Предисловие
Сейчас, когда я закончил эту книгу, я смотрю назад и все еще не могу поверить, что описанное на этих страницах произошло со мной всего несколько месяцев назад. Возможно, это потому, что произошедшие события все еще не вписываются в сложившуюся за всю мою жизнь картину мира.
После бегства из России, как только я оказался в своем новом пристанище, я принялся делать записи, десятки раз вспоминая одни и те же события, боясь того, что со временем от меня начнут ускользать важные детали того, что произошло на болотах тверской области в те предновогодние дни.
Должен сказать, что моё беспокойство появилось не на пустом месте. Поскольку спустя всего неделю, с момента как я покинул Россию, некоторые, казавшиеся мне незабываемыми события, уже утратили былую яркость. Но хуже того, я стал пытаться объяснить все произошедшее в рамках обычной логики. И это приводило к тому, что ум старался выкинуть все, что не входило в картинку привычного мне мира, за его пределы, и оказавшись там, в тени моего внимания, удивительные события начинали растворяться и исчезать.
Сделанные мной в те дни записи начинали казаться мне не моими. Я не мог поверить в написанное. Но я знал, что записи мои, и что делал я их, полностью отдавая себе отчет в том, что делаю. А новые записи, по воспоминаниям, давались мне все сложнее день ото дня.
В какой-то момент, спустя месяц или чуть больше после начала работы над книгой, тут в Аргентине, я практически отчаялся собрать весь материал в одну слитную историю, которую я бы мог рассказать другим. Историю, которую бы смог понять и ощутить любой человек, который увидел в себе потребность поиска того, что находится за пределами нашей повседневной жизни. Но я не отчаялся и не бросил попыток, за что был вознагражден. Один человек, посланный самим проведением или Духом, пришел мне на помощь. Моим благодетелем оказался наш садовник по имени Хулиан.
Он видел, как на протяжении нескольких недель, каждое утро я выходил во внутренний двор и, усевшись за небольшой столик в углу за пышным кустом, куда не добирались солнечные лучи, исписывал стопки листов, то и дело что-то черкая или рвя бумагу. Если Хулиан оказывался рядом, когда я сминал и отправлял в корзину очередной, испорченный лист, он шумно выдыхал воздух сквозь зубы и ободряюще подмигивал мне. Я кивал в ответ и возвращался к работе.
В одно утро, я проснулся в мрачном настроении, но все же заставил себя сесть за записи. Работа шла ужасающие плохо, и я то и дело вздыхал и нервно зачеркивал написанные абзацы. В какой-то момент, видимо утомившись смотреть на мои страдания, Хулиан, копающийся в клумбе рядом со столом, подошел ко мне и стал что-то бодро объяснять на испанском языке, который я практически не понимал, что ему было известно. Я напомнил это Хулиану, используя те немногие слова, что знал, добавляя язык жестов. Но тот не унимался. Тогда я крикнул в распахнутую дверь дома и позвал Сантьяго. Его приставили ко мне с первого дня моего прибытия в Буэнос-Айресе, как переводчика и охранника по совместительству. При помощи Сантьяго мне удалось поговорить с садовником, который смог заинтересовать меня одной практикой, которой его научил перуанский шаман. Она касалась способа вспоминать события и людей.
В дальнейшем нам пришлось общаться с помощью словарика и языка жестов, поскольку Хулиан пояснил, что дело это интимное, и передать свое знание он может только одному человеку.
Не буду вдаваться в детали той практики, которой научил меня Хулиан, но она сработала. Уже через неделю или чуть больше я освоил практику припоминания. Это стало для меня настоящим откровением и облегчением, одновременно. Я понял, что все, что мне нужно, – это правильная настройка, а не потуги ума, пытающегося строить логические цепочки и попутно сваливающегося в бесплодное самокопание. Как я выяснил немного позже, все тоже самое относится и к написанию книги. Главное – это создать настройку, а не очередную жвачку для ума. Общение с аргентинским садовником помогло мне сделать еще немало открытий, но об этом когда-нибудь позже. А сейчас я могу отправить свою повесть другу – редактору и посмотреть, что из этого всего выйдет. Возможно, когда-то, когда пройдет достаточное время, что бы обезопасить людей, связанных с данной историей, эта книга увидит свет и поможет кому-то начать свой поиск того, что скрыто за рамками повседневного мира.
20.12.
Сон
Я нахожусь в каком-то огромном и пустом доме. Все в доме исполинских размеров. Гигантские лестницы и мебель будто созданы для людей в два раза больше обычных. Такие же нереально большие и все остальные предметы и вещи. Благо, что все двери в доме открыты, и мне не приходится тянуться к дверным ручкам размером под две мои ладони, чтобы открыть их. Поэтому я долго блуждаю по соединенным между собой залам и комнатам, в поисках хоть кого-то. Но, сколько бы я, ни ходил по бесконечному числу помещений, я никого не нахожу. Дом пуст, и я ощущаю себя потерянным и забытым. Но хуже всего то, что я не могу найти выход из дома, сколько ни ищу его. Практически каждый день мне снился этот сон. Я просыпался, испытывая пугающее опустошение, и не мог больше заснуть.
Вот и ночью перед поездкой, только заснув, я тут же оказался в одном из залов этого пустого дома и долго искал выход или хоть кого-то живого внутри дома. Но все было тщетно.
Проснувшись задолго до рассвета, я не стал пытаться заснуть снова, а принялся упаковывать вещи. Днем меня ожидал обед в одном из любимых ресторанов в центре Москвы с бывшим компаньоном и другом. Он должен был передать мне оставшуюся часть денег за наш некогда созданный совместно бизнес по поставке автозапчастей и дополнительного оборудования для автомобилей. По правде сказать, создавал и вел бизнес компаньон, а я просто дал ему на это денег, которые мне доставались не слишком сложно на управляющей должности в крупной фирме, моего дяди. Вложение окупилось уже в первый же год. Друг постоянно слал мне отчеты и посвящал в планы дальнейшего развития, но я никогда не вникал в то, чем он занимается. Да и зачем, когда дивиденды исправно росли.
Покончив со сборами, я спустился на лифте в подземный паркинг и накрыл чехлом небольшой «мерседес» цвета перламутр, купленный пару лет назад в автосалоне недалеко от дома. На одометре машины было чуть больше пяти тысяч километров. Половину пробега я накрутил в первую же неделю после покупки, навестив подругу в Ростове-на-Дону. В прошедшем сезоне выезжал на нем всего лишь дважды. Последний год меня было не оттащить от моего большого черного пикапа, который из-за своих габаритов, к сожалению, не мог въехать на паркинг.
Вернувшись в квартиру, я налил себе кофе и сел в любимое кресло, чтобы через панорамное окно любоваться просыпающимся городом. Этот вид раньше буквально завораживал меня. Он и до сих пор мне нравился, но почему-то теперь, смотря на эти ленты дорожных огней и светящиеся окошки домов, я испытывал только тоску и одиночество. В памяти пронеслись картинки вечеринок возле этих огромных окон с видом на город. Множеству людей, в том числе и мне, было весело и радостно здесь. Но сейчас все это казалось пустым и бесцельным. Несколько часов радости заканчивались похмельем и не оставляли после себя ничего, что бы стоило сохранить в памяти.
Время, оставшееся до обеда с другом, я провел за уборкой квартиры, чтобы отвлечься. Горничной я дал отставку еще две недели назад. Кроме того, почистил ружье и убрал его в двухметровый, вмонтированный в стену сейф, в котором на двух верхних полках уже давно покоилась коллекция часов. Почти год я не надевал ни одни из них.
Встреча была недолгой, к разочарованию компаньона. Он находился в приподнятом настроении, ощущая свой успех и продвижение в делах. Как и мечтал, он стал владельцем прибыльного дела. Ему хотелось это отметить, как полагается. Об этом говорили не только его розовый дорогой свитер и не по сезону светлые брюки, но и приподнятый тон, которым он поприветствовал меня, подскочив из-за столика, находящегося в глубине зала, как только я вошел в помещение. На столе уже стояла бутылка моего любимого виски и кое-какая закуска. Обняв товарища, я похлопал его по плечу, сделал комплимент, что он стал лучше выглядеть за то время, что мы не виделись, и сел за стол. Товарищ ответил тем же. Единственное, ему не понравилось то, что одет я был не для гулянки.
– Извини, Борь, погулять не получится. Меня уже ждут в Твери. Так что я перекушу и в путь, – соврал я и положил себе несколько кусков сыра. Потом посмотрел на собеседника, разведя руками.
Борис замолчал и сник. Потом взял стакан виски и молча выпил:
– У тебя точно все в порядке, Саш? Последний год с тобой что-то происходит. А теперь и вовсе все бросаешь и едешь в Тверь непонятно чем заниматься. Я тебя не узнаю, – печально и несколько настороженно произнес Борис, внимательно следя за моей реакцией.
Я добродушно улыбнулся:
– Не бери в голову. Все замечательно. Там у меня намечена серьезная и длительная работа с чиновниками. Очень прибыльное и интересное дело. Не хочу распространяться, сам понимаешь.
Я опять соврал, хотя немного правды в моих словах присутствовало. Но не буду же я объяснять Борису, что уже второй год вынашиваю план по получению быстрой выгоды, чтобы покинуть этот чертов город и оборвать все опостылевшие связи. Не стану говорить и о том, что уже давно для себя я решил уехать на острова в Тихом океане, вести там свой небольшой бизнес и просто радоваться жизни, коль скоро у меня нет семьи или тех, кто был бы мне дорог. Он не поймет, что наше удачное дело и моя основная работа давно меня не удовлетворяют. Да, есть деньги, но я не понимаю, на что их тратить. Не скупать же не нужное мне барахло. Даже путешествия с возрастом стали утомлять. Он не поймет и не разделит моего желания уединиться и читать книги, смотреть кино, слушать музыку и кататься на серфе, говорить с кем-то за барной стойкой о погоде и волне. Он никогда не поймет этого.
Несмотря на это, я испытывал самые теплые чувства к другу. Сколько раз вот так мы сидели с ним за столом и обсуждали дела или какую-то ерунду. Но сейчас все было по-другому. Сейчас меня раздражал и этот ресторан, и его посетители, а говорить с Борисом в общем-то мне было не о чем. Я отогнал от себя все эти размышления и просто похлопал друга по плечу. С его лица уже исчезли тревога и разочарование.
– Чего же сразу не сказал? Это другое дело. Тогда все понятно. Такие дела надо молча делать. Молодец, Саша! – взбодрился Борис, услышав про работу с чиновниками.
Борис очень уважал серьезные дела, особенно если они были хоть как-то связаны с чиновниками. Не желая того, я разом поднялся в глазах друга на ступеньку, а то и на две, выше по социальной лестнице. И заслужил еще большее уважение, чем он испытывал ко мне прежде.
Дальнейший разговор сложился куда проще. Борис все понял и ему было спокойно. Он пил виски, а я хорошенько поел на дорогу. Борис много шутил и рассказывал про семью, а я смотрел на карту в телефоне.
Когда друг изрядно захмелел, а я был сыт, мне пришлось вернуть его на землю и напомнить, что мне пора в дорогу. Борис тут же закивал, полез в розовый бумажный пакет с лейблом одного известного бутика, стоящий на соседнем стуле, и извлек оттуда два увесистых брикета, завернутых в черную пленку.
Прощались, по-доброму обнявшись. Растрогавшись Борис даже чмокнул меня в щеку и почему-то шепотом пожелал мне удачи в новых делах.
Я отвез деньги в банк и наконец направился к трассе.
Из-за недосыпа пробка далась очень тяжело. Несколько раз я пожалел, что не взял с собой кофе. Терять время на заправке, где его можно было выпить, я не хотел, поскольку бак был практически под завязку.
Пробку я миновал уже в полной темноте, а когда, наконец, получилось встать на крейсерскую скорость, освещенная часть трассы закончилась, и повалили крупные хлопья снега. В свете фар снежинки вытягивались в сотни линий, устремляющихся в лобовое стекло. Я будто собирался совершить скачок в гиперпространство. Это мельтешение белых линий сильно отвлекало и в тоже время вводило в легкое забытье. Сонливость и усталость наваливались и отступали под натиском необъяснимого беспокойства. Ехать в таком состоянии было опасно, и как только вдалеке, на обочине, сквозь снег стали просвечивать огни большой заправки, я перестроился в правый ряд, чтобы не пропустить съезд.
Припарковав пикап у бензоколонки, я вылез из машины и поежился от неприятного сырого ветра, наполненного липким снегом. Под ногами зачавкала черная жижа. Из здания заправки мне навстречу вышел молодой парень и спросил, сколько залить топлива. Обогнув его, я буркнул, чтобы лил до полного, и заскочил в помещение, скрываясь от промозглости улицы. Внутри обнаружил пару стеллажей с разной несъедобной дрянью на них и несколько столов, где эту дрянь можно было наспех употребить. Также на стойке у кассы имелась кофемашина. Заведовала всем этим полная и усталая женщина.
Напиток, называемый кофе, оказался горьким и невкусным. Бодрил лишь его запах. Я устроился на неудобном стуле за столиком у окна и стал цедить отвратительное пойло, наблюдая за парнем-заправщиком. Он, в свою очередь, изучал мой пикап, пока шла заправка. Кассирша прибавила громкость радио, и по кафе разнесся монотонный голос какого-то британского, судя по акценту, певца.
Вытянув ноги, я откинулся на стуле и краем глаза заметил мелькнувшую передо мной на стене тень. Я посмотрел на стену внимательнее и увидел пятно, по форме и размеру напоминающее астраханский арбуз. Пятно было неяркое, скорее еле заметное. Как будто стену облили водой, она высохла, но оставила след на краске. Потягивая кофе, я смотрел на это пятно и пытался расслабиться, чтобы отдохнуть перед дальнейшей дорогой. Несколько минут я бесцельно смотрел на стену, ни о чем не думая. Вдруг пятно дрогнуло, и произошло что-то очень странное. Стена резко потемнела, а свет в кафе моргнул и стал совсем тусклым. Я, не шевелясь, смотрел на стену, которая сначала как бы провалилась сама в себя, а потом и вовсе превратилась в объемную картинку, которая надвинулась на меня и заняла все пространство. То, что я увидел, было мне знакомо. Это был тот самый дом из моего сна, который я видел каждую ночь и из-за которого боялся ложиться спать. Но в этот раз я смотрел на дом со стороны, стоя у огромного крыльца на улице. Прежде я никогда не видел этот дом со стороны, но это не мешало мне понимать, что это именно тот самый дом. Пятиэтажный дом П-образной формы напоминал европейский замок, но вокруг не было садов, заборов или каких-то дополнительных построек. Замок стоял в чистом поле. В окнах не горел свет, а шторы были плотно задернуты. Пришел в себя я от звонкого голоса кассирши, которая кричала в динамик на улице, чтобы нерадивый заправщик вынул наконец пистолет из бака моей машины и повесил его на колонку. Я моргнул, и стена стала снова стеной с пятном в форме астраханского арбуза.
Прежде я никогда не засыпал с открытыми глазами. Возможно, это произошло по причине накопившейся усталости и недосыпа. Сон взбодрил меня, однако, оставил все тоже опустошающее послевкусие.
Димыч
В село я прибыл уже фактически ночью. Вокруг не было ни души. Выезжал из города в зимних московских сумерках, солнце сегодня не выглядывало, как и предыдущие несколько дней. Во сколько точно покинул город, сказать не могу. За часами я решил намеренно не следить еще неделю назад. Убрал часы на компьютере в машине и на телефоне, которым пользовался только при крайней необходимости. Весь год я старался отвыкнуть от той жизни, к которой привык. Это касалось и самого образа жизни, и общения с людьми. Сложнее всего было уйти с работы. Даже не уйти, это-то было сделано достаточно быстро и с чувством облегчения. Мой партнер давно мечтал купить мою долю в нашем деле, а на основной работе на мое место оказалось немало претендентов, готовых работать за куда более скромную зарплату, чем мне платил хозяин. Сложнее было просыпаться утром и, проверяя время на телефоне, понимать, что не нужно куда-либо спешить. В течение года получилось без особых проблем свести до минимума общение с малочисленными родственниками и друзьями. Я даже удивился и немного расстроился тому, как быстро все привыкли обходиться без меня.
Полгода назад стал утрясать накопившиеся дела, начиная от посещения стоматолога и заканчивая проверкой своих отношений с налоговой и другими госслужбами. Пока все шло строго по моему нехитрому плану и оставалось совсем немного для полной его реализации. Оставалось прожить год или около того, присматривая за приличным куском земли, купленным на львиную долю моих сбережений.