Развитие государственных психологических служб изменяет сложившуюся ситуацию. К сожалению, исторически сложившиеся в нашей стране условия таковы, что слова «функционер», «бюрократ», «чиновник» приобрели в русском языке выраженную отрицательную коннотацию, и мы нередко верим в злые намерения этих «персонажей» в отношении всего доброго и разумного, в том числе и психотерапевтических начинаний. Однако организационная логика и здравый смысл состоят в том, что государственные структуры не только имеют право, но и обязаны отдавать отчет по эффективности потраченных средств, в частности, что средства, потраченные на психологическую помощь населению, принесли какую-либо реальную пользу. А как это сделать, кроме как путем точной оценки эффектов психологического воздействия?
Такая оценка не вызывает у практикующих психологов никакого восторга и даже одобрения. Наши западные коллеги столкнулись с подобными проблемами почти два десятилетия назад и в несколько другой форме – в виде готовности страховых медицинских касс поддерживать только те виды терапии, эффективность которых доказана. У нас практика поддержки психотерапии страховой медициной не развита, однако масштабы государственных служб стали весьма значительными. Впрочем, пока административные органы в нашей стране не проявляют особой активности в этой области, что позволяет рассматривать этот фактор скорее как потенциальный, чем как реально действующий.
Все же в настоящее время эта ситуация оказывает влияние на психотерапию, поскольку постановка задачи государственными органами оказывается специфической. Она касается в основном человека в особом социальном контексте, связанном с риском – стрессовом, в связи с конфликтами и террористической угрозой, эмоционально осложненном, как в случае сиротства, неполных семей и т. д. При этом сразу же появляется возможность и необходимость исследовать психологические факторы, влияющие на динамику и исход этих ситуаций (Проблемы психологической безопасности, 2012; Совладающее поведение…, 2008; Стресс, выгорание…, 2011; и др.). Итак, целый ряд складывающихся в систему обстоятельств подталкивают психологическую практику к сближению с теоретико-экспериментальными исследованиями. Для теоретико-экспериментальной психологии последствия отрыва от некоторых областей практики тоже негативны и существенны, хотя они проявляются не столько в ее внутреннем состоянии, сколько во внешнем положении, социальном престиже и вытекающих отсюда следствиях. Для академических психологов наличие практической приложимости их фундаментальных разработок – предмет профессионального самосознания и профессиональной гордости.
Литература
Бондаренко А. Ф. Психотерапия: тип социальности и сетевой маркетинг // Психология. Журнал Высшей школы экономики. 2006. Т. 3. № 1. С. 68–76.
Василюк Ф. Е. Методологический смысл психологического схизиса // Вопросы психологии. 1996. № 6. С. 25–40.
Журавлев А. Л., Ушаков Д. В. Введение в издательскую серию «Научные школы ИП РАН» // Психология творчества: школа Я. А. Пономарева / Под ред. Д. В. Ушакова. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2006. С. 9–18.
Журавлев А. Л., Ушаков Д. В. Фундаментальная психология и практика: проблемы и тенденции взаимодействия // Психологический журнал. 2011а. № 3. С. 5–16.
Журавлев А. Л., Ушаков Д. В. Практична ли фундаментальная психология? // Знание. Понимание. Умение. 2011б. № 2. С. 42–49.
Журавлев А. Л., Ушаков Д. В. Теория и практика психологии: взаимодействие и противоречия // Вестник практической психологии образования. 2011 в. № 2 (27). С. 15–20.
Журавлев А. Л., Ушаков Д. В. Исследование психологической практики как путь ее сближения с фундаментальной психологией // Вестник практической психологии образования. 2011 г. № 3 (28). С. 17–21.
Журавлев А. Л., Ушаков Д. В. Фундаментальная психология: пути к практике // Наука. Культура. Общество. 2011д. № 4. С. 21–32.
Журавлев А. Л., Ушаков Д. В. Теоретико-экспериментальная психология и практика: встречный курс // Психологические проблемы семьи и личности в мегаполисе. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2012. С. 9–71.
Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М.: Наука, 1984.
Ломов Б. Ф. Психическая регуляция деятельности: Избранные труды. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2006.
Орлов А. Б. Психотерапия в процессе рождения // Психология. Журнал Высшей школы экономики. 2006. Т. 3. № 1. С. 82–96.
Проблемы психологической безопасности / Отв. ред. А. Л. Журавлев, Н. В. Тарабрина. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2012.
Проблемы фундаментальной и прикладной психологии профессиональной деятельности / Под ред. В. А. Бодрова, А. Л. Журавлева. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2008.
Психологические исследования духовно-нравственных проблем / Отв. ред. А. Л. Журавлев, А. В. Юревич. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2011.
Психологические проблемы семьи и личности в мегаполисе / Отв. ред. А. Л. Журавлев, А. И. Ляшенко, В. Е. Иноземцева, Д. В. Ушаков. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2012.
Психологические проблемы современного российского общества / Отв. ред. А. Л. Журавлев, Е. А. Сергиенко. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2012.
Психологическое воздействие в условиях межличностной и массовой коммуникации / Под ред. А. Л. Журавлева, Н. Д. Павловой. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2014.
Психологическое воздействие: механизмы, стратегии, возможности противодействия / Под ред. А. Л. Журавлева, Н. Д. Павловой. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2012.
Психология нравственности / Отв. ред. А. Л. Журавлев, А. В. Юревич. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2010.
Психология человека и общества: научно-практические исследования / Под ред. А. Л. Журавлева, Е. А. Сергиенко, Н. В. Тарабриной. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2014.
Рубцов В. В., Журавлев А. Л., Марголис А. А., Ушаков Д. В. Образование одаренных – государственная проблема // Психологическая наука и образование. 2009. № 4. С. 5–14.
Совладающее поведение: Современное состояние и перспективы / Под ред. А. Л. Журавлева, Т. Л. Крюковой, Е. А. Сергиенко. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2008.
Сосланд А. И. Фундаментальная структура психотерапевтического метода, или как создать свою школу в психотерапии. М.: Логос, 1999.
Сосланд А. И. Психотерапия в сети противоречий // Психология. Журнал Высшей школы экономики. 2006. Т. 3. № 1. С. 46–67.
Степин В. С. От классической к постнеклассической науке (изменение оснований и ценностных ориентиров) // Ценностные аспекты развития науки. М., 1990. С. 152–166.
Стресс, выгорание, совладание в современном контексте / Под ред. А. Л. Журавлева, Е. А. Сергиенко. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2011.
Теория и методология психологии: Постнеклассическая перспектива / Отв. ред. А. Л. Журавлев, А. В. Юревич. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2007.
Юревич А. В. Психология и методология // Психологический журнал. 2000. № 5. С. 35–47.
А. Л. Журавлев, Д. В. Ушаков
Пути и принципы взаимодействия теоретико-экспериментальной психологии и практики
Уточним основные понятия, в частности, то, что понимается под академической психологией. Понятие академической науки этимологически имеет институциональный смысл: это та наука, которая развивается в исследовательских учреждениях академий. В реалиях западных стран ее следует скорее назвать университетской, поскольку там основную научно-исследовательскую нагрузку несут университеты, а не академии. Университеты ведут подобную работу и в нашей стране, поэтому можно предложить термин «академико-университетская психология».
Однако отнюдь не все научные сотрудники академий и преподаватели университетов имеются в виду, когда речь идет об академической психологии и обособившейся от нее практики, в основном психотерапевтической. В университетах, как западных, так и отечественных, трудится, например, немало психоаналитиков, которые привержены клиническим методам и занимаются психотерапевтической практикой. Это означает, что граница обсуждаемого раскола имеет не институциональный характер, а относится к способам работы со знанием, различие в которых приводит к образованию обособленных профессиональных сообществ.
Термин «академический» этимологически и семантически близок слову академичный, т. е. следующий определенным канонам, которые связывают с «хорошей наукой». Однако вновь это не очень удачный демаркационный критерий, поскольку, пожалуй, трудно отказать ряду психоаналитиков в академичности, в то время как представители противоположного полюса могут быть академичными не в полной мере.
Может быть, адекватнее в рассматриваемом контексте использовать термин фундаментальная психология? Фундаментальная наука противопоставляется не только практике, но и прикладной науке. Фундаментальная наука устанавливает общие закономерности явлений. Прикладная наука на их основе строит модели конкретных процессов, имеющих практическое значение. Практики создают устройства, технологии и осуществляют их применение. Например, фундаментальная психология изучает, среди прочего, общие закономерности переработки информации, инженерная психология как прикладная отрасль строит модели переработки информации оператором при управлении различными техническими устройствами, которые затем могут быть использованы практиками при создании этих устройств и организации работы с ними (Ушаков, Журавлев, 2011в, 2012б).
Этот анализ значения термина показывает, что ни в рамках данной статьи, ни в каком-либо другом контексте заменить словосочетание «академическая психология» на «фундаментальная психология» нельзя. Академическая наука шире фундаментальной, и разрыв между фундаментальными и прикладными областями психологии не проходит. Более того, например, теория З. Фрейда в ряде аспектов (общие представления о личности и ее взаимодействии с обществом) вполне может быть названа фундаментальной, хотя включает и прикладные аспекты, и применяемые на практике психотерапевтические техники.
Настоящий водораздел проходит по линии использования контролируемого эксперимента. Одна психология, часто именуемая академической, строит теории на основе эксперимента или воспроизводимого исследования, а другая, именуемая практической, сверяет их с клиническим наблюдением и строит на них практическую деятельность, не особенно заботясь о воспроизводимой проверке.
Отсюда в качестве вторичных возникают и остальные определения. Наука, основанная на эксперименте, должна быть связана с лабораториями, находящимися в университетах и академиях, что, однако, не мешает науке, не имеющей к эксперименту отношения, обосновываться там же.
В то же время эту науку не совсем точно было бы назвать экспериментальной, поскольку, предполагая эксперимент в качестве необходимого звена, она к нему не сводится. В психологии, конечно, нет такой выраженной специализации, как в физике: на теоретиков и экспериментаторов. В психологии, с одной стороны, не столь развитый моделирующий аппарат, как в математической физике, а с другой стороны, не столь сложная аппаратурная организация эксперимента. Функции теоретика и экспериментатора в нашей науке в результате тесно связаны.
Практика в таких областях психологии, как психотерапия, где нет опоры на воспроизводимый эксперимент, тем не менее не может быть названа атеоретичной: в ее основе лежит теория, однако не экспериментальная, а основанная на впечатлениях клинициста. Классический пример – более чем вековая история психоанализа, в течение которой его основные положения не получили должного экспериментального подтверждения. Эдипов комплекс, стадии детского развития, принципы толкования сновидений – все это гипотезы, не выдерживающие экспериментальной проверки.
Самым точным было бы определить ее как науку, в которой теории обосновываются путем эксперимента или иных контролируемых и воспроизводимых эмпирических исследований. Такое определение, однако, было бы слишком длинным, поэтому в дальнейшем будет использован термин теоретико-экспериментальная психология.
Мы будем употреблять в качестве синонима и термин академическая психология. Хотя, как было показано выше, этот термин не совсем точно обозначает соответствующую реальность, нам представляется важным использовать его, чтобы сохранить единое терминологическое поле с предшествующими работами, где употреблялся именно этот термин. Следует специально оговорить, что при употреблении понятия «академическая психология» в этой статье имеется в виду теоретико-экспериментальная психология, а не те клинически ориентированные отрасли, которые в той или иной форме обосновались в академиях или университетах.
Термин фундаментальная психология будет употребляться в другом значении – в качестве противопоставления как практике, так и прикладной науке. Таким образом, фундаментальную психологию мы понимаем как часть теоретико-экспериментальной, или академической (Ушаков, Журавлев, 2011б, 2012а).
Соответственно на другом полюсе дихотомии по отношению к теоретико-экспериментальной психологии находится психологическая практика. Когда эта практика отделяется от теоретико-экспериментальных исследований, она уже перестает быть стороной единой психологии и превращается в относительно независимую практическую психологию. Прикладная психология, исследующая закономерности конкретных практически важных процессов, тем самым занимает промежуточное место между фундаментальной психологией, с одной стороны, и практикой, с другой. При этом прикладная психология, наряду с фундаментальной, входит в сферу теоретико-экспериментальных исследований.
Заметим, что, приводя определения терминов, мы ни в коем случае не утверждаем, что любая теоретико-экспериментальная психология оторвана от психологической практики. Мы утверждаем, что там, где этот разрыв существует, он происходит между теоретико-экспериментальной психологией и практикой, а не в какой-либо другой части науки. Многие психологические теории, построенные в университетах и академиях на основе экспериментов, имеют прикладные и практические аспекты (Ушаков, Журавлев, 2011 г), а многие виды психологической практики основаны на экспериментально обоснованной теории (Ушаков, Журавлев, 2011а). Масштабы этого разрыва и его причины предстоит уточнить.
Пути взаимодействия фундаментальной науки и практики
Теперь следует перейти к анализу механизмов взаимодействия теоретико-эмпирических исследований и практики в различных научных областях. Это взаимодействие происходит между тремя основными процессами. Первый состоит в развитии представлений об устройстве мира. Второй – в создании на основании этих представлений объектов и технологий, отвечающих практическим потребностям. Третий процесс – проверка эффективности этих объектов и технологий, дающая обратную связь и материал для дальнейшего совершенствования.
Все три процесса принципиально взаимосвязаны. Любое сконструированное человечеством устройство (процесс или технология) основано на том или ином представлении о естественных, природных процессах, из которых инженерное (в широком смысле слова) искусство создает приспособления, отвечающие определенным потребностям. Даже магические практики основываются на тех или иных представлениях о действительности. Однако эффективность практики, если понимать под ней предсказуемость, возможность оценки соответствия результата ожиданиям, оказывается наибольшей, если в основу практики положена наука экспериментального типа, в которой модели обосновываются путем сопоставления их предсказаний с результатами специально организованных экспериментальных исследований (experimentus crucis).
В то же время эти процессы относительно независимы как исторически, так и в плане функционирования в сложившейся науке. Так, сегодня трудно представить строительство без расчетов, основанных на теории сопротивления материалов. Однако сопромат – изобретение намного более позднее, чем, например, строительство мостов. Древние римляне строили акведуки, конечно, не без теории, но их теории, подобно современным психотерапевтическим концепциям, были сводом правил, образованных опытом строительства и сметливостью строителей. Экспериментальная наука сопромата в самых ранних своих формах возникла, как считается, в трудах Г. Галилея, который в начале XVII в. впервые обосновывал необходимость применения аналитических методов ерасчета взамен эмпирических правил. Затем уже Р. Гук во второй половине того же века экспериментально установил носящий его имя закон, согласно которому удлинение стержня линейно зависит от приложенной к нему силы. В XVIII в. Д. Бернулли, Л. Эйлер, Ш. Кулон и др. основали теорию расчета стержня на изгиб и кручение, но лишь в XIX в. сопротивление материалов превратилось в экспериментально обоснованную науку, пригодную для проведения инженерных расчетов.