Насколько опасной является профессия журналистов говорят и общие цифры. По данным Всемирной газетной ассоциации (WAN), в 2002 году погибли 46 журналистов из 20 различных стран мира, как минимум 136 журналистов отбывают сроки тюремного заключения в 27 странах мира.
За этот же год в России погибло 25 журналистов и сотрудников СМИ. На них также совершено 99 нападений и заведено более 40 уголовных дел – больше, чем с 1990 по 2000 год.
Не увеличивает безопасность журналистов и то, что их подозревают в работе на спецслужбы. И тому есть причины: не редкость, когда шпионы работают под прикрытием удостоверения работника СМИ. Иногда статус журналиста впрямую используется для решения как террористических, так и антитеррористических задач. Так в 2001 году «корреспондентами», в телекамере которых находилось взрывное устройство, был убит лидер Северного альянса в Афганистане – Ахмад Шах Масуд.
В этом же году в Люксембурге во время ликвидации террориста, захватившего в заложники детей и воспитателей детского сада, сотрудники спецслужб выдали себя за журналистов. Для обезвреживания террориста было применено спецоружие, замаскированное под телевизионную камеру.
Очевидно, что телевизионные операторы могут стать мишенью террористов или сил безопасности, которые в определенный момент могут неправильно истолковать действия телевизионных съемочных групп.
Безусловно, профессия журналиста подразумевает определенный авантюризм. Журналист просто вынужден ходить по лезвию информационного ножа. С одной стороны, есть необходимость получить интересный материал, с другой – опасность пострадать за него физически или юридически. Поэтому-то опытный журналист («стрелянный воробей») одновременно человек и рисковый, готовый лезть в пекло, и осмотрительный, не стремящийся публиковать с ходу любой «жареный» факт.
В наши дни работникам СМИ приходится учитывать еще одну реальность – коммерческую составляющую своей работы. Как рассказывает публицист Игорь Дуэль: «Когда ты предлагаешь иной уважаемой газете очерк о каком-нибудь жулике, его чаще всего с руками отрывают, особенное если речь идет об особе солидного ранга. Но стоит принести очерк об успешном хозяйстве – тебе (иногда намеками, а то и прямо) говорят, что этому хозяйству такого рода материал пойдет на пользу, то есть это – скрытая реклама. За рекламу же надо платить. И конечно же, толковому руководителю это известно. Поэтому он, по всей видимости, уже отстегнул автору немалую сумму. Словом, надо не о гонораре думать, а делиться с коллегами тем, что сам уже должен был, по их искреннему убеждению, получить. Коли же нет желания делиться предполагаемой мздой, то и отправляется текст – независимо от его качества – прямехенько в редакционную корзину. Всякие попытки уверить коллег, что никаких взяток ты не брал, что написал сочинение от чистого сердца, встречаются кривенькой улыбочкой».
Об этой же проблеме говорит председатель правления Федерального фонда поддержки малого предпринимательства Александр Рунов:
«К сожалению, когда мы предлагаем журналисту написать об интересном, неординарном человеке, занимающемся малым бизнесом, тот приезжает и говорит: „Да, все класс, все интересно, но нам не дадут этот материал поставить… материал этот будет рекламировать конкретную компанию, а значит должен быть оплачен…“
Журналист вынужден прибегать к «коммерческой» самоцензуре. Как порой происходит этот процесс, можно увидеть на примере материала В.Васюхина:
«Завалился в кофейню (благо теперь они на каждом шагу) и заказал – чего прежде никогда не делал – горячий шоколад. Барышня-официантка объясняет: французский шоколад – густой, его ложечкой есть можно, а итальянский – жидкий. Французский хочу! Съел ложечкой, обжигаясь и кайфуя. Прошу у барышни счет. А та вдруг объявляет: „Это подарок! Так Сережа, наш начальник, сказал…“.
Вот еще новости! Почему? За что? Что я не могу 99 рублей заплатить? С такими мыслями пошел я к барной стойке, разбираться. А там – менеджер Сергей, молодой и веселый, который в присутствии толпы официантов, объясняет: «Вы сделали заказ на 24-ой минуте, а столик у вас номер 24, я подумал и решил, что это любопытное совпадение… Потому и подарок!»
«Ну, знаете… Ну, спасибо… Ну, с наступающим!»
Вы можете назвать это маркетинговым ходом. Я называю это маленьким рождественским чудом. Вряд ли начальник Сережа читает мою колонку, а на лбу у меня не написано: журналист. Даже если он меня узнал (что почти невероятно), нет же никакой гарантии, что я (сентиментальный и циничный в одном флаконе) об этом факте что-то где-то напишу. Да и в эту кофейню я заглянул впервые.
Наверное, ерунда это все: 24-ый стол, 24-ая минута. Видят: зашел опечаленный чем-то персонаж с красным шарфом вокруг шеи, сел в зале для некурящих, скребет ложкой по дну, не отрывая взгляд от темного окна… Надо его чем-то обрадовать…
Нарочно не скажу, в какую кофейню я зашел (вокруг Консерватории штук двадцать подобных злачных мест)! А то сразу же найдутся идиоты, которые завопят в форуме: «голимая джинса», «конкретная заказуха», «скрытый пиар», «все придумал». Сами-то не то что чашку шоколада, а снега зимой никому не подарят!..
Примета времени: в борьбе с так называемой «скрытой рекламой» кое-кто (сейчас скажу, кто именно) дошел уже до маразма. Перед тем, как отправиться на демидовский концерт, смотрю по ящику «Принцип домино», НТВэшное ток-шоу с двумя разноцветными ведущими. Представляют нового гостя: «Валерий Панюшкин, известный журналист, главный редактор одного из московских журналов».
Опс! Хорошо, допустим, я Панюшкина знаю – не лично, правда, но по его блестящим статьям, а что делать неискушенному зрителю? «Одним из московских журналов» может оказаться и респектабельный «Домовой», и уважаемый «Новый мир», и разнузданный «XXL», и безобидное «Здоровье», и какой-нибудь вестник черносотенцев или боевой листок бухгалтеров. И отношение к человеку, который это издание редактирует, будет соответствующим. Неужели этого не понимают?! Зритель имеет элементарное право на информацию: кто и откуда. Но создатели программы думают иначе: ни-ни-ни, реклама! То есть простое упоминание в эфире названия журнала (без эпитетов «популярный», «всеми любимый», «замечательный») – это уже скрытый пиар!..
Как-то раз, помню, в этом «Принципе домино» обсуждали какую-то актуальную тему (кажется, что-то с природой связано) и пригласили в качестве эксперта одного ученого. И видно перед тем, как выпустить в студию, до такой степени мужичка зашугали, что нервы у него не выдержали и, отвечая на вопрос из зала, он заявил (прямой эфир!): «Да, этой проблемой занимается наш институт, который называется… Ой, они мне не разрешили говорить название!» И еще пару раз – о том, что ему не разрешили говорить в эфире про его абсолютно незасекреченный НИИ. Здесь-то какая может быть реклама? Что домохозяйки бросятся, как зомбированные, размещать заказы на научные исследования?
Или вот Тина Баркалая рассказывала мне, как была участницей этого шоу. Ей, режиссеру рекламных роликов, строго-настрого запретили упоминать в разговоре любые бренды. Мол, снимала кое-какую известную рекламу для кое-каких фирм – и все!
По-моему, это все и смешно, и глупо. Пользуясь случаем, предлагаю НТВ (а там читают мои опусы) новую тему для «Принципа домино»: «Скрытая реклама». Готов придти в студию в качестве «одного автора одной колонки на одном сайте».
К счастью, на Sostav.ru до подобной уродливой цензуры еще не додумались. Более того, здесь охотно рассказывают о тех, кто чем-то отличился, и дают высказаться тем, кто с нами не согласен…»
Увы, корреспондент частенько попадает в ситуацию, когда ему хочется поделиться интересным фактом, но он вынужден соблюдать, уж какие есть, правила современной журналистики. Шаг влево, шаг вправо – пиар, реклама. И это проблема не только российская. Так, «согласно результатам опроса, опубликованного в „Мониторе канадского центра политических альтернатив“, большинство канадских журналистов „испытывают давление со стороны владельцев, рекламодателей и групп особых интересов при отборе новостей“. Сорок пять процентов отмечают, что „боязнь наказания со стороны владельцев [СМИ] иногда или часто заставляет репортеров прибегать к самоцензуре“, а еще более высокий процент (52%) журналистов заявляет, что „часто“ или „периодически“ они испытывают прямое давление со стороны владельцев. Кроме того, примерно треть опрошенных сказали, что прибегают к самоцензуре из-за боязни репрессивных мер со стороны рекламодателей. Большинство журналистов отмечают, что оказываемое на них давление осуществляется в неявной форме. По словам одного из участников опроса, оно никогда не имеет форму распоряжений, а, скорее, имеет вид „социализации и обучения в процессе работы“. Другими причинами, по которым канадские журналисты прибегают к самоцензуре, является боязнь потерять важный источник информации, работу или стать „изгоем“. Этот страх подпитывается ростом сокращений и увольнений в канадских СМИ. В отчете отмечается также, что в результате различных форм давления и ограничений в СМИ страны „бизнес и правительство, а также профсоюзы редко подвергаются критике“.
Очевидно, что журналистика весьма нелегкая работа. Человеку этой профессии тяжело и физически, и морально. Каждый день журналисты вынуждены соприкасаться с общественными и людскими бедами: экономические кризисы, физические травмы, социальные драмы. Выдержать такую эмоциональную нагрузку можно только будучи человеком несентиментальным. И понятно почему среди журналистов много циников.
Журналист постоянно находится в стрессовой ситуации. На вопрос: «Когда нужно сдать материал?» Редактор обычно отвечает: «Вчера». Журналист всегда спешит, опаздывает и успевает в самый последний момент. А расслабиться после сдачи материла не удается – новый день требует новых новостей. А каждый материал дается тяжелым трудом. Добывать информацию не просто. Вот как рассказывает о своей работе один из журналистов, освещавших войну в Ираке в 2003-м году:
«Сейчас организуются поездки для журналистов на границу с Ираком. Попасть туда тем, кто говорит по-английски с акцентом, крайне сложно. В первые дни войны один француз спросил, сколько будет мест в автобусе, который поедет на фронт. Офицер пресс-службы ответил: „Столько же, сколько голосов французской делегации в ООН было подано за наш план резолюции“. То есть ноль…
Американцы организовали включения журналистов в свои войска: они сидят в военных частях на положении солдат, только без оружия, и вместе с ними продвигаются вглубь Ирака. Большая часть неамериканской прессы туда не попала. Поэтому они пробуют самостоятельно перейти через границу. Десятки блокпостов американских, британских, кувейтских войск их заворачивают. Тогда журналисты едут в обход по пустыне на джипах. Отсюда все жертвы, пропавшие без вести…»
Редакторов не интересует, как корреспондент добудет информацию. Это его личное дело. За это он получает заработную плату. И журналисты идут на все: пробиваются, добиваются, ждут, ищут, договариваются, покупают…
Совершенно обычная ситуация описывается в материале Андрея Митькова:
«Время и место экстренного заседания исполкома IBU в Ханты-Мансийске держали в строгом секрете. Официальная версия – чтобы при обсуждении быть свободными от давления прессы. Потребовалось сделать около десятка звонков, чтобы узнать наверняка: заседание исполкома пройдет в гостинице „Миснэ“. Именно здесь, в высоком и красивом деревянном тереме, во время чемпионата мира проживают все чиновники IBU и их гости. Узнать точное время собрания оказалось невозможно; ясно было только, что оно состоится утром – на 12.30 назначили пресс-конференцию президента IBU Бессеберга…»
Выживают в журналистике только настырные. Они могут быть и мужчинами, и женщинами. Среди студентов журфаков обычно больше «слабого пола». Однако после окончания вуза и первых «романтических» лет в работе многие женщины меняют профессию. Впрочем, не везде. Вот что рассказывает Светлана Рузлева:
«У нас в „Тверском курьере“ коллектив женский. Так уж сложилось, хотя мы долгое время пытались сохранить равновесие. Но жизнь есть жизнь, и интерес к профессии все сильнее проявляется именно у женщин. Хотя не только в интересе дело. Журналистика сегодня не самое доходное ремесло, и зарплаты привлекают наших мужчин все реже. Возможно, отчасти этим и объясняется, что среди главных редакторов женщин все больше».
Интересным дополнением к вышесказанному являются слова редактора «Тарусы» Татьяны Федяевой:
«Дело не только в экономических причинах, в бедности районной прессы. Мужчины стремятся реализовать свои амбиции в глобальном масштабе, им хочется „поиграть в войнушку“, спасти человечество, решить национальную проблему. А женщины просто стараются навести порядок в доме. Местная пресса и пишет о том, что рядом и всем известно. Много славы на этом не заработаешь, а вот головной боли – хоть отбавляй!»
Стоит отметить, что в своей массе журналисты получают весьма скромное денежное вознаграждение. Но некоторые за счет причастности к «четвертой власти» получают необходимую им социальную значимостью. Многими же движет обыкновенное честолюбие, тщеславие. В профессию их приводит желание видеть свое имя в газете, голос на радио, лицо на экране.
Журналистов часто и вполне оправданно называют неудавшимися поэтами, писателями, драматургами. Нередко молодые люди идут в газету, рассматривая ее как первую ступеньку на лестнице литературы. Но немногим удается от журналистского ремесла перейти к литературному творчеству. Начатый еще на журфаке роман, они, увы, так никогда и не допишут…
Некоторых в профессию привлекает возможность вращаться в круге известных в обществе людей: великих артистов, ученых, политиков. Брать у них интервью и быть с ними на короткой ноге. И, конечно, говорить об этом как бы между прочим: «…Народный художник, король китча Илья Сергеевич Глазунов, с которым однажды мне посчастливилось пообщаться неформально (когда буду писать мемуары, расскажу подробно), любит рассуждать про „Черный квадрат“ Малевича…»
Некоторые редакции в стремлении доказать, что их СМИ самое популярное, специально раздувают своих «звезд». Журналисты быстро соглашаются со своей «гениальностью» и из эфира, со страниц льется липкий авторский пафос. Величественные журналистские особы в миг забывают, что их работа – просто-напросто сообщать информацию.
О чем бы «звездатые» корреспонденты ни говорили, их выдают постоянные ссылки на себя, любимого. Один, рассказывая об известном тренере, замечает: «это мой биографический двойник, мы родились в один год и в один месяц». Другой, упоминая царя, так же не забывает и себя: «царь – мой полный физиономический двойник».
Во имя того, чтобы войти в круг знаменитостей, журналисты подчас пускаются во все тяжкие:
«В 1981 году журналистка Джанет Кук (Janet Cooke) опубликовала в газете Washington Post историю ребенка-наркомана из бедного района. За свою публикацию она получила Пулицеровскую премию. Когда же выяснилось, что вся история придумана от начала до конца, журналистку немедленно уволили, а газета вернула премию».
Стремление показать себя иногда оказывается сильнее осмотрительности. И тогда журналисты попадают под суд именно в связи со своей самонадеянностью, завышенным самомнением. Нередко ими не соблюдаются элементарные «правила журналистской техники безопасности»:
– перезвонить источнику и в готовом для опубликования материале еще раз перепроверить цифры, цитаты, другие данные;
– обратиться к документам, которые имеются у журналиста в виде оригинала или копий;
– встретиться с очевидцами, свидетелями (не менее двух);
– показать материал редактору, опытным коллегам, экспертам, юристам;
– проверить формулировки, слова на предмет неосмотрительного использования нелестных эпитетов, бездоказательных утверждений, неподтвержденных сведений и слухов, обобщений и выводов, основанных на ограниченном материале;
– проверить материал на предмет применения некорректного монтажа, а также пересказа заявлений должностных лиц своими словами.
Как уже говорилось, журналистика очень тяжелая работа. И морально, и физически. А самый простой способ для расслабления – спиртное. Оно, похоже, сопровождало журналистов всегда. Вот что вспоминает опытнейший российский журналист Всеволод Овчинников:
«Есть „правдинская“ байка сталинских времен: после полуночи из окна „Правды“ кто-то выбросил пустую водочную бутылку и попал по голове постовому. Приехала милиция, здание оцепили и проверяли всех, кто из него выходил. Но виновника так и не нашли, потому что водкой пахло ото всех, и только от лифтерши тети Поли пахло портвейном „777“.
Пили в редакциях и в брежневское время. Частенько будними вечерами и обязательно в последний день рабочей недели. Обычное дело, когда по утрам, выгребая из кабинетов горы бутылок, уборщицы обнаруживали перебравших накануне корреспондентов. На диванах, за оными или под оными.