– Давай, – легко согласился он, внимательно посмотрев мне в глаза. – Слушай, в тебе точно что-то есть, А Четыре… мне кажется, у нас много общего… сработаемся…
– Семён, я думаю, у нас общего больше, чем мы думаем…
– И даже больше, чем мы можем предположить, – подхватил он… «Ой, какая милая идиллия! Кто бы мог подумать? Тут не хватает постельной гейской сцены на столе», подумалось мне.
– Так получается, что Игорь Игоревич, если он всё контролирует, вроде как олигарх. Так получается?.. – предположил я.
– Что значит получается? Наш Игорь Игоревич и есть самый реальный олигарх. Просто это вслух не произносится. Если уж и есть на свете олигарх, то он, повторяю для тех, кто не понял, самый что ни на есть реальный олигарх. А все остальные – это так, шушера всякая, – сказал Семён громко, как будто здесь сидели слушатели, а он был лектором всезнающим. – Вот конкретно у меня денег больше, чем у любого нашего отечественного, да и любого другого, олигарха. Знаешь, почему? Потому, что у меня на карточке все деньги… вообще все. Но, насколько я знаю, Игорь сам не очень одобряет большие корпорации с монополистическим уклоном. Там у людей складывается не очень здоровая обстановка для коллектива, у них основная мораль – карьерный рост… У стейтсов это основная жизненная философия. И мы
«Майкрософт» решили разделить…
– Как? Разве это не антимонопольный комитет разделил?
– Я тебя умоляю… комитет… Это Игорь всё. Пусть все так и думают, что что-то от каких-то комитетов может зависеть. Игорь – это наше всё… – выдал тайну Семён.
– Но, с другой стороны, являясь всем, монополистом всего, Игорь не любит монополизм? Неувязочка получается…
– Пофигу твои неувязочки. От этого никуда не денешься. Он говорит, что вынужден сам всем рулить здесь, через подставных лиц, иначе всё ещё хуже будет. Если кто-то один разумный рулить всем не будет, то следующие две тысячи лет будут такими же. Этого допустить нельзя… Да и «Майкрософт», собственно, это типа бога в компьютерном мире… – Семён подошёл к окну, мне опять показалось, что он собирается выпустить пар. Но он, помолчав немного, обернулся ко мне и неожиданно спросил:
– Это правда, А Четыре, что у тебя ненаписанная книга есть?
– Какая книга? – не понял я.
– Ладно, проехали, – странно отреагировал Семён, решив не объяснять мне, в чём собственно его вопрос.
Зазвонил телефон, Семён поднял трубку и передал мне, что Игорь просит зайти. Войдя в кабинет шефа, я застал его сидящим на столе, разбирающим груду бумаг.
Я многому учился у него. Его естественность принимала разные неожиданные формы, сейчас – форму мальчишеской развязности, отягощённой жизненным опытом сорокалетнего человека. Не многие способны быть естественными в различных жизненных ситуациях. Редко люди ведут себя так, как хотят. Чаще мы ведём себя так, как хотят или ждут от нас окружающие. Наверное, естественность приходит со временем, с другой стороны, это или есть в тебе, или нет. В Игоре это есть, и это радует, и этому можно учиться у него.
– Как тебе работается? – спросил Игорь и, не глядя, бросил мятый шарик бумаги в угол.
– У меня нет пока ощущения, что я работаю. Вникаю. Перевариваю. Учусь, пытаюсь понять, какая моя роль во всём этом.
– Это всё позже. Как вообще дела у тебя?
– Всё нормально… что конкретно интересует? – уточнил я.
– Держи, это кредитная карточка, на ней деньги, их там столько, сколько надо, – Игорь протянул мне кредитку.
– Вот интересненько, а кто знает, сколько мне надо? – спросил я, опуская карту в карман.
– Ты сам знаешь. У меня тут зарплат нет. Мне надо, чтобы мои сотрудники про деньги не думали, а думали про дело. Я вообще считаю для себя не очень привлекательным говорить про деньги. У всех, кто со мной работает, такие карточки с неограниченным кредитом. Мы тут не бизнесом занимаемся, а делом. Карьеру здесь делать не надо. Достойному человеку… вернее, тому, кому надо, не обязательно всю жизнь тратить на зарабатывание денег и на карьеру. Жизнь – крутая штука, а большинство тратит её именно на это. Живут, работают, делают карьеру свою несчастную. Не понимают, что достаточно осознать своё реальное место, понять, где ты нужен, и оказаться в нужное время, в нужном месте, с правильными людьми. Мне представляется, что когда человек понимает, что он дерьмо, его тянет к росту в социуме, а социум – это отхожее место. Каждое утро человек просыпается, понимает, что он ботва, потом идёт на работу, прогибается, его переваривают, и к концу дня, придя домой, он понимает, что его переработали и он опять дерьмо. Но ему хочется вырасти благородным и стать приусадебным газоном. Его скосят, походят по нему… и наш человек всё равно понимает, что к вечеру его корова съест, и он опять в навоз превратится… и эта корова даст молоко. И потом ботва, ставшая газоном, сама хочет стать такой коровой, сама хочет давать молоко и масло… то есть ещё подняться… из грязи. Кто-то становится этой дойной коровой. И я её дою. С другой стороны, чем больше ты заработаешь, произведёшь молока, тем большее у тебя чувство независимости и свободы, но бывает так, что деньги, наоборот, ограничивают, из-за них иногда убить могут… это если ты к ним неправильно относишься… отправят на бойню. Так и получается, что деньги – это свобода, но она ограничена твоей фантазией… Мне необходимо, чтобы те, с кем я работаю, были максимально свободны в своих фантазиях и чтобы их фантазии были максимально свободны и не ограничены ничем… Человек – это химический процесс. Когда нет денег, у человека вырабатывается это понимание и ход его мыслей определённый. Когда у человека много денег, и если он понимает, что они зелёные, и если нолей много, то человек думает совсем иначе. Ход мыслей второго и его философия никогда не будут понятны первому. Ты вообще собирался поднимать финансовый вопрос?
– Я так решил, если человек, то есть ты, берёт меня с улицы, позволяет знать то, что позволяет, значит, он сам решит. Собственно, что и произошло. Могу узнать сейчас, не потом – почему я, что я для тебя? В чём ты считаешь меня достойным? Если я знаю то, что знаю, значит, я что-то, кто-то. Но этого как раз я не знаю. Напрягает меня этот факт неведения. Я не люблю напрягаться.
– Убедил, – Игорь вздохнул, посмотрел сквозь меня. Встал со стола. – Во-первых, ты не совсем с улицы. В мире много документов, бумаг и так далее. Я уже говорил. Так сложилось, что Миром правят именно те документы, которые имеют формат А4, а ты и есть А Четыре, разве не так? Ты это можешь и не знать, но это так. Мне об этом из два-дэ сообщили. Я о тебе узнал, за день до того момента, когда мы встретились… а как мы встретились!.. это что-то… Ты сам пришёл… Я предполагал, что, возможно, ты есть, но не был уверен. Потом я узнал, что ты всё-таки есть и что ты здесь. Я собирался уже людей подключить к твоему поиску… а ты на следующий день сам пришёл. Если бы всё подругому было, было бы не то, но по-другому быть не могло.
Не очень часто в жизни всё происходит так, как должно произойти, но когда это происходит, сомнений не остаётся. Тебе пока узнать и переосмыслить надо всё, потом ты сам решишь, как действовать. Ты должен почувствовать сам, когда способен принимать решения, и тогда начнёшь их принимать, это я тебе обещаю.
– Любопытно, если, например, Вася Пупкин был бы не Васей, а А Четыре или Три, не важно, он, что, тоже был бы этим форматом А4? – услышав этот пример, Игорь засмеялся.
– Ты круто формулируешь, это не всем дано. Мне нравится твой стиль. Но, несмотря на это, дело в том… – Игорь посмотрел в потолок. – Да, ты А4 не потому, что твоё имя А Четыре, а потому что ты на самом деле А4 и поэтому у тебя имя А Четыре. А Вася Пупкин, Вася – не потому, что Вася, он Вася – потому что Вася. Вася и Вася – это разные вещи, а А4 —это А Четыре, и не что другое. Это не я сейчас придумал, это так на самом деле… Ладно, на сегодня хватит…
Интересно Игорь объяснил всё это. Перед тем как уйти домой, я вернулся к Семёну уточнить один момент. Когда я зашёл, то увидел его сидящим у окна, он курил свою длинную папиросу. В воздухе стоял характерный запах.
– Я хотел один момент уточнить… Я читал, что если курить из
«Казбека», то там этот Чёрный Всадник уносит… А ты из «Богатырей» куришь… в чём прикол?
– Как в чём? – удивился Семён. – Тот чувак, что про «Казбек» написал, он не врубается… Он, наверное, траву нормальную не курил никогда или, может, «Богатырей» не видел. «Казбек» и «Беломорканал» везде продаются – это для всех. Для нормальных делают «Богатырей», я их в Манежке покупаю, к ним ещё чёрные спички прилагаются, с таким же рисунком. – Он достал из стола коробку папирос «Богатыри», кинул мне и сказал: – Смотри, видишь, там Илья Муромец на чёрном коне сидит? Он смотрит вдаль и говорит: «Широка землица Матушка русская! Хорошо-то как!» Добрыня Никитич относительно Илюхи справа, значит правый. Он на белом коне. Держится за меч и говорит:
«Да! Широка! И самое главное травы-муравушки до фига! Никому не отдадим!». А левый – Алёша Попович, ты понял? Поповский сын, значит… он левый по жизни, ему всё по фигу. Видишь, он голову склонил набок – дым выдыхает, чтоб видно не было. Он ту траву курит уже давно. У него косяк в руке – видишь, опустил её, за стременем не видно. И конь рыжий у него, к траве наклонился… их обоих прёт уже. – Я смотрел на рисунок, всё совпадало. – Открой её… там такой замут! – предложил Семён.
Я открыл коробку, внутри лежали длинные папиросы с надписью золотым: «Богатыри». – Видишь, стих внутри крышки написан? Читай. – Я прочитал:
Nа Москве кони ръжут,
трубы трубят на Коломне,
Гремят бубны в Серпухове,
стоят стяги у Дону
у великого на брези.
Бьют в колоколы вечныа
в великом Nовгороде.
Звенит слава богатырская
По всей земли Русской.
– Всё понял? – спросил Семён.
– Это что? На старорусском написано?
– В том-то всё и дело, что ещё в те времена люди врубались… Теперь переверни коробку, – предложил Семён. – Ты заметил, она имеет форму квадрата? И по её углам, видишь, такие маленькие квадратики, в виде орнамента? А в квадратиках этих кружочки! Врубись, здесь истина! Четыре квадрата с кругом внутри! Поэтому я из «Богатырей» и курю, – они меня охраняют, и если надо будет, то они быстренько хребет сломают тому Чёрному Всаднику, – легко и ненавязчиво предсказал безысходную судьбу всадника Семён. – Хочешь попробовать? – предложил он мне папиросу.
– Не-е, я такое говно не курю, – отмахнулся я.
– Кстати… про говно… Мне периодически привозят говно обезьян, которые сидят на колумбийских полях. Там эти наркобароны… Короче, макаки втихаря хавают их посевы… Потом индейцы собирают это говно и импортируют в Европу… как удобрение. Но им удобрять ничего не надо. Его курят, кто знает про это… И после этого говна пробивает исключительно на защиту Южноамериканских джунглей, в которых эти обезьяны живут… И получается, что ты куришь удобрение, которое реально – говно… но если прикинуть, то это как раз удобрение и есть… но для головы. И вот оно таким странным путём в голову попадает… И все эти Стинги, которые леса защищают, они точно на этом говне сидят… Так и получается… что ты идёшь, в говно наступил в лесу, и тебе неприятно. Но если правильное говно покурить, то глядишь, и леса от вырубки спасём… Я когда первый раз покурил, например… сразу пол-Сибири купил. Чтоб на моей территории леса сохранить…
– Надо же!.. А что ты ещё курить умеешь?
– Это я потом расскажу, когда у тебя много времени будет… но если хочешь, я сейчас начну, а ты потом напомнишь, где я остановился, – предложил рассказчик.
– Нет. Если это надолго, то давай в другой раз.
– Хорошо, базара нету, – спокойно согласился Семён.
– Что ночью делать собираешься?
– Пойду в библиотеку. Может, какую-нибудь книгу почитаю…
Так минул день второй. Оранжевый.
∞
– Мама, книжку почитай.
– …И был Он на острове, называемом Патмос, и узрел храм в котором были окна и двери. Окна были раскрыты настежь, двери же оставались заперты Ангелом до времени времён, и поведал Ангел притчу про богатого служителя Ефесского храма, про его неслыханные по красоте камни и сапфиры, про золото и изысканные яства в храме его. Покровительствовал же служителю Ефесского храма Царь Сардисский, и кормил его из рук своих, дабы верили прихожане ему и оставляли монеты свои в храме Ефесском…
…И видел я трёх коней разной масти, и стояли кони на большом зелёном острове Киттиме, посреди как бы стеклянного моря. И на трёх конях восседали три старца. Остров Киттим имел длину равную широте, и дуло на него четыре могучих ветра, с четырёх сторон земли. Всадники громогласно возопили, гласом своим, преградив путь ветру. Так преградили они путь ветру с четырёх сторон земли, так спасли они остров свой и посевы свои, так спасли они храм острова своего. Радовались жители острова спасению и устроили праздник в храме, и наполнили храм дымом от славы Божией и от силы Его…
– Стоп!
∞
Богатырский Сон
На следующий день я проспал до середины его самого. Мне снились нереально цветные былинные богатыри, охраняющие просторы земли русской исключительно из корыстных целей: они защищали травушку-муравушку. А когда с востока пришёл Чёрный Всадник по имени Казбек и заикнулся про дань и про попробовать, и про насчёт пыхнуть пару раз, Алёша первый из троих начал его пинать ногами. Потом к этому процессу подключились Илья и Добрыня и в итоге сломали сухому Казбеку хребет, не используя при этом свои копья, мечи и стрелы. Именно этот сон мне запомнился удивительно отчётливо.
Я пришёл в контору к обеду. Семёна на месте не оказалось. Жаль. Мне хотелось поделиться с ним своим сном. Семёну он должен был понравиться. Я подошёл к его компьютеру, взял жёлтую офисную бумажку с липким слоем и написал записку:
«Семён, напомни, чтобы я рассказал тебе сон про Богатырей.
Для верного попадания ему на глаза я приклеил её в центр монитора. Возможно, я задел мышку, неожиданно монитор щёлкнул и показал надпись:
«А Четыре, я был в библиотеке, напомни, чтобы я рассказал тебе переосмысленную былину «Слово о полку Игореве». Там такое про этих Богатырей написано!
Мне показалось, что это какой-то заговор… В котором участвуют: Семён, Казбек, Три Богатыря, Игорево войско и плачущая Ярославна… Интересно, что там Семён вычитал? Поход-то неудачный был. И Ярославна в конце плачет… Но если переосмыслить… Может, что-то утеряно при переводе со старорусского… У нас же сейчас новорусский.
От нечего делать я зашёл к Игорю, он сидел и точил карандаши. Я расположился рядом, Игорь молча выдал мне скальпель. Дуэтом Игорь точил карандаши в первый раз. Стружки, отрываясь от материнского монолита карандаша… монолита… карандаша… где-то это было… предоставленные сами себе и заданному направлению, разлетелись по кабинету, опускаясь на пол по только им ведомым правилам гравитации и аэродинамики. Часть из них упала на…
а!.. так это же… у меня и было!.. тьфу ты! Вот пробивает меня иногда на поэтику!!! С чего бы это? Муза, что ли, посетила? Рано пока себя цитировать. Щас, соберусь… надеюсь дальше пореже будет клинить. Так… О! Ушла Муза… хорошо… Поехали дальше.
Пока мы точили, я рассказал про Павла из церковного бизнеса. Игорь сказал, что знает такого и приглядывается к его способностям. Я поинтересовался, как у нас решаются возникающие конфликтные вопросы, учитывая особенности российского бизнеса.
– Ты насчёт крыши, так называемой? – удивился вопросу Игорь. – У меня два-дэ крыша, круче быть не может. А кто здесь может быть моей крышей? Я сам и есть Крыша Мира… Надо будет перечитать на досуге… Это я решаю, какой криминал или бизнес нужен, а какой нет, и не только в этой стране. Пока сложилась такая обстановка, что без криминала ещё хуже будет, чем сейчас. Были тут одни непонятливые, свои услуги предлагали. Как про меня узнали, неизвестно, случайно, наверное, мимо проезжали – увидели офис, решили рискнуть. Один мой звонок, – и они анализируют свои действия, кто в гробу, кто на зоне.