не так уж и плохо. Туберону, как молодому офицеру, хватило духа не согласиться с ветераном-центурионом. Возможно, из него еще выйдет талантливый полководец. Собрав остатки доброй воли, Тулл убедил себя, что так оно и будет. На худой конец, лучше верить в это, чем представлять себе то, во что с годами может превратиться Туберон.
Между тем их колонна шагала дальше. Когда за спиной остались несколько миль, Тулл решил, что пора сделать привал и подкрепиться. Первая и замыкающая центурии должны были оставаться на месте и есть там, где стояли. Четыре центурии из середины колонны получили приказ распределиться по вспаханному полю, снять щиты и съесть свой паек – хлеб и оливки. Туберон вернулся к колонне и теперь молча, но с видимым раздражением наблюдал за солдатами.
– Я не голоден, – огрызнулся он, когда Тулл предложил ему перекусить. Вскоре трибун снова ускакал вместе со своей свитой, крикнув через плечо, что посмотрит, что там впереди.
– Скатертью дорога, сопляк! – бросил ему вдогонку какой-то солдат. Сидевший рядом с Туллом Фенестела усмехнулся. Тулл не стал с ними спорить и притворился, будто ничего не слышал.
Пища пошла Туллу на пользу – помогла разогнать похмелье. Правда, теперь им овладела сонливость. Однако он заставил себя подняться на ноги. Ладно, можно будет отоспаться в походном лагере. С такими мыслями центурион приказал легионерам строиться в колонну.
– Еще восемь миль, – заметил он, обращаясь к Фенестеле.
– Да, полпути уже пройдено, – ответил тот. – Мы переломили дороге хребет. – Это была его коронная фраза в таких случаях.
Покачиваясь в седле, Тулл вновь погрузился в грезы о знакомой шлюхе, однако не столь глубоко, как утром. Время от времени он открывал глаза и вертел головой по сторонам, глядя и вперед, и назад. Прислушивался он вполуха и к разговорам в строю. К счастью, солдаты, похоже, пребывали в добром расположении духа.
Так прошло еще больше часа.
Внезапно откуда-то из головы колонны донесся испуганный крик. Сонливость Тулла как рукой сняло.
– Передай опциону, чтобы готовился в бою. Пусть передаст это дальше, до самого хвоста колонны! – рявкнул он, отдавая приказ ближайшему легионеру. Велев трубачу следовать за ним, центурион со всей силы пришпорил коня и галопом понесся вперед. Вскоре он увидел, что навстречу им по дороге скачут три всадника. Впереди – Туберон. Кричал тоже он.
– К оружию! К оружию!
Хотя позади Туберона никого не было, живот Тулла свело от дурного предчувствия. Что, во имя Гадеса, происходит? Он остановил коня и приказал трубачу:
– Труби сигнал остановиться!
Еще не отзвучал сигнал, как колонна уже застыла на месте.
– Первая центурия, приготовить копья! – бросил Тулл через плечо. – Ждите моей команды! – Он подождал, когда к нему подъедет Туберон. Похоже, трибун был в целости и сохранности, как и его спутники. И на том спасибо, подумал Тулл.
Подъехав в Туллу, Туберон натянул поводья.
– Готовьте когорту к сражению.
– Что происходит, трибун?
– Через полмили отсюда я наткнулся на группу варваров, которые воровали скот. Тенктеры, если не ошибаюсь.
– Верно, трибун, – ответил Тулл, чувствуя, как в душе шевельнулась тревога. – Могу я спросить у тебя, как ты понял, что это тенктеры?
Туберон смерил его презрительным взглядом.
– Это была группа юных воинов, человек двадцать. Они гнали скот на юг. Похоже, они были не рады меня видеть. Когда я спросил у них, кто они такие и что делают, они принялись выкрикивать оскорбления. С меня этого было достаточно.
Тревога Тулла сделалась еще сильнее. Многие варвары недолюбливали римлян, тем более если перед ними был молодой заносчивый офицер.
– А как ты понял, трибун, что они сказали в ответ?
В глазах Туберона промелькнуло раздражение.
– Я не знаю. Но теперь я требую, чтобы две центурии двинулись вперед ускоренным шагом. Эти варвары все еще недалеко от дороги. Мы могли бы взять их в кольцо.
Угонщики скота не разгуливают у дорог у всех на виду, подумал Тулл. Впрочем, расспрашивать трибуна центурион воздержался.
– Первые две центурии, приготовиться к бою! – рявкнул он и, повернувшись к Туберону, спросил: – Ты поедешь рядом со мной, трибун?
– Да, – ответил Туберон и наполовину вытащил меч. Тулл, к своему ужасу, заметил, что тот ал от крови. Трибун рассмеялся. – Не ожидал, центурион?
– Они напали на вас?
– Нет, но я уложил того, кто был ближе других – того самого, что сыпал оскорблениями в мой адрес. По-моему, он лишь тогда понял, что это серьезно, когда я вспорол ему грудь от шеи до пояса. Увы, слишком поздно. – Туберон противно усмехнулся.
Тулл был готов прибить сопляка на месте, однако обуздал гнев.
– Ты убил кого-то еще? – спросил он.
– Увы, нет. Двое хотели проткнуть меня копьями. Я же счел за благо вернуться к колонне и собрать солдат.
Тулл быстро вознес богам молитвы, что эти варвары действительно лишь угонщики скота, тенктеры. Если же нет, за последствия он не ручается. Римское право для многих местных племен было пустым звуком. Центурион попытался погасить в душе тревогу.
– Разумно. Мне не поздоровилось бы от Вара, вернись я в лагерь без трибуна.
Туберон презрительно фыркнул.
– Зато он будет рад слышать, что воры, которые угоняют скот узипетов, получили по заслугам.
– Если, конечно, это воры, трибун, – сказал Тулл и сделал вид, что не заметил колючий взгляд Туберона. – Вар первым тебя поздравит. Если же нет, то он отправит тебя с позором в Рим, а мне преподнесет на блюде мои собственные яйца.
– Давай вперед! – потребовал Туберон. – Нам нужно пошевеливаться, иначе они бросят скот, а сами сбегут.
– Слушаюсь, трибун. – Тулл посмотрел на трубача. – Найди центуриона третьей центурии. Скажи ему, чтобы все остальные быстро следовали за нами, – после чего прорычал, обернувшись к легионерам: – Первые две центурии, за мной ускоренным шагом марш!
Если варвары еще не поняли, что Туберон и его спутники были частью большой колонны, то вскоре они это поймут, подумал Тулл. Сто пятьдесят солдат в полном боевом снаряжении, да еще бегущие, производят много шума.
Неудивительно, что, когда они достигли того места, где произошла стычка, варвары уже уводили скот на юг, причем очень быстро. Правы они или нет, но теперь их полагалось преследовать.
– Если одну центурию отправить влево, это отрежет их вон от тех деревьев у реки. Другая пусть идет вправо. Некоторые могут убежать, но ничего, скоро мы их догоним. Если же им хватит глупости вернуться назад, то они нарвутся на целую когорту.
– Прекрасно, – отозвался Туберон. – Постарайся хотя бы парочку оставить в живых. Их можно допросить, а потом распять. – С этими словами Туберон подозвал своих офицеров и галопом бросился вдогонку варварам.
– Трибун! – крикнул Тулл, но тот даже не обернулся.
Безмозглый юнец, подумал центурион. Этак недолго напороться на варварское копье. Несмотря на всю его антипатию к Туберону, ему не хотелось, чтобы это случилось. Равно как не хотелось попасть под горячую руку Вару: гнев наместника был притчей во языцех. Решив, что поведет свою центурию вправо, Тулл отдал солдатам приказ. Второй центурион поведет свою центурию влево.
Они устремились на поле, на котором недавно пасся скот. На фоне зеленой травы резко выделялся труп зарубленного трибуном германца, лежавший в луже алой крови. Подъехав ближе, Тулл увидел, что Туберон практически рассек его пополам. Центурион невольно проникся к юнцу уважением – по крайней мере мечом работать умеет. Вскоре выпас уступил место полю овса, за которым виднелась пара длинных хижин. Заметив их, Тулл выругался. Скот уже вытоптал часть поля, а его солдаты наверняка довершат это черное дело. Кто бы ни был виноват, местные земледельцы-узипеты возложат вину за уничтожение поля с их бесценным овсом на римлян.
Тулл ожидал, что его солдаты с минуты на минуту столкнутся с хозяевами несчастного поля. И верно. Им навстречу вышли два краснолицых варвара – бородатые, в домотканых туниках и штанах, однако безоружные. Они в ярости махали руками и что-то кричали, но не вслед убегающим воришкам, а Туллу и его солдатам.
Тулл спиной ощутил, как легионеры напряглись.
– Стойте! Сохраняем спокойствие, братья! Это лишь земледельцы, просто сердитые земледельцы. Никто не смеет поднять руки, пока я не прикажу.
Хотя его пальцы мечтали крепко сжать рукоять меча, Тулл поднял правую руку с открытой ладонью и направил коня к германцам. Те слегка притихли, однако ругаться не перестали и не сдвинулись с места. Тулл немного понимал местные наречия: слова в адрес римлян звучали самые нелестные.
– Успокойтесь! – крикнул он им. – Расскажите лучше, что случилось. Медленно и по порядку.
Старший из двоих, седобородый, со слезящимся глазом, посмотрел на второго. Тот нехотя закрыл рот. Тогда последовала новая тирада.
– Вытоптали урожай… голодать всю зиму… скот угнали… человека убили… и за что? – расслышал Тулл. – За что? – повторил седобородый, брызжа слюной.
Тулл насторожился.
– Но ведь тенктеры пытались угнать ваш скот.
Ответом ему стал полный презрения взгляд.
– Тенктеры? Какие тенктеры? Это узипеты, такие же, как и я. Они перегоняли скот на новое пастбище, когда на них ни с того ни с сего налетел сумасшедший римлянин и одного убил. Парню было всего шестнадцать лет. Его тело лежит вон там на поле.
– Ты уверен, что это были узипеты? – переспросил Тулл, ощущая себя полным дураком.
Очередной презрительный взгляд.
– Некоторые из них мои родственники. Или его, – он кивнул на своего спутника. – Теперь ты мне веришь?
Тулл стиснул зубы и мысленно вознес молитвы богам, чтобы те не бросили его в столь щекотливом положении.
– Да, пока верю, – ответил он.
– Узипеты не воюют с римлянами! Неужели болван, который на нас напал, этого не знает? – кипятился седобородый.
Тулл ничего не ответил, а про себя подумал, что болван и впрямь не поставил себе в труд выяснить, кто перед ним. Надо отправить кого-то вслед Туберону, чтобы тот не зарубил еще несколько невинных душ. Впрочем, вполне может статься, что уже зарубил…
– Будь ты проклят, Туберон, – пробормотал себе под нос Тулл. Этот сопляк уже сидел у него в печенках. – Ты слышал? – спросил он у второго центуриона по имени Валент, который ехал с ним рядом.
– Самое главное, примипил, – ответил тот с тревогой в голосе, – что это узипеты, а не тенктеры.
– Ты прав. Давай следом за ними, и побыстрее. Я, в свою очередь, постараюсь не допустить, чтобы по вине Туберона мы получили мятеж варваров. – Тулл ударил уздечкой над шеей коня и бросился вдогонку за Тубероном.
Когда он догнал трибуна, его худшие опасения подтвердились. Туберон и его спутники уже пустили кровь еще троим узипетам, убив одного и ранив двоих так сильно, что Тулл засомневался, что они выживут. Зато он не сомневался, что если б остальные германцы – полтора десятка испуганных юношей – не сбились в круг и не выставили перед собой копья, Туберон наверняка убил бы еще больше. Выкрикивая угрозы, трибун метался на коне туда-сюда на безопасном расстоянии, а его свита наблюдала за ним.
– Собаки! Ну, что, испугались меня? Погодите, когда сюда прибудут солдаты, вам не поздоровится. Живым никто не уйдет. Вы трусы и воры, вот кто вы такие!