А вот учёные меня не подвели: остались торчать в центре тоннеля и принялись вертеть головами в попытках сообразить, что за флэш-моб происходит.
— Да падайте же, придурки! — заорал я и несколько идиотов-таки послушались, но опять же — крайне неторопливо и с растерянными ухмылками на физиономиях. Они думали, что играют в какую-то игру.
Ещё пару свалил Самойлов, дёрнув за ноги.
А вот остальным повезло значительно меньше.
Прижатые к земле особи перестали вырываться и лишь Ольга бормотала что-то неприличное. Вот теперь я мог совершенно спокойно лежать и наблюдать, как в зелёной туманной мглы, в которой терялся ход, вспыхнули несколько ярких точек и начали стремительно приближаться. Увеличивались они во мгновение ока: из маленькой точки в огромное крылатое чудовище!
Треск автоматов оказался настолько тихим, что я и не понял, в чём собственно дело. Сообразил лишь тогда, когда одна из тварей закувыркалась и рухнула на пол. Остальные с жутким воем пролетели над головой. Какая-то тёплая дрянь плюхнула в лицо и поначалу я испугался, приняв жидкость за кислоту. Однако, когда начал торопливо вытирать, рассмотрел цвет и сообразил, что случилось.
Ну да, ещё и визг до смерти испуганных девиц помог прийти в себя. Ага и ещё рёв взбешённого Самойлова. Ну и пара обезглавленных трупов в лужах собственной крови. И троица с исцарапанными мордами, хнычущая у стены. А так, всё, как обычно…
КАК ОБЫЧНО, В МАТЬ ЕЁ БЕЗДНЕ!
— Отбой воздушной тревоги, — угрюмо проворчал я, поднимаясь на ноги, — Виктор Семёнович, а я думал, что у ваших людей дисциплинка получше будет.
— Я тоже, — процедил Самойлов, рассматривая трупы. — Блядь, самое начало рейда…
Следующие пять минут происходила неудержимая истерика, которую реально никто и никак не мог остановить. Три девицы, из учёных и пара их коллег мужского полу визжали так, что у меня едва не лопнули перепонки в ушах. Остальные находились на грани и даже Ольга испуганно икала, спрятавшись за мою спину. Одна Валентина, наша партнёрша по синхронно прыжкам на пол, отряхивала штаны и прищурившись, изучала меня. Не красивая, но симпатичная и судя по поведению в сей критичный момент — далеко не глупая. Нужно будет придержать ближе, когда начнётся Содом. Умные люди всегда пригодятся.
Подошёл Хробанов с белым-пребелым Лифшицем, а следом парочка недовольных дуболомов притащила семикрылое лохматое чудовище. Пуля угодила монстру прямиком в разверстую клыкастую пасть, расположенную в передней части бочкообразного тела и едва не разорвала существо пополам. Крови в теле не оказалось совсем, поэтому и весом, и видом чудовище напоминало чучело, набитое опилками. Ну, или чем-то очень похожим.
— Надо бы взять образец, — неуверенно начал Хробанов, а я только хихикнул и махнул рукой: берите, мол, что хотите.
И пошёл к Самойлову.
Ибо в воздухе возникла изумрудная дымка, в горле начало першить, а потёки на стенах начали напоминать ручейки. Они бодро булькали и собирались под ногами в неглубокие, пока, лужицы. Оторванная голова, угодив в одну, медленно таяла, издавая противное шипение.
— Семёныч, — тихо позвал я и потыкал пальцем, указывая самые любопытные места. — Приближается полная жопа, да и летающая срань вполне может вернуться.
— Ёп тить, — он с хрустом наклонил голову и сплюнул. — Этому стаду баранов нужен грёбаный пастух, а не командир.
— А ты их бить начни, — посоветовал я. — Далеко ещё до места? Укладываемся?
До нужного люка оставалось около километра, если не обманывал механический шагомер. Электронный, как и вся остальная тонкая техника, наглухо отключился. В связи с этим, меня крайне интересовал вопрос, будет ли работать хрень, которую приходилось тащить учёным.
«Стадо», как его обозвал Самойлов, таки удалось привести к общему знаменателю. Истеричек успокоили, растерявшимся бойцам прописали лечебную пиздюлину, а трупы откатили к стене и зачем-то накрыли кусками марли. Лаврентьев начал, повизгивая требовать, чтобы тела прихватили с собой и тогда Виктор Семёнович послушался моего совета и врезал дураку в пузо. Кстати, это тотчас заткнуло рты и остальным учёным, хоть и ввело некоторых в состояние ступора.
В общем, мы двинулись. В сгущающихся зелёных сумерках наша бравая группа бодро неслась вперёд. Капли, падающие с потолка, напоминали мелкий осенний дождик, тем более неприятный, что его испарения заставляли задыхаться, а каждое попадание по черепу вызывало тихий взвизг или глухой матерок.
— Уже рядом. — выдохнул Хробанов, сверяясь с прибором.
По тоннелю прошла слабая дрожь и внезапно коридор подпрыгнул, сшибив всех на пол. Ни разу не попадал на землетрясение, но думаю, что ощущения похожие. Через пару секунд прыжки прекратились, но стены продолжали мелко дрожать, а падение жгучих капель ускорилось.
К счастью, волна, сбившая нас с ног, немного разогнала зелёное марево и стал заметен круглый люк в стене, чуть дальше по коридору. Ф-фух! Добррались, слава Богу.
Пока остальные приводили себя в порядок, поднимаясь на ноги и поправляя амуницию, я, Хробанов, Самойлов и Лифшиц подошли к закупоренному входу. Или — выхода, как посмотреть. На плите, погружённой в стену, скалил зубы пылающий череп, чем-то напоминающий потерянную душу из DOOMа.
Судя по всему, хохочущий черепок требовал чего-то круглого, прямиком в широко распахнутую пасть. Да и вообще, выпуклая картинка вновь выглядела вызывающе живой. Казалось, сунь палец между белых зубов, и они клацнут. Зная, где нахожусь, я бы не стал так поступать.
— Ну и? — я повернулся к Хробанов., - Раз уж вы заграбастали все игрушки, давайте — играйтесь.
Сергей Николаевич дрожащими руками открыл свой верный кейс и достал плоскую деревянную коробку, обитую драным бархатом. Щёлкнула крошечная защёлка и мы некоторое время рассматривали пять почти одинаковых пятаков. Разнился лишь рисунок.
— Ну и какой? — я посмотрел в лицо Хробанову. — Да нет, вы шутите, блядь!
Естественно он не знал. А через пару секунд это стало совсем неважно.
— Эй, ты чего? — спросил Самойлов, поднимая голову. — Блядь, убери!
Щёлкнуло, хрустнуло и кто-то оглушительно завизжал. Мы подскочили, причём Хробанов едва не растерял ключи, а Лифшиц вновь хлопнулся на задницу. Нет, в этот раз ко всем ужасам определённо добавился мощный элемент идиотизма. Ибо чем иным объяснить поступок человека, сунувшего палец в рот скалящегося черепа? Как я и подозревал, зубастая хрень сомкнула челюсти, отхватив пару фаланг у придурка. Но самое неприятное, теперь череп и не думал открывать рот.
Один из биологов, рослый парень с длинными белыми патлами, торчащими из-под вязаной шапочки с надписью NIKE, размахивал надгрызенным органом, а девица, изобилующая серьгами в вислом ухе, пыталась поймать страдальца и наложить повязку. Кстати, судя по царапинам на морде, дубил совсем недавно уже угодил под раздачу, но так ничему и не научился.
С каким-то изумлённо-обиженным выражением на лице, Самойлов стукнул пострадавшего в живот и когда тот опустился на колени и принялся хрипеть, кивнул незадачливой медсестре:
— Работай, — потом повернулся к нам. — И что теперь?
Лифшиц, оставшийся на полу, успел впасть в ступор и глядел на череп в полной прострации. Блин, у эксперта даже нижняя челюсть начала отвисать! Хробанов вопросительно осмотрел на меня. Ну да? Вы серьёзно?
— У твоих балбесов есть что-то, похожее на монтировку? — спросил я, вспомнив, как мы решали подобные задачи на моей последней работе. — Попробуйте разжать зубы этой пакости. Хоть я и сомневаюсь.
Слава Богу, тут всё оказалось быстро и чётко. Один из стоящих рядом бойцов повернулся к своему товарищу спиной и тот сорвал с рюкзака нечто среднее между фомкой и альпенштоком. Потом так же сноровисто воткнул острый конец и сцепленные зубы и нажал. Потом — повис. Чуть позже повисли сразу двое.
— Это — единственный люк или есть ещё? — Диана матерясь материализовалась из густеющей дымки. — Думаю, всё это до сраки.
Тут я несколько ошибся. Когда трое здоровяков нажали на гнущийся от их усилий инструмент, это принесло определённые плоды. Череп сорвался с люка и упал на подрагивающий пол. Неярко полыхнуло и люк исчез вовсе. Всё произошло настолько неожиданно, что даже воющий дебил замер на месте и позволил девчонке вколоть себе какую-то муть в тощую руку. Я бы ему, суке, вколол!
— В паре километров — следующий, — пробормотал Хробанов упавшим голосом, а Лифшиц подал признаки жизни и пошевелился. — Но время-то безнадежно упущено!
Он ещё мямлил, а я забрал у него коробку с дисками, сунул Самойлову, потом подхватил с пола рюкзаки подопечных и рванул по коридору. Два километра, ети его мать!
— Успеем? — выдохнула девица, летящая по левую руку.
— Я сейчас упаду! — пробормотала жена, по правую руку.
— Заткнитесь, — посоветовал я обеим. — Если не успеем, первые узнаете.
— Вечно от тебя ни хрена не узнаешь, — заныла супруга, почти повиснув на руке. — Сначала втянет, чёрти во что…
Ну вот, снова-здорово. Я втянул!
Со мной поравнялся тяжело дышащий Самойлов и повернул багровое потное лицо. Судя по топоту, вся его ватага находилась аккурат за нашими спинами. Хорошо, хоть ленточки в забеге не предусмотрено. Да и хрен её разглядишь, в таком-то тумане!
— Блядь! — фыркнул Самойлов и дёрнул головой, отчего капли пота полетели в разные стороны. — Останемся живы — изобью суку до полусмерти. Километр ещё.
Естественно, одним забегом наши развлечения ограничиться просто не могли. Когда зелёная дымка принялась активно выжирать объекты интереса ухогорлоноса, из недр мглы вновь донеслись радостные вопли возвращающихся тварей. На этот раз — сзади.
— К стене! — рявкнул я, прижимая спутниц к трясущейся поверхности, сочащейся кислотой. Тут же завоняло палёной тканью, и кто-то глухо взвыл.
Ну вот, ну хрена же не видно! Только слышно, как кто-то молотит из автомата, истошно визжит и глухо ухает. Последний звук вроде бы издавали не наши. И точно. Перед самой физиономией прожужжала пуля и с тем же уханьем несколько крылатых силуэтов попёрли в мутную даль визжащего человечка.
Самойлов, успевший надвинуть на глаза пластиковую маску, отлепился от стены и опустившись на колено дал три коротких очереди. Уханье смолкло. Визжание тоже. Что-то тяжело упало. Кажется, Виктор Семёнович попал.
— Может, маски оденем? — прохрипела Валя, а я только плечами пожал: чёртова зараза ещё больше закрывала обзор. И так ни хрена не видать.
— Ни хрена же не видно! — Самойлов сбросил прозрачный намордник и тяжело поднявшись потопал вперёд. — Пошли, ёптить. Этого поднимите.
Этот, не знаю, кто — в тумане не разобрать, таки остался жив и почти невредим. В отличие от многокрылой мерзости, разбросавшей щупальца по всему коридору. Задыхающиеся от кашля бойцы подобрали пострадавшего и продолжая глухо кудахтать, побежали вперёд. Сзади уже подтягивались остальные, издавая на бегу звуки, подобающие членам демонстрации за права чахоточных.
М-да, а тяжесть двух рюкзаков даже для меня становилась чрезмерной ношей. Но не возвращать же их обратно — потерпим этот сраный километр. Лишь бы не пришлось топать ещё дальше. Мысль о том, что и этот-то отрезок пути мы можем не преодолеть, я гнал подальше. Признаки приближающегося конца становились такими очевидными, что хоть за голову хватайся. Стены и пол трепетали просто непрерывно, а лужи кислоты усели соединиться в настоящие потоки, весело журчащие под ногами. К вони зелёного тумана начал примешиваться смрад палёной резины, если кто-то неосторожно ступал в едкую жидкость.
Когда плотность кашляющего мата на кубометр воздуха приблизилась к такому же показателю удушливой мглы, мы доковыляли до следующего люка. Землетрясения, сшибающие на пол, из перманентного развлечения успели превратиться в постоянный фактор, как и вопли крикунов, обжёгшихся в потоках кислоты.
Самойлов, сгорбившийся у рогатого черепа, поднял на меня налившиеся красным глаза и выкашлял нечто непонятное. Потом сумел выдавить:
— Сука, все выпадают! Где этот мудак Хробанов?
Мудак Хробанов оказался без сознания. Его принёс и положил на относительно чистое место потный здоровяк с багровой охреневшей физиономией. Под аккомпанемент тяжёлого дыхания благодарной зрительской аудитории, столпившейся вокруг, я забрал у Самойлова все пять кругляков и шипя от рези в глазах, принялся рассматривать. Потом наклонился и посмотрел внутрь клыкастой пасти черепа. Очень хотелось потрогать круглое пятно пальцем, но откуда-то, уж не знаю, откуда, пришло понимание, что делать этого не стоит. Впрочем, кое-что я всё-таки заметил. Поэтому, не особо заморачиваясь, взял первый попавшийся пятак и сунул его ребром в едва заметную прорезь, прикрытую прямоугольной пластинкой.
Пластинка поддалась, впуская ключ, а я едва успел убрать пальцы, когда череп щёлкнул клыками. Кто-то истерично выругался, а Самойлов вытаращил ошарашенные глаза:
— Ты охуел?
Захрустело и череп повернулся рогами к земле. Потом тихо затарахтели невидимые шестерёнки, люк дрогнуло и принялся погружаться вглубь стены. Слишком медленно, если учитывать вопли тварей, стремительно приближающиеся со всех сторон. Памятуя, как можно ускорить процесс, я пнул чёртову каменюку и едва не отправился вместе с ней, когда она со свистом рванула прочь.
— Надо задержать тварюк, — прошипел я в лицо Самойлову м зашвырнул в дыру сначала рюкзаки, а потом — тихо пискнувшую Ольгу. Валентина полезла сама. — Слышишь? Задержать, пока все не заползут.
Виктор Семёнович соображал с огромным трудом. Тупо уставившись на задницу Вали, он перевёл взгляд на меня, после чего очень медленно кивнул. Потом приказал всем рассредоточиться и тяжело помотал головой, напоминая нокаутированного бульдога.
Мне наконец-то выделили оружие: увесистый Стечкин и определили почётное место, рядом с Самойловым. Пока мы напряжённо всматривались в зелёную муть, парочка здоровяков швыряла вопящих учёных в отверстие люка. Некоторые ботаны, подобно Хробанову, успели отключиться, поэтому бойцам приходилось запихивать бесчувственные тела, точно рюкзаки, вперемешку с которыми их и совали.
В тоннеле опять завыло и за спиной послышались одиночные выстрелы. Почему-то пришло в голову, что при всей тщательной подготовке, боеприпасы могут запросто закончиться ещё в предбаннике Бездны и дальше бойцам придётся орудовать исключительно прикладами. Потом что-то тёмное мелькнуло среди смрадных волн изумрудной мглы и все посторонние мысли разом покинули голову.
— Какого хера? — едва не простонал Самойлов и несколько раз нажал на спуск. В это раз без особого результата.
Да и то: по туннелю на нас пёрла сплошная чёрная масса, состоящая из шевелящихся щупалец, цепляющихся за стены. Вообще непонятно: куда целиться и попадают ли пули во что-то значимое.
Я оглянулся: коридор опустел и лишь чьи-то, смутно различимые, ноги дёргались в дыре люка. Схватив Самойлова за воротник, я потащил его назад, ощущая, как ноги подгибаются, а мир вращается, демонстрируя то стену щупалец в десятке метров, то Виктора Семёновича, пытающегося нащупать края дыры. За ноги попытались схватить, и я пнул наглый отросток, ощущая сильную тошноту. Потом, уже особо не стесняясь, ударил спутника ногой в зад и полез следом, отбрыкиваясь от множества мелких колючих хреновин, цепляющихся за пятки.
В этот раз — никакого снисхождения. Туман в голове мешал соображать, и я кулем рухнул на хрюкающего Самойлова. Где-то, в остатках разума, пульсировала мысль, что люк необходимо срочно закупорить, но как это делать я уже не помнил. Мало этого, ко всем стукам в голове добавились визги, вопли и стоны выживших, уж не знаю, сколько их осталось. Кроме того, утробно урчала дыра над головой и это отвлекало больше всего.
Я попытался сказать, чтобы кто-то подошёл, но это оказалось бессмысленным, сразу по нескольким причинам. Во-первых, рядом и так присутствовала целая куча народу; подо мной натужно хрипел Самойлов, около стены подёргивал ножкой Хробанов, над которым Лифшиц проделывал некие загадочные пассы отдалённо похожие на ритуалы Вуду, а совсем рядом сидели, испуганно вытаращив глаза, Ольга, Валя и серый, как мышь, Лаврентьев. А во-вторых я не мог сказать ни слова, потому как горло словно жгутом перехватило.