Вообще-то я ее не боялся. Миссис Миллер за своей дверью никогда не обижала меня. Я был послушным и лишь немного нервничал.
Миссис Миллер заставляла меня читать рассказы на определенных страницах, номера которых выкрикивала из-за двери. Она требовала, чтобы я перечитывал их снова и снова, очень медленно. Потом она разговаривала со мной. Обычно все начиналось с шуток по поводу адвокатов и мелкого шрифта.
— Есть три способа не видеть то, чего видеть не хочешь, — сказала она мне. — Один чертовски болезненный, он для трусов. Второй способ — закрыть глаза навсегда, что практически то же, что и первый. Третий — самый трудный, но и самый лучший. Надо сделать так, чтобы перед глазами было лишь то, что ты можешь позволить себе видеть.
Однажды утром я застал ту стильную азиатскую женщину. Она что-то быстро нашептывала через дверь. Я слышал, как миссис Миллер с явным неодобрением кричала ей в ответ. В конце концов молодая женщина пронеслась мимо, просто уничтожив меня своими духами.
Миссис Миллер смеялась, а во время еды была сверх меры разговорчива.
— Она нарывается на неприятности — путается не с той семейкой. С такими нужно держать ухо востро! — сказала она тогда. — Каждый там — хитроумный ублюдок. Не успеешь оглянуться, как тебя уничтожат.
— Есть там один упрямый горлопан… а есть один шустрый старик, имени которого лучше не называть, — бормотала она, — все они — поганые ублюдки, все! Им нельзя доверять, вот что я тебе скажу! Надо это знать, да! — Она засмеялась. — Уж поверь мне, пропадешь как нечего делать… — Как сегодня погода? — вдруг спросила она.
Я сказал, что облачно.
— С этим нужно быть осторожнее, — отозвалась она, — со всеми этими лицами в облаках. Нельзя не заметить, правда? — Она перешла на шепот. — Сделай одолжение, когда пойдешь домой к своей мамочке, не смотри вверх, мальчик. Вообще не смотри вверх.
Но когда я вышел, погода переменилась. Припекало, небо было синим-синим.
Те двое пьяниц опять бранились в холле. Я проскочил мимо них к двери. Пока я был у миссис Миллер, они все время спорили какими-то сдавленными голосами.
— Знаешь, сейчас я даже не вспомню, с чего все началось, — сказала миссис Миллер, когда я перестал читать. — Не помню! Просто ужас. Это все время ускользает от меня. Сказать по правде, может, я была слишком любопытной, слишком этим рисовалась. Не могу сказать, что я так этим гордилась, но вполне возможно… Вполне возможно. Но каков бы ни был вопрос, все дело в том, как увидеть ответ. Можно смотреть на вещи и видеть в них скрытое. Смотришь, скажем, на потеки смолы на стене или на крошащийся кирпич, на что-нибудь в этом роде… Есть способ разъять их. Если знаешь, как это делается, то можно прочесть то, что в них скрыто, что находится прямо под носом. Ты это видишь, но не замечаешь. Просто нужно знать, как это делается. — Миссис Миллер неприятно захихикала. — Кто-то должен тебя научить. Нужно завести определенных друзей. Однако, заводя друзей, невозможно не нажить и врагов. Нужно научиться видеть нутро. И то, что ты видишь, становится неким окном, через которое ты видишь все, что хочешь. Это как бы дверь.
Миссис Миллер долго молчала. Потом вдруг спросила:
— Там опять облачно?
И, не дождавшись ответа, продолжила:
— Если смотреть вверх и долго всматриваться в облака, то увидишь в них лицо. И в дереве тоже. Всмотрись в какое-нибудь дерево, в ветки и скоро увидишь их так, как надо. Появится лицо, бегущий человек или летучая мышь, да что угодно. Увидишь неожиданно. Раз, и в узоре веток проявляется изображение. Но не ты решаешь, что видеть. И ты уже не в силах не видеть. Вот чему надо научиться. Научиться читать детали, видеть, что есть что, и разбираться в них. Однако ж, черт побери, будь осторожен. Будь осторожен, чтобы ничего не потревожить.
Ее голос звучал так бесстрастно, что мне стало страшно.
— Открыв то окно, нужно быть чертовски осторожным, чтобы живущее в деталях не посмотрело в ответ и не увидело тебя.
…Когда я пришел в следующий раз, под дверью опять, завывая, бранился пьяный бродяга. Миссис Миллер крикнула мне, чтобы я пришел попозже, сейчас ей не нужна еда. В ее обреченном голосе слышалось раздражение. И она продолжила ругательски ругать своего посетителя.
Он орал в ответ, что она зашла слишком далеко, что она уже давно валяет дурака и нарывается. Он орал, что она за все заплатит в аду, ни за что ей этого не избежать и она сама во всем виновата.
Когда я вернулся, он громко храпел, свернувшись калачиком в грязном проходе. Миссис Миллер взяла обед, быстро его съела и вернула мне миску, не сказав ни слова.
На следующей неделе, как только я постучал в дверь, она схватила обед и принялась с жаром нашептывать:
— Все вышло случайно, — сказала она, словно отвечая на вопрос. — Я имею в виду, теоретически ты знаешь, что нечто может случиться. Тебя предупреждают, ведь так? Но, Господи, у меня дыхание перехватило и мороз пошел по коже, когда я поняла, что именно произошло.
Я ждал. Я не мог уйти, потому что она не вернула миску и не сказала, что я могу идти. Очень медленно миссис Миллер заговорила снова.
— Был новый день, — ее голос звучал с придыханием и как будто издалека, — можешь себе представить? Можешь представить, на что я была готова? Я была готова… изменить… увидеть скрытое. Книгу лучше всего прятать в библиотеке. Лучшее место для тайника — открытое место, у всех на виду. Я тренировалась, пробовала и наконец научилась. Настало время узнать правду. В первый раз я по-настоящему открыла глаза. Я всматривалась тогда в старую стену. Искала ответ на вопрос. Я уже говорила, что не помню его. Дело не в вопросе, а в том, что у меня открылись глаза. Я всматривалась в ряды кирпичей, потом поморгала и как бы ослабила взгляд. Сначала я видела в кирпичах лишь кирпичи, а в прослойках между ними — лишь полоски цемента. Но через некоторое время они превратились в настоящее видение. Как только все распалось на линии и формы, я задержала дыхание и начала видеть. Мне представился широкий выбор. Это были послания в трещинах стены. Какие-то намеки в открывшихся образах. Все секреты обнажены. Это было словно откровение. А потом, без всяких намеков, я вдруг увидела что-то еще, у меня даже сердце сжалось. Я поняла суть того изображения. Сначала это была лишь путаница линий, трещин и осыпающегося цемента, но, всматриваясь в стену, я различила рисунок. Я видела клубок линий, который вдруг превратился во что-то ужасное, древнее, и хищное, и жутко страшное. Оно тоже смотрело на меня. А потом я увидела, что оно движется.
— Ты должен понять, — сказала миссис Миллер, — ничего не изменилось. Понимаешь? Все время я продолжала смотреть на стену. Но в тот момент все происходило так, когда видишь лицо в облаке. Я просто заметила его в кирпичах, я просто заметила, как нечто смотрит на меня. Нечто злое. А через мгновение я опять заметила другое сплетение линий и трещин. Оно было там всегда, понимаешь? Рисунки на треснутом кирпиче, которые я видела секунду назад, выглядели как то существо, только теперь чуть ближе. А еще через мгновение еще одна картинка, еще ближе. Оно приближалось ко мне.
— И тогда я убежала, — прошептала миссис Миллер, — я убежала оттуда в ужасе, закрыв глаза руками. Я кричала и все бежала, бежала. А когда остановилась и приоткрыла глаза, то поняла, что добежала до конца парка. Я медленно убрала руки от лица и осмелилась посмотреть назад. На аллее никого не было. Я глянула на кусты, траву и деревья… И увидела его опять.
Словно задумавшись, она растягивала слова. Раскрыв рот, я подошел ближе к двери.
— Я увидела эту тварь в листве, — произнесла она совершенно несчастным голосом. — Повернувшись, я увидела листья так… словно они случайно сплелись, понимаешь? Я увидела образ. Не могла не увидеть. Сам не выбираешь, увидишь лицо в облаках или нет. Я снова заметила то чудовище, и оно опять подбиралось ко мне. Я закричала, и все мамы, папы и дети оглянулись на меня. Я отвела взгляд от дерева и быстро развернулась к одной милой семье, гулявшей неподалеку.
— Но оно было и там, в той же позе! — с болью прошептала она. — Оно было в складках пальто отца семейства, и в спицах детской коляски, и в беспорядке женских волос. Еще одно сплетение линий, понимаешь? Но не ты выбираешь, что ты увидишь. Я не могла не увидеть именно те линии. Чудовище оказалось еще ближе и смотрело на меня. Я опять отвернулась, но увидела, как оно приближается ко мне в облаках. Я отвернулась снова, и оно было готово схватить меня в колышущейся осоке пруда. А как только я закрыла глаза, клянусь, что-то коснулось моего платья. Ты понимаешь меня? Понимаешь?
Я не знал, понимаю я или нет. Конечно, сейчас ясно, что не понимал.
— Оно живет в деталях, — произнесла миссис Миллер бесцветным голосом. — Оно перемещается… в восприятии. Оно движется сквозь случайное сплетение линий. Иногда его ловишь взглядом, когда смотришь на облака, а иногда оно само тебя приметит. Но меня оно увидело целиком. Оно стережет свое место, а я глазела без всякого разрешения, словно назойливый сосед, который подглядывает через дырку в заборе. Я знаю, что это такое. Я знаю, что произошло. Оно таится рядом с нами, в том, что мы видим каждый день. Это владыка всех тварей, скрытых в простых вещах. Отвратительные, ужасные твари. До них лишь рукой подать. Наглые и невидимые. Тот демон поймал мой взгляд. Теперь он может двигаться через все, что я вижу. Для многих это просто случайность, правда? Что они увидят в переплетении проводов. Там таится тысяча картин. Просто сморишь, и некоторые проявляются. Но сейчас… Это чудовище, живущее в линиях, выбирает для меня картины. Оно может наброситься на меня. Оно заставляет меня видеть себя. Оно нашло выход. Выход ко мне. Через то, что я вижу. Я открыла дверь своего восприятия.
Ее голос был ледяным от ужаса. Я совсем не был готов к такому взрослому страху. Я беззвучно шевелил губами, словно пытался что-то сказать.
— Это была долгая, долгая дорога домой. Каждый раз, когда я украдкой смотрела сквозь пальцы, я видела, как эта тварь ползет ко мне. Она выжидала, чтобы наброситься. Стоило мне лишь чуть-чуть отвести руки, как вместе с этим я открывала и дверь. Я взглянула на спину женщины в свитере, и в рельефе ткани демон опять готовился прыгнуть на меня. Я взглянула на мостовую и увидела, как он преследует меня. Мне пришлось тут же закрыть глаза. Я пошла домой на ощупь. Потом я завязала глаза и попыталась все обдумать.
На время воцарилась тишина.
— Понимаешь, всегда есть простой выход. Но он пугает меня до ужаса. Я боюсь крови и боли, — произнесла она вдруг упавшим голосом. — Много раз я подносила к глазам ножницы, но даже с крепко завязанными глазами я не могла этого вынести. Можно было пойти к врачу. Можно было устроить все так, чтобы все прошло без боли. Но знаешь, я никогда… по-настоящему… не была… уверена, что это выход, — сказала она задумчиво. — А что, если найдется способ закрыть дверь? А? А глаза уже вырвали? Останусь в дураках, что скажешь? Мне ведь эти повязки тоже не помогают. Я пробовала. Всегда подсмотришь. Увидишь блики света или локон собственных волос — вот и проход. Что-то попадет в поле зрения, и остается только посмотреть как надо… тут же появится нечто, пришедшее за тобой. Это и есть проход. Это невыносимо… иметь зрение и вот так прятать его. Но я не сдаюсь. Видишь…
Ее голос понизился, и она заговорщически произнесла:
— Я думаю, что мне удастся закрыть эту дверь. Я научилась видеть, но могу и разучиться. Сейчас я пытаюсь найти способ. Я хочу снова увидеть в стене кирпичи. Ничего больше. Поиск. Конечно, я не могу читать сама — на печатной странице слишком много углов и линий, поэтому читаешь мне ты. И ты очень хорошо читаешь.
Я много раз думал о том, что она сказала, но никак не мог найти в этом смысл. Я читал миссис Миллер школьные учебники, старые нудные сельские истории и любовные романы. Наверное, она говорила о других посетителях, которые читали ей что-нибудь особенное. В противном случае то, что она искала, было, по-видимому, хитро запрятано в скучных строчках, которые я, спотыкаясь, ей прочитывал.
— Глядишь, найдется и другой способ выжить, — сказала она коварно, — и глаза оставлю, но и никаких деталей им не дам. Та тварь может заставить увидеть себя, но только через то, что там. Вот как она передвигается. Представь, если я посмотрю на пшеничное поле. Не могу даже подумать об этом! Миллионы, миллионы маленьких чертовых граней, миллионы линий. Из них можно сложить все, что угодно. Тут она себя и покажет. Прыгнет из засады. А если посмотреть на гравий, дом или лужайку… Но я ее перехитрю.
Нотка лукавства заставила ее голос дрогнуть.
— Держу его подальше, пока не нашла способ захлопнуть эту дверь. Пришлось все устраивать вслепую, с повязками вокруг головы. Конечно, пришлось повозиться, но теперь я здесь. В безопасности. Я в безопасности в своей холодной комнатке. Стены гладкие и белые. Окна я тоже закрасила. Шкаф у меня из пластика, поэтому, когда я просыпаюсь, мне не увидеть ничего сотканного или чего-нибудь в этом духе. У меня все мило и… просто. Когда все было готово, я сняла повязки, огляделась и… все в порядке. Чистые стены, никаких трещин, никаких деталей. Я даже на руки свои не смотрю. Слишком много линий. Твоя мама готовит мне отличный питательный суп, который похож на мороженое. Если я и гляну в миску, то не увижу там ни брокколи, ни риса, ни сплетенных спагетти — ничего, что создает линии или углы. Я открываю и закрываю дверь так быстро, потому что у меня только и есть, что это мгновение. Эта тварь готова прыгнуть. И секунды не пройдет, как она выскочит из одного только взгляда на твои волосы, книгу или что там еще.
Ее голос слабел. Я ждал, но она так ничего больше и не сказала. Потом я несмело постучал и позвал ее по имени. Ответа не было. Тогда я прижался ухом к двери и услышал, как она тихо плачет.
Ушел я без миски. Мама на это лишь поджала губы и ничего не ответила. Я не рассказал ей ничего о разговоре с миссис Миллер. Я был обеспокоен и совершенно сбит с толку.
Когда я в следующий раз принес миссис Миллер еду в новом контейнере, она быстро мне прошептала:
— Оно охотится за моими глазами. Здесь все белое. Нельзя ни на что смотреть. Нельзя смотреть в окно. Нельзя смотреть на ногти. Оно охотится за моим разумом. У меня даже не осталось воспоминаний, — с тоской сказала она. — Оно захватило их. Я вспоминаю старые времена… счастливые времена… а оно уже дожидается в рисунке моего платья или в крошках именинного торта. Раньше я его не замечала. Теперь замечаю. Мои воспоминания больше мне не принадлежат. Да и мечты тоже. Прошлой ночью я думала о морском береге, и тварь была там, в пене волн.
В следующие разы миссис Миллер говорила совсем мало. По ее просьбе я читал главы из книг, на что она лишь отрывисто бормотала. Ела она быстро.
Когда пришла весна, ее посетители стали появляться чаще. Стильная азиатская женщина теперь о чем-то спорила с добродушным пьяницей, а старик всхлипывал в дальнем конце коридора. Всегда был там и тот агрессивный мужчина. Он все в чем-то убеждал миссис Миллер и жаловался, а иногда разговаривал нормальным тоном, тогда она ему отвечала так же, как и остальным. Но обычно он все-таки кричал.
Я приехал в один из холодных дней и увидел, что этот здоровяк спит прямо под дверью, разливаясь в храпе. Я передал миссис Миллер еду, а потом сел на пальто и, пока она ела, читал ей что-то из женского журнала.
Когда она закончила, я, как всегда, ждал у двери с вытянутыми руками, готовый схватить пустой контейнер. Помню, я чувствовал, что что-то не так. Я беспокойно оглянулся, но все было вроде бы в порядке. Я посмотрел на пальто, на смятый журнал, на мужчину в коридоре, который лежал в отключке.
Но как только услышал, что миссис Миллер открывает дверь, я понял, что именно изменилось. Пьяница перестал храпеть. Он затаил дыхание.
На какой-то момент я подумал, что он умер, но мне было видно, как вздрагивает его тело. Глаза у меня расширились, я открыл было рот, чтобы прокричать предупреждение, но дверь уже начала открываться. Не успел я и выдохнуть, как этот вонючий здоровяк вскочил так быстро, как я и представить себе не мог. Он бросился ко мне с налитыми кровью глазами.