Рианон - Якобсон Наталья Альбертовна 3 стр.


Минуту он опасливо смотрел на огонь, потом уставился на бокал с вином так, будто видел в жидкости танцующих фей. Он долго и напряженно думал о чем-то, тонкие брови хмурились на переносице, он даже от волнения кусал губы острыми резцами зубов, а потом вдруг глаза у него опять радостно и озорно засверкали.

– Придумал! – наконец воскликнул он. – Здесь есть одно место. Ну, более или менее безопасное. Во всяком случае, если где-то и можно показывать фокусы без опасения, то только там.

Должно быть, он имел в виду запрещенные «фокусы», так называемые приемы магии, которые не всем можно применять. Ей было все равно. Она насторожилась из-за другого. Уж слишком удачно он подвел все к этому «одному месту». Уж не собирается ли он заманить ее в ловушку. Иногда духи поступают так со слишком доверчивыми путниками. А часто это бывают и вовсе не духи. Ей не хотелось бы попасть ни в разбойничье логово, ни в какое-нибудь черное урочище, где бесятся злые духи. И она слышала россказни о том, как смертных опутывают чарами на таких вот тайных ночных собраниях.

– Что это за место? – все же поинтересовалась она.

– О, – он лукаво улыбнулся. – Место на отшибе, туда никому не добраться кроме нас. Я хочу сказать, что никто кроме меня, даже если очень захочет, не сможет отыскать туда дорогу, а тебя я приглашаю с собой.

– Весьма любезно, но я не пойду, – он отодвинула свой бокал и бутылку подальше от сверкавшего на столе таинственного золота, как если бы таким образом пыталась подчеркнуть, что не нуждается в его дарах.

– А я думаю, придется пойти, – он вдруг перегнулся через стол и схватил ее руку своей тонкой и сухой как у скелета ладонью. И как эти высохшие пальцы оказались сильны.

Она вздрогнула, но он тут же ослабил хватку. Тащить ее куда-то силой он не спешил, только указал свободной рукой куда-то вдаль, где за окном как раз слышался храп подъезжающих лошадей и окрики всадников. Кто-то приехал ночью, и эти люди похожие на дворцовую стражу очень спешили.

– Для тебя будет лучше остановиться на ночь там, где они не смогут тебя найти, – ленивым тоном продолжил е собеседник. – Если ты, конечно, не предпочитаешь провести время с ними…

Он явно был уверен в обратном. Рианон залпом осушила снова наполненный бокал. Как жаль, что она не пьянеет. Сейчас ей бы это было необходимо. Она еще раз обернулась на толкотню за окном, узнала некоторые лица и надвинула козырек шляпы пониже себе на лицо.

– Как мы уйдем, минуя их? – шепотом обратилась она к собеседнику.

– Так ты мне все-таки доверяешь? – он бесшумно и быстро поднялся, отряхнул вой пестрый кафтан и протянул ей сухую продолговатую ладонь так, будто звал с собой куда-то в запретное царство.

– Тебе не доверяю, – она раздумывала всего несколько секунду. – Но мне хотелось бы поверить в удачу.

Его глаза зажглись понимающим огнем.

Парча и пламя

Он привел ее в странное место. Не то что бы оно было странным из-за своего вида. Как раз нет, кругом были все те же коряги, мох под ногами и тонкие ручейки, прикрытые палой листвой. Ничто резко не отличалось от других чащоб, оврагов или прогалин в лесу. Даже дупла в стволах такие же, как везде, и все-таки что-то особенное, тяжелое и давящее, будто исходило из недр земли. И только здесь, нигде в другом участке леса.

– Нам еще дальше, напомнил проводник.

Рианон кивнула и пошла. Чем дальше, тем ощутимее становилось давление, будто какая-то сила легка свинцовым облаком на пространство, поросшее буками, вязами, лиственницами – смешанный лес никогда еще не выглядел так. Вроде и вид тот же самый, кругом деревья да пни и все-таки что-то не так.

Рианон почувствовала странное возбуждение. Вот-вот из ноздрей снова вырвется огонь.

– Да, ладно, маленький паж, кругом же осенний холода.

– Что? – странный провожатый будто читал все ее мысли, и ей это не нравилось. Она и так и не поняла, каким образом он сумел вывести ее из таверны так, что не заметили новоприбывшие, но он это сумел. Никто не понял, что это она, та, кого они ищут, никто вообще не заметил, что они ушли. Рианон готова была биться об заклад, что хозяин питейного заведения крайне удивился, когда понял, что требует оплату с уже опустевшего столика, а не с тех, которые, по его мнению, только что сидели за ним. Что ж из этого можно было сделать вывод, что случайные знакомые могут иногда быть и полезными. По крайней мере, с этим стоило общаться время от времени, а точнее, раз уж попав особые переделки, то зови его. Так все выглядело пока что, если только он не вел ее в место куда более опасное, чем то, из которого уводил. Рианон была настороже. Она знала, что такие трюки свойственны всей нечисти. Увести от одной беды, чтобы привести к большей. С уже доверившимся им человеком можно было выкинуть всякое, но почему-то особой опасности она не чувствовала, разве только легкое беспокойство.

– Пошли быстрее! – худая долговязая фигура манила ее за собой в чащу леса. Его одеяние еще более пестрое, чем осенняя листва все равно выделялось между деревьями, а четче всего контрастировали с темнотой бледные светящиеся руки. Худые длинные пальцы не смели прикоснуться к самой Рианон, но постоянно жестами подгоняли ее.

Ей было холодно. Хотя мерзнуть она не привыкла. Жар, таившийся внутри нее, согревал ее и даже чуть обжигал и в самые лютые морозы. А сейчас на дворе только ранняя осень, если посчитать те дни, которые она провела вдали от замка, то как раз уже наступил октябрь. Еще не подула зимняя стужа, и в лесу, покрытом пестрым ковром палой листвы ощущается тепло и уют, а ей так холодно, что она кутается в свой полушубок и не знает как согреть леденеющие руки.

Все дело в этом клочке леса, подумала Рианон, здесь не так, как в других местах. Что – то есть в самом воздухе, в самой ауре, в хороводе опадающих листьев. Что-то шепчет и прячется, и это здесь повсюду.

Краем глаза она замечала шевеленье в глубоких дуплах в дубах и тихое мерцание каких-то странных серебристых насекомых на оголенных ветках, а иногда у пней попадались кучки светящихся грибов. Она замечала по пути только грибы, растущие пучками и целыми кольцами, а если вдруг попадался тот, что стоял у пня один, то его красочная шляпка казалась чьим-то домом. Все в деревнях верят в нечисть, в эльфов и фей, но Рианон давно поняла, что если волшебный народец и есть, то он имеет очень мало схожести с теми абстрактными рассказами о нем, что могут поведать старики. На самом деле магия всегда оказывалась черной и страшной. В это Рианон верила. В этом она убедилась еще в родительском замке. И разубедить ее уже ничто не могло, даже улыбающаяся фея, если вдруг она прямо сейчас предстанет перед ними, например, выйдет из-за дерева и позовет их обоих с собой.

Колдовство всегда пряталось за лицемерными улыбками придворных и это колдовство вовсе не рождало крылатых фей, оно способствовала насыланию моров и болезней, тайным отравлениям, порче, сотням способов извести человека чарами, при этом оставаясь вне подозрений. Рианон презирала таких людей, которые, прячась за углом, медленно и мучительно убивали других, а сами для свидетелей всегда оставались безвинными. Такими были все ее друзья и вассалы. Они бы ни за что не проговорились и сделали бы вид, что ни во что не верят, но черная магия уже поработила каждого из них. Ведь это был такой легкий способ достичь своей цели, убрать врага, затеять интриги, испортить тех, кому завидуешь. Заклинания не могли создавать прекрасных созданий с крыльями, но они убивали, вносили страдания и вражду. Если б можно было поверить в мир прекрасных фей, если б можно было с помощью чар создать или призвать к себе, в пустую королевскую спальню, неземного крылатого любовника. Но это было нельзя. Можно было только чарами изводить друг друга. Кто кого. Интриги плелись медленно, но губительно. За одним пиршественным столом часто сидели люди, ожидавшие гибели друг друга со дня на день, но все они мило улыбались друг другу, скрывая свои мысли. А Рианон могла прочесть мысли их всех, поэтому ей одной становилось тошно на шумных приемах. Лишь она одна своим молчанием вызывала подозрение окружающих, потому что она не могла смеяться и шутить вместе с теми, чьи тайные планы ее ужасали. Так она прочла и о том, что они хотят сделать с ней самой, и она убежала, но если бы убежав далеко от замка, она снова могла поверить в то, что существует волшебный мир и под землей, по которой она сейчас ступает, вполне могут дружно позвякивать молоточки гномов – кузнецов.

Девушка вздохнула. Как же давно она верила в прекрасное! И это вера изжила себя, убитая хитросплетениями дворцовых интриг и жестокостью жизни.

Рианон поправила непокорный золотой локон, выбившийся из-под берета. Лучше было бы остричь волосы, хотя бы опасность разоблачения тогда стала меньше, но глупая сентиментальность не позволяла ей избавиться от тяжелой золотой косы. Так, по крайней мере, любой, кто увидит ее, будет еще способен верить в волшебство. Потому что ее красоту всегда называли волшебной.

– Ну и куда мы идем? – Рианон оглядела все тот же однотонный лесной пейзаж перед ними. В темноте даже роскошь раскрашенной осенними красками листвы не могла смягчить общего впечатления. Это было гиблое место, и провожатый заводил ее все глубже в него.

– Потерпи немного, – с натянутой беспечностью отозвался он, – уже почти пришли.

– Пришли? Да здесь же самая чаща! – невольно она потянулась за дротиком, спрятанным в сапоге.

– Эй, ты пытаешься сказать, что не доверяешь мне после того, как я спас тебе жизнь там, в таверне? – забеспокоился провожатый, очевидно, заметивший каким-то образом, что она достает оружие. Боже, уж нет ли глаз у него на спине?

– Спас жизнь – это громко сказано, – поправила его Рианон, она не любила быть обязанной кому-то, а тем более такому странному типу.

– Ты хочешь сказать, что солдаты короля тебя ни чуть не испугали? – попробовал отшутиться он.

– Какого еще короля? – невольно Рианон вспылила, и тут же не стало вокруг никакого холода, ей стоило труда сдержать жар и огненную струю, разбежавшуюся в миг по всем ее венам. Так других согревает выпитое вино, но ее это опасно распаляло. Она устало прислонилась к стволу дерева. Удивительно ли, что упоминание о самозванцах и регентах выводит из себя единственного законного наследника? Эту истину она никому не сможет объяснить, не потеряв при этом головы.

– Я же не серьезно, – ее спутник вдруг понял, что перегнул через край и рванулся назад, к ней, – только не огорчайся.

Его худые руки попытались коснуться ее плечей, но Рианон отшатнулась. Уж слишком подозрительно его пальцы светились в темноте и уж слишком тонкими и цепкими они были. Руки человека не бывают такими, в этом она была уверена.

– Нам стоит продолжить путь.

– Да, конечно, – она кивнула и попыталась оттолкнуть от себя его ладони. Она заметила, как перекривилось вдруг от боли его лицо, и сам он поскорее наклонился так, чтобы глаза его остались скрыты полями шляпы. Конечно же, она его обожгла. И теперь он старался спрятать ожог и от нее, и от себя самого, хотя на длинной мертвенно-белой кисти уже расплывалось зудящее пятно. Понимал ли он, что это она его обожгла одним своим прикосновением. Люди обычно не понимали. Редко кто догадывался, что находиться рядом с ней опасно. И мало кто готов поверить в то, что хрупкая принцесса способна испепелить любого, а потом сама может в недоумении стоять и смотреть, а что же, собственного говоря, приключилось и почему недавний собеседник корчиться теперь в муках у ее ног. Она один раз так пыталась помочь фрейлине, которая укололась шипом розы, всего-то и нужно было перетянуть ей рану своим ажурным платком. Рианон так и собиралась сделать, а вместо этого испепелила нежную женскую руку одним только касанием своих ногтей. Той девушки больше не было при дворе, ее отослали, фрейлина, вынужденная прикрывать свою опаленную руку перчаткой всегда, даже на балу, никому оказалась не нужна. А виновата во всем этом была она, Рианон. И ту розу с куста фрейлина тоже срывала для нее. Никто не догадался, разве только жертва, но даже та вряд ли поверила. Жертвы как раз редко что-то подозревали, а Рианон обжигала многих. Не то, чтобы совесть ее особенно мучила, когда ей удавалось запалить одежду на нерадивом страже или волосы на подслушивающем господские разговоры лакее, или вызвать сполох огня в камине, когда дискуссии в тронном зале достигали предела. Она жалела лишь о том, что ее крошечный талант слишком ничтожен для того, чтобы завоевать целое королевство. Сделать маленькие пакости да, но отстоять собственные права на трон – этого при помощи пары зажженных чудом свечей она просто не сможет. Да, если она вдруг вернется, то все канделябры вспыхнут, когда она войдет в зал и пламя примется шептать что-то в камине, но вряд ли будет достаточно даже самого небесного огня, чтобы все ее враги были мертвы, все непокорные покорились, а уже занятый самовольным регентом трон оказался свободен. Хотя перспектива пройтись по улицам Лорета с огненной волной и покорить всех себе ее очень даже прельщала. И иметь бы еще армию демонов за спиной, подвластных только ей, и могучих сторонников и неиссякаемую силу. Пусть даже колдовскую силу. Чтобы вернуть назад свое, все методы хороши.

Да, она об этом мечтала. К чему лицемерить или быть не в меру благородной, если другие живущие в ее стране от благородства давно отказались. Хорошо было бы одолеть их тем же оружием, какое не раз пускали в ход они. Если б только она могла, если б только ее крошечный дар со временем разгорелся так, что стал бы достаточным для любого подвига. А захватить назад такое мощное королевство как Лорет, это было не просто подвигом и даже не темой достойной для того, чтобы народ слагал об этом свои сказания и легенды. Вернуть Лорет назад это было все равно, что перевернуть весь мир.

Если бы только какой-то могущественный демон предположил ей в этом свою помощь, то она бы на все согласилась. А перед ней стоял только худенький шутовской призрак. Его можно было сравнить с мелким бесом, духом-шутником или просто проказливым привидением. Скорее всего сейчас он заведет ее на болото и это и будет конец их маленького ночного приключения.

– Ну что идем? – он явно нервничал и подгонял ее куда.

– Мы что опаздываем на бал? – раздраженно спросила она, ведь он оторвал ее от сложных размышлений, сколько раз она выстраивала в уме собственную стратегию и каждый раз зря. Легче просто было следить за танцем опадающей листвы и ни о чем не думать. – Ты спешишь затащить меня на ночной шабаш или любой другой праздник проклятых, где все ждут человека в качестве угощения, а приведешь его ты.

– Ну да, там у многих праздник… в свое роде, – уклончиво ответил он, – но нас это не касается. У фей, например, балы бывают каждый день, только нас туда никто не приглашал.

– Говори только за себя, – Рианон окинула пренебрежительным взглядом его нескладную долговязую фигуру. Сама она могла похвастаться тем, что сложена хорошо, даже слишком хорошо, ее статность часто привлекала к себе внимание и женщин и мужчин. Во всяком случае, танцевать с ней мечтали и те и другие, ну и не только танцевать. Жаль, что настоящие балы с быстрыми танцами в замке случались довольно редко. Гораздо чаще это было неспешное движение под вялую музыку менестрелей, еще и отягощенное сковывающим стан тяжелым платьем. И партнеры чаще всего были не теми, кого выбирала она сама. Замок вообще в последнее время стал тюрьмой. Там все выбирали за нее, начиная от пажа несшего ее шлейф и кончая даже женихом. Поэтому теперь она уже было не в замке. Свежий воздух и запахи леса должны были ее взбодрить, ведь это был аромат свободы, но у Рианон почему-то мурашки пробежали по коже. Все в этом уголке леса было как-то не так, не говоря уже о весьма необычном провожатом.

И все-таки она продолжала идти за ним, опасливо оглядываясь по сторонам. Все вокруг почему-то излишне настораживало, а подозрительнее всего была маячившая впереди долговязая и чересчур проворная фигура. Хотя, наверное, глупо было бояться. Кому что, а ей-то уж точно нечего терять. Она и так все уже потеряла. Целое королевство. Все теперь было чужим. Остается радоваться только тому, что голова все еще на плечах, пошутил как-то игравший под окном ее башни менестрель. У него самого тоже был только ветер в карманах и арфа, и он часами засиживался под ее башней, особенно во время заката. Да, ее голова действительно все еще была на плечах, и возможно этому стоило радоваться, но совесть не позволяла. Какая польза в этой сохранившейся голове, если больше нет совсем ничего.

Назад Дальше